Нерушимый 10

Мы уже не рассчитывали на победу, столько радости было, что не хотелось ее омрачать сложным разговором. И я решил, что после товарняка с Бразилией точно сознаюсь. Бразилии мы продули 3:1, и не было настроения.

Так я откладывал и откладывал. В чемпионате СССР мы занимали лидирующую позицию, но могли и откатиться в середину, потому что мне, Микробу и Сэму предстояло покинуть команду и с 15 мая уехать на сборы в Ташкент. Это чтобы мы привыкали к высоким температурам. Чемпионат мира пройдет частично Канаде и Мексике, где летом жара просто запредельная, да и в Лас-Вегасе, Майами и Хьюстоне будет ад.

Как я и думал, пока мы три недели осваивали умение «выживи в аду», «Титан» проиграл «Торпедо», 1:2. Не было меня, чтобы отбить пенальти, а Васенцов не справился.

И вот, пришло время признания, ведь дальше тянуть некуда. Но ложь — это как скелет в шкафу, но который не просто там пылится, но и растет. И уже дверца открывается с трудом. Ну зачем туда заглядывать, и так ведь хорошо!

Нет, мы с Риной не были половинками. Половина — это что-то не целое, несамодостаточное, люди-половинки опираются друг на друга, как на костыли. Каждый из нас был целым, а вместе мы сливались в единое, чувствовали и понимали друг друга без слов, все больше и больше сближаясь.

Единственное, что стояло между нами — тайна моего происхождения. Подтачивали сомнения: неизвестно, что будет дальше, вдруг мы с Риной разругаемся, и она меня сдаст? Нет, это точно не про нее, она не дура. Да и ей никто не поверит. А те, кто знает, что я — скульптор, просто примут новые детали моей биографии как данность. Если нет — Горский заставит их принять, он ведь такой же, как я.

И вот мы вернулись пятого июня со сборов. Девятого у нас вылет на чемпионат, а тринадцатого — в Майами первая игра со сборной Австралии. Самая первая игра в принципе. С нас все и начнется.

То есть, чтобы рассказать все Дарине, у меня пять дней, и откладывать нельзя, потому что, судя по предсказаниям Гусака, с чемпионата я могу не вернуться.

И вот мы с Риной стоим на курительном балкончике жилого комплекса, откуда открывается вид на стадион «Титан», смотрим на клонящееся к закату солнце и — как достраивают стадион. Краны уже убрали, остались мелочи, и в конце июня должны монтировать огромную статую Прометея с факелом. Работы ведутся круглосуточно, ведь двенадцатого августа нам принимать гостей.

Рина уже совсем кругленькая, если со спины посмотреть на нее — то вроде все, как было: и талия, и попа не раздалась. Рожать жене во второй половине августа, как раз, когда будет в разгаре Лига Европы, и нам предстоит играть с обожаемыми «Рейнджерсами». И, хотя срок большой, пол ребенка мы по-прежнему не знали.

Обняв Рину сзади, я вдохнул запах ее волос. Сейчас или никогда.

— Рина, — хрипнул я, и жена сразу насторожилась, повернула голову.

Я включил глушилку в сумке, перекинутой через плечо.

— Что случилось? — встревожилась она.

И тут на дверь распахнулась, и на балкон вывалился курить тот самый мужик, которого мы встретили перед Новым Годом.

— Давно вас не было, — проворчал он, кивнул на стадион. — Ишь, как быстро, суки. То гремели, а теперь орать будут. Придурки, блин! Здоровые мужики гоняют мячик, а толпа смотрит и орет, орет. Тьфу! Лучше бы на завод пошли! А если петь будут всякие уроды, в натуре нам кранты.

— Так здорово же — слушать концерт бесплатно! — улыбнулась Рина, но стерла улыбку с лица.

Мужик плюнул с балкона и рассказал, на чем он вертел эти концерты. Мне хотелось отправить мужика в полет вслед за плевком. Вспомнилось «только жениться собрался».

Докурив, мужик предложил сообразить на троих, увидел живот Рины и голосом Левитана, с теми же интонациями, провозгласил, что будет двойня, мальчики. А раз мальчики рождаются, это к войне.

Наконец он ушел, и Рина обратила ко мне настороженный взгляд: что, мол? Все слова перепутались, мысли разбежались, канули в лету подготовленные ранее красивые вступления, и я последовательно рассказал сперва про Звягинцева, потом уже про его сознание в своем теле.

Слушая, Рина освободилась из объятий и мрачнела, мрачнела, мрачнела. Так, облако за облаком, в горах собираются грозовые тучи.

Закончив, я смолк, и она надолго замолчала, на меня предпочитая не смотреть. Я попытался ее обнять, но Рина скинула мои руки, прижалась спиной к балкону.

— Выходит, я совсем не знаю своего мужа, — произнесла она задумчиво, вскинула голову. — Ты хоть понимаешь, что сделал? Почему было не сказать раньше!

— Ты перестала бы меня любить? — не зная, как ее утешить и что делать, проговорил я.

— В том-то и дело, что нет! Потому что ты предпочел лгать и запутывать! Уж после свадьбы мог бы сказать! Нет, ты вешал мне лапшу на уши, и это здорово характеризует тебя как человека.

— Смалодушничал. Боялся этой твоей реакции…

— Ее бы не было! Твоя ложь значит одно: ты мне не доверяешь!

— Но почему сказал сейчас? — привел я контраргумент.

— Потому что понял, что я догадываюсь! — Она отвернулась, посмотрела вдаль. — Мне очень больно. Так больно, что я не знаю, как дальше… Ощущение, что меня предали.

Я не верил своим глазам и ушам. Это не моя жена! В нее как будто вселилась дура из мыльной оперы, высасывающая проблемы из пальца. И вместо того, чтобы утешать, хотелось ее встряхнуть, чтобы мозги встали на место.

— Именно что ощущение, — буркнул я.

Почему, ну почему она так резко превратилась в дуру?!

Рина повернула голову. Такое же выражение лица, наверное, было у Цезаря, когда он увидел, кто его ударил ножом.

— И как жить дальше, если даже тебе нельзя доверять? — спросила она будто бы у воздуха.

Потом глянула на стадион и вдруг за долю секунды запрыгнула на балкон, оттолкнулась и полетела вниз, раскинув руки и хохоча.

Я метнулся к ней.

— Рина!!!

… и проснулся от собственного крика, сел в кровати. За грохотом крови в ушах других звуков слышно не было. Дарина тоже проснулась, протянула ко мне руки. «Ну чего ты?» — прочел я по ее губам. Притиснув жену к себе, я поцеловал ее в макушку.

— Приснилось, как я собрался тебе кое в чем признаться, и ты спрыгнула с балкона, — не стал врать я. — Обещай, что не бросишься из окна.