Несгибаемый

Сразу же после приезда ее привели в большую, красиво обставленную комнату, подготовили ко сну и оставили одну. Клэр сидела у туалетного столика и в ужасе смотрела на свои дрожащие ледяные руки, не представляя, что ей делать теперь. Что с ней станется, если она будет вынуждена подчиниться, чтобы консумировать этот брак? Как она вынесет это? Как другой человек (Господи, теперь уже ее законный муж!) сможет коснуться ее, зная, что ей это просто невыносимо?! Как она выдержит это испытание? Клэр боялась сойти с ума еще до того, как это произойдет.

В комнате горели лишь камин и одинокая свеча в красивом бронзовом подсвечнике, который стоял на туалетном столике. Свет свечи освещал бледное лицо девушки, которая находилась на тоненькой грани. Прежде ее спасением было оцепенение, но его больше не стало, и не стало больше защиты, которая бы уберегла ее от настоящей беды.

Во всем был виноват поцелуй. Зачем он это сделал? Как ей теперь жить с этим, с зияющей раной в сердце? Как она будет бороться и защищать себя, когда поцелуй сделал ее беззащитной и полностью одинокой в своей борьбе?

Клэр не представляла, где черпала свои силы, чтобы дышать. Она не обняла мать и сестер, когда настала пора уезжать. Она не взглянула даже на отца, впервые с готовностью вложив руку в ладонь своего мужа и последовав за ним, лишь бы уйти подальше от людей, которые предали ее. Которых она не могла простить, даже если бы и захотела.

И вот теперь в одиночестве собиралась столкнуться с испытанием, которое и решит, останется она прежней или навсегда лишится того, во что верила, что любила и к чему стремилась.

Она не услышала, как щелкнул замок смежной с ее комнатой двери. Клэр лишь тогда заметила своего новоиспеченного супруга, когда он встал позади нее в нескольких шагах от туалетного столика. Пока она не увидела тень, а потом и его образ, возникший в большом зеркале с позолоченной рамой.

Клэр застыла, затаив даже дыхание, потому что впервые с момента знакомства они остались полностью одни. Она не могла пошевелиться, до ужаса боясь того, что вот сейчас Эрик подойдет к ней. Ей казалось, что если он дотронется до нее, у нее остановится сердце. Что она действительно никогда уже не будет прежней. Потому что не могла забыть его поцелуй. Ей было страшно. Так страшно, что она начинала задыхаться, едва представляла, что с ней станется, если он снова поцелует ее. Если… Ей даже в голову не приходило, что ее когда-нибудь будет целовать кто-то еще, кроме Клиффорда. Что кто-то другой будет дотрагиваться до нее, а не Клиффорд. Что может…

Эрик не произнес ни слова, лишь стоял и смотрел на нее серо-голубыми глазами, внушая ей такой всепоглощающий, леденящий душу страх, что задрожало все тело. На одно короткое мгновение Клэр вспомнила человека, которого повстречала в музыкальной комнате дяди Джорджа. Человек, который уберег ее от падения, который уверял ее в том, что она хорошо играет и подарил ей ее любимые цветы. Почему-то Клэр была уверена, что тот человек никогда бы не обидел ее, никогда бы не сделал того, что причинит ей боль. Тот Эрик помог бы ей, уступил бы, освободил бы ее…

Но в зеркале отражался образ высокого, неприступного мужчины, который пошел до самого конца. И теперь оставался последний шаг, чтобы утвердить то, что теперь всецело принадлежало ему.

Он снял парадный черный фрак и шейный платок и накинул на себя винного цвета халат, перевязанный поясом. Руки были заведены за спину уже знакомым для нее жестом, необычные глаза мерцали в приглушенном свете свечи и камина, внушая ей еще больший ужас.

— Как ты себя чувствуешь?

Нервы были натянуты до такой степени, что даже звук его тихого голоса мог запросто лишить Клэр самообладания, которое она теряла с такой стремительностью. Вцепившись в деревянную столешницу дрожащими руками, она на секунду прикрыла глаза, чтобы восстановить дыхание, потому что тихий шепот, нарушивший молчание, подействовал на нее сокрушительно. Голос, наполненный неуместным беспокойством за нее тогда, когда всему миру было наплевать на нее.

Удивительно, но теперь им не нужно было притворяться, будто все хорошо. Потому что, возможно, именно сейчас он понял, кого взял в жены: девушку, сердце которой было отдано другому.

Сделав глубокий вдох, Клэр медленно встала и обернулась к нему, чувствуя, как дрожит пол под ногами. Она не собиралась подчиняться, не собиралась допустить, чтобы растоптали последнее, что принадлежало ей. Глядя прямо в глаза своего мужа, она сказала то единственное, что было приемлемо для нее.

— Вы ведь понимаете, что все, что сейчас произойдет, будет происходить только в том случае, если вы приложите для этого все свои силы, потому что добровольно я не стану делать больше ничего?

Клэр поразилась тому, что сумела произнести всю эту длинную фразу, даже не запнувшись. Удивлялась смелости, с которой смотрела на него. Смелости, которая стремительно покидала ее по мере того, как длилось молчание.

Эрик по-прежнему стоял на своем месте. Не пошевелился. И лишь только приглядевшись, Клэр заметила, как непривычно он бледен. Нахмурив свои прямые брови, он медленно покачал головой.

— Не так я все представлял себе, — наконец, заговорил он.

Горечь, смешанная с болью, которая прозвучала в его голосе, напугала и вместе с тем разозлила Клэр настолько, что она перестала даже дрожать.

— Удивительно, что вы вообще могли себе что-то представить, учитывая наш последний разговор. Что вы хотели от девушки, которая любит другого?

Голова его едва заметно дернулась, будто его ударили. Лицо его стало почти белым, а глаза опасно потемнели. Он сжал челюсти так сильно, что на щеках задергались желваки. Никогда еще она не видела его таким неумолимым, таким напряженным, почти чужим. Незнакомым настолько, что это до смерти пугало ее.

— Я не знал, что вы любите другого, когда встретил вас.

Такое легкое и простое оправдание. Но он ведь знал это, когда просил ее руки, когда она отказала ему. Он знал всю правду, но предпочел не замечать этого и не принял ее отказа.

— И вы думаете, что теперь после свадьбы я могу по щелчку пальца разлюбить его?

У него было такое непроницаемое выражение лица, что невозможно было понять, что он испытывает. Как сильно сердится на нее за ее прямоту, но Клэр не собиралась молчать. Потому что ей нечего было терять. Вернее, у нее осталось последнее, что она могла потерять.

— Я не знал, что вы любите другого, когда встретил вас, — повторил он так, будто пытался донести до нее важную мысль, которую она до сих пор не понимала.

И ведь она не понимала, как могла одна нелепая ошибка привести к таким последствиям. Как мог стоявший перед ней человек захотеть испортить свою собственную жизнь, пожелав жениться на той, которая любит другого? Как могло приятное знакомство перерасти в кошмарное супружество?

— Да, люблю, — простонала Клэр и обессилено оперлась о столешницу туалетного столика, чувствуя, как холодеет у нее в груди. — Я не скрывала этого. Это вы предпочли не замечать очевидное.