Нет мне ответа...

Серёжа Задереев, дела которого не без моей помощи потихоньку налаживаются, с моего согласия включил тебя в молодёжный семинар, который будет в Красноярске осенью. Я просил его, и он выполнил мою просьбу включить тебя в число руководителей семинара. Работа, конечно, неблагодарная, но это даст тебе возможность за казённый счёт приехать в сибирские дали, пообщаться со мной и ребятами, прочесть мои рукописи в неотредактированном виде, и поговорить надо о многом, в том числе об Алёше Прасолове. Предлагают в "Современнике" написать предисловие к его избранному, а я им ответил, если в паре с Курбатовым — пожалуйста, а одному мне обстоятельное, путное предисловие к такому сложному и глубокому поэту не освоить.

В августе, в конце, если буду здоров, съезжу в Монголию. Пришло приглашение от посла ФРГ, туда, если тоже буду здоров, собираюсь поздней осенью. Может, вырвусь на рыбалку, но холод ночами осенний, звёзды ясные невозмутимо пялятся, не стыдясь, на землю, заросшую бурьяном от сырости и гнили, в лес не сунешься — клеща больше, чем комаров, стало.

Вот 12 июля (самый жаркий месяц в Сибири) сижу в тельняшке, обут в валенки — светопреставление-то, оказывается, и так может простенько начинаться.

Поклоны жене и Севе. Большой, наверное, уже парень? С гробовозовским поклоном! Виктор Петрович

Р. S. А у нас, у гробовозов-то, всё сложно! Вино в Овсянке совсем не продают. Тихо и боязно, собаки круглосуточно бухают, не понимают ситуации.

18 июля 1985 г.

Овсянка

(Г.К.Сапронову)

Дорогой Геннадий!

Простите меня, если можете! Я взял Ваше письмо вместе с кучей писем в деревню, чтобы оттуда написать Вам ответ. Но... Опять это «но»! Куда-то задевался конверт от письма, газеты у меня с собой не было, я со дня на день собирался в город, но вдруг из-за непогоды начал работать. Потом я собрался в Иркутск и подумал: чего мне писать ответ, увижу человека и всё обскажу, а от писанины, особо от писем, меня и так уж воротит.

Но... опять но! Взял и заболел не совсем привычной болезнью — обострение пневмонии от сыри и холода, а пока выбивал из себя пневмонию лекарствами, довёл до приступа печень. И вот теперь недолеченная пневмония гложет, нудит печень, усталость после непогоды и работы адская. Наступила наконец погода, так, может, отдохну и долечусь.

Вы уже в «Комсомолке» или нет? [Тогда решался вопрос о моём переходе на работу собкором. — Сост.] Если в «Комсомолке», то прошу Вас ничего туда не делать. Вы сделали превосходный материал в иркутской газете (это не только моё мнение), и, я думаю, этого вполне достаточно.

Из остатков материала остатки и получаются — это раз. Второе — видимо, так мало порядочных людей в литературе, что нас с Валентином [Распутиным. — Сост.], даже полупорядочных людей, затаскали по газетным страницам, как девок по общежитским постелям. Третье — «Комсомолка» никогда не решится дать материал на том уровне храбрости, на коем Вы как редактор позволили себе это сделать в областной газете. В этом меня ещё раз убедила шустренькая статейка о романе Ю. Бондарева «Игра» на страницах «КП», сего странного издания, которое всё ещё ратует за продолжение подловато-ремесленной книжонки, состряпанной Караваевой и Колосовым по снятым матрицам Николая Островского, мудака, в моём нонешнем понимание весьма и весьма изрядного, наделавшего много вреда всем нам.

Пишу на газету, так и не найдя конверта. Надеюсь, не затеряется.

9 октября 1985 г.

(Ф.Р.Штильмарку)

Дорогой Феликс!

И телеграмму, и письмо получил [сообщение о смерти отца Феликса, писатели Роберта Александровича Штильмарка. — Сост.]. Я потерял своего непутёвого отца шесть лет назад, и передо мной открылась та же пустота, и свободен путь вперёд сделался. А ведь отец у нас был нам не родителем, больше производителем, но родителей, как и вождей, не выбирают. Все дороги. Всех жалко. По всем сердце болит и болеть никогда не перестанет, с той лишь разницей, что о непутёвых родителях он болит вдвойне.

Я думаю, Феликс, что тебе, как очеркисту, надобно вступать в Союз писателей, а не в какой-то профсоюз московских литераторов — прозаиков. Для этого тебе надо проделать кропотливую работу — подобрать всё тобой написанное и обратиться к близким твоему сердцу писателям. Одну рекомендацию мою, считай, ты уже имеешь, вторую попроси у Юры Черниченко — это очень порядочный и умный человек, а принимают очеркистов в Союз чуть снисходительнее, чем остальных. Их мало, оттого что работа их нехлебная и вызывает много неудовольствия своей обнажённой документальностью. Краснобайство, пустословие и ложь криводушная оплачиваются лучше, чем горькая правда.

Но если тебе нужна бумага от меня насчёт профсоюза, сам отстучи её на машинке, пришли, я её подпишу, а то если я начну писать сей документ, то тебя никуда, кроме ЛТП и тюрьмы, не примут.

Ещё раз прими моё сочувствие, положи цветочек на могилу отца, скажи, что от сибиряков с извинениями за то, что они его тут, за колючей проволокой, чуть не уморили и не заморозили, и с благодарностью за то, что он здесь, спасая душу, написал своего «Наследника из Калькутты».

Мир его праху! Кланяюсь. Виктор Петрович

9 октября 1985 г.

Красноярск

(В.Юровских)

Дорогой Вася!

Я вчера возвратился из деревни на городские квартиры, закончив работу над маленьким, но очень дерзким и трудным романом о современности (делал рассказы — они уже печатаются, пусть и с обрезонами, в седьмом номере «Юности» и в девятом номере «Нового мира»), и вот с одного рассказа вывело меня на роман.

В нём всего шесть листов, но рабо-оты-ы! Лето было плохое, холодное, дождливое, и ничего иного не оставалось, как сидеть за столом. На исходе лета ездил в Монголию и с делегацией писателей на машинах проехал почти две тысячи километров по пустыне Гоби. Пустыня как раз цвела. Боже, какая прекрасная планета досталась этакой сволочи, живоглоту, безумцу, предателю и ублюдку под названием человек! Мы недостойны своей матери-земли, мы — свиньи на двух ногах, подрывающие корни дерева, которое питает своими плодами свиней безропотно и бесплатно.

Готовлю дополненное и исправленное издание «Последнего поклона», написалась вдруг новая глава, пойдёт в первом номере «Сельской молодёжи», если цензура не снимет; снимается трёхсерийный телефильм «Где-то гремит война», пишу «затеси», делаю массу всякой работы.

Пить уже не могу нисколько. Кроме лёгких, пошаливать стали печень, желудок. В Монголии на дикой пище я их поджёг хорошо, до се прихожу в себя.

Были летом ребятишки в Овсянке — сначала Ириша с Витей и Полей, а недавно Андрей с женой.

Собираюсь съездить в ФРГ (нужно для работы над военным романом) и все, сажусь на прикол, наверное, зимой не миновать мне опять больницы, а пока сильно болит голова от усталости и взвинчены до предела нервы.

Сала, если барсука задавите, пришли, попробую поправить им лёгкие, хотя уже их поправить трудно. Болят все раны и царапины к непогоде. Поклон всем шлю. Виктор

Конец октября 1985 г.

(В.Г.Летову)

Дорогой Вадим!

А я тут последнее время часто тебя был вынужден вспоминать — заканчивал работу над рассказом «Ловля пескарей в Грузии», и там есть об Убилаве и о некоторых наших общих наблюдениях и мыслях.