Нереал

Хронодесант в составе Корвина, Лирайт, Хэмси и Корнета, доставивший нас сюда, не только о мебели — и о еде мало беспокоился. Хотя Вася предлагал денег, чтобы добежать до круглосуточного ларька, хотя и я полез за кошельком, они уставились на нас, как на принцев крови, имеющих наглость требовать маринованных устриц, и командировали младшего. Корнета, на кухню варить макароны.

Серые макароны, опущенные в не успевшую закипеть воду и доведенные до состояния плохо размешанного цемента (или бетона?) получились того самого качества, которое моя строгая бабуля обозначает словом “по-польски”. Скажем, “котлеты по-польски” — это котлеты, которые нечаянно вывалили на пол и потом сметали на тарелку грязным веником... Корнет честно пытался обжарить эти жуткие макароны на остатках растительного масла, но, как мне показалось, выполнял эту операцию впервые в жизни.

Что любопытно — Корвин, Хэмси и даже Лирайт ели этот кошмар с большим энтузиазмом. Башарин тоже наворачивал — будь здоров. Очевидно, ему просто надоела ворованная на огородах картошка.

Комнат было две. Лирайт и Корвин ушли ночевать в дальнюю, более того — заперлись там, а Хэмси и Корнет легли на матрасах в проходной. Нам как гостям выделили два кресла с приставленными к каждому набитыми рюкзаками, неизвестно чьими, и спальник.

Но нам было не до сна. Вася велел нам с Башариным оставаться на кухне и приступил к допросу.

— Протокола не будет, — сказал он с таким видом, что мне одновременно сделалось нехорошо и отрадно. Нехорошо — потому, что Васька явно затевал какую-то противозаконную самодеятельность. А отрадно — в случае соблюдения юридически-процессуальных норм именно меня заставил бы этот вредитель конспектировать свою склоку с Башариным.

— Можно и с протоколом, — возразил Башарин. — Как там у вас положено? Протокол допроса подозреваемого...

— Свидетеля, — поправил Васька.

— ... от такого-то числа такого-то мохнатого года...

— Двадцать восьмого сентября... Нет, двадцать девятого! — внес я свою лепту.

— Какого???

Очевидно, скитаясь по огородам, Башарин не догадался делать на какой-нибудь стене зарубки.

— Двадцать девятого, — подтвердил и Вася. Башарин только вздохнул.

— Я уже знаю, что ты ни в чем не виноват. Ну и какого же ты лешего удрал, если не виноват? — резонно спросил Вася.

Это уже было начало допроса.

— Да-а, не виноват! — прохныкал здоровенный дядька Башарин примерно так же, как хныкал в возрасте четырех лет, будучи застукан за добыванием шоколадных конфет из запечатанной коробки. Имелось в виду — да-а, все факты — против меня, но на самом деле я действительно не виноват, и все вы, невзирая на оправдания, до смерти будете считать меня виноватым!

— Вот, Игорешенька, — Вася совершенно непедагогично показал на впавшего в младенчество Башарина пальцем. — Вот, смотри и учись, как не надо вести себя с органами власти. Этот мужчина наверняка был в указанное время занят чем-то противозаконным, но куда менее противозаконным, чем стрельба по президенту “Бастиона”. Допустим, он даже снимал колеса с чужой машины. Ну, что мы с ним сделаем за колеса? Обругаем, заставим вернуть украденное и впаяем какой-нибудь идиотский условный срок...

— Да не снимал я никаких колес! — заорал Башарин. — Что я — совсем идиот?

Мы переглянулись и одновременно повернулись к кухонной двери. Оба юных существа, Хэмси и Корнет, наверняка дрыхли без задних ног, но каково было Корвину и Лирайт в самую неподходящую минуту слушать такие вопли?

— Ну, я бы не рискнул так категорически заявлять... — тонко намекнул я.

— Башарин, прекратите наконец истерику! — казенным голосом рявкнул Вася. — Вы в состоянии осознать свое положение? Вы несколько месяцев стреляли в тире, и не просто так, а тренировались с Костей Сафари. Вы не выпадали из девятки. Я связался с курсами бодигардов и узнал, что вы хотели туда поступить, но возраст уже не тот, берут до тридцати пяти. Тем не менее вы продолжали всем рассказывать, что хотите сменить профессию, и тренировались! Так?

— Так, — не дождавшись от Башарина ответа, сказал я. — Давай, Вась, оглашай дальше!

— Дальше по списку — во время покушения на Ротмана вы были непонятно где. И, наконец, сбежали! Что я как следователь должен был подумать?

— Да чего ты — были, сбежали?.. — восстал против вежливости Башарин. — По-человечески нельзя, что ли?

— Я с тобой, дураком, пробовал по-человечески — так ты визжать начинаешь, — объяснил Вася. — Ну вот объясни мне — как назвать человека, который не виноват, но на всякий случай удрал? Он таким дурацким образом заставляет всю городскую милицию гоняться исключительно за собой, а настоящий преступник в это время благополучно скрывается!

— Эх!.. — сказал на это Башарин и махнул рукой. В голосе слышалось: все рухнуло, жизнь не состоялась, и одна у меня перспектива — пойти и повеситься. Это “эх” Васе явно понравилось — перед тем, как намылить петлю, человек бывает склонен к откровенности.

— Да если ты даже в это время квартиру брал — тебе умнее признаться! — проникновенно посоветовал он. — Потому что если на тебе повиснет эта идиотская стрельба по Ротману — тебя в покое не оставят. Ротмановская “крыша” начнет из тебя выбивать — кто заказал? А им нужно знать, кто заказал, чтобы доложить о своей бурной деятельности. Тебе непременно надо, чтобы угрожали твоей жене и твоим детям?

Очевидно, такой вариант Башарину в голову не приходил. Он вытаращился на Васю, как бы надеясь прочитать на его лице, что это просто шутки у ментов такие, но спокойно и неколебимо было Васино лицо, и тогда Башарин посмотрел в поисках спасения на меня. Однако я заблаговременно получил приказ не вмешиваться и этюдов по актерскому мастерству на материале древнерусского фольклора не разыгрывать. Мне оставалось лишь горестно развести руками.

— Ну... — пробормотал Башарин. — Ну... Вася насторожился — уже и по роже было видно, что человек осознал, в какую кучу дерьма вляпался, и готов говорить хоть до завтра — лишь бы его поняли и за шиворот оттудова вытянули! А глядя на Васю, оценил ситуацию и я.

— Jacta est alea! — не удержавшись, провозгласил я. Ну а кто бы удержался?

Вася сверкнул на меня серыми, вмиг потемневшими глазами, но Башарину было в тот момент не до латыни: он думал — с чего бы начать.

— Да это все Ленка... — наконец пробормотал он. Вася ни с того ни с сего показал мне кулак. Кулак был не слишком внушительный, но я видел как-то Васю в боксерских перчатках, обрабатывающего “грушу”, и менее всего хотел бы оказаться на ее месте. И потому не латинское, а вовсе французское выражение “Cherchez la femme!” замерло на моих губах, как бы в последнюю долю секунды прихваченное за хвост зубами.

— Оцени, Башарин, я даже не спрашиваю, что за Ленка такая, — пришел на помощь Вася.

— Ну, Ленка из двадцать третьей квартиры! — выкрикнул тот. — Ну, муж у нее в командировку уехал!

— Ясно, — сказал Вася. — Муж в командировке — это великое дело. Но почему ты из своего захода налево делаешь такую глобальную тайну? Ведь не зарезал же ты эту Ленку?

— Да все моя! — нервничая, принялся объяснять Башарин. — Моя, понимаешь? Сказала — еще один заход, и катись ты на все четыре стороны.