Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 2

Как видим, заключительный аккорд «выдержан» вполне. Можно было бы, впрочем, и здесь заметить, что Чернышевский если и мечтал, то не о «творцах бури», а о самой буре. Он не мог также мечтать о «советских веках», потому что советский период есть переходный период от капитализма к коммунизму, который не может длиться веками… Но не будем придирчивы: наш поэт написал поэтическое [57] произведение. А в поэзии допускаются «вольности». Но ведь и поэтические вольности надо поставить в какие-то границы.

57

Здесь я далее разрядка Вяч. Полонского.

………………………………………………………………………………….

…«волны с Волги бились в дали»… Волны реки не могут биться в «дали», даже если «дали» рифмуются с «мечтали»… Нельзя затем «вонзить гневный мозг» – даже если «мозг» рифмуется с «розг»… Не меньшее недоумение испытывает читатель, когда читает:

Орел двуглавый крылья штопал,Спасая шкуру от крестьян.

Во-первых, крылья нельзя штопать даже тогда, когда «штопал» рифмуется с «Севастополь». Кроме того, орел, даже двуглавый, не может спасать «шкуру», ибо у орла, даже у двуглавого, шкуры не бывает.

………………………………………………………………………………….

Почуяв правду, разночинец,Как озверевший в клетке лев…

Это – набор пустых слов… лев – озверел. Ему и звереть не надо – на то он и лев.

………………………………………………………………………………….

А доктор Маркс, насупив брови,Впивал в усатые устаЦепной России говор вдовий,Чтоб Чернышевского читать.

…Почему уста доктора Маркса усатые? Почему он этими «усатыми устами» «впивал» «говор» и именно «вдовий» – это тайна за семью печатями. Все это напоминает капитана Лебядкина, который тоже писал стихи…

Жил на свете таракан,Таракан от детства,И потом попал в стакан,Полный мухоедства…

Капитан Лебядкин чувствовал здесь некоторую неслаженность. Он поэтому объяснял, что мухоедство – это «когда летом в стакан налезут мухи, то происходит мухоедство». Но Сергей Городецкий никакой неслаженности в своем стихотворении не чувствует и никаких объяснений, естественно, не дает.

Я вспоминаю другое стихотворение того же Лебядкина:

Любви пылающей гранатаЛопнула в груди Игната,И вновь заплакал с горькой мукойПо Севастополю безрукий.

И это стихотворение вызывает меньше недоумений… чем приведенные вирши Городецкого. Но стихи Лебядкина – пародия. Достоевский издевался над стихомелей… И, однако, капитан Лебядкин, оказывается, умел писать стихи не хуже, чем наш прославленный поэт.

Но ведь Городецкий, книгу которого когда-то ценил Хлебников, Городецкий, некогда гремевший как автор «Яри» и «Перуна», Городецкий был в самом деле настоящим поэтом. Для примера напомню его знаменитое стихотворение «Сретенье царя».

Как безукоризненно, с технической точки зрения, оно было сделано! Какой в нем был пафос, какая плавность стиха, какая точность эпитета! Я не говорю об «идеологии» этого стихотворения – монархической и реакционной; с точки зрения теории «социального заказа» в этом нет ничего зазорного; таков ведь был «социальный заказ» той эпохи. Изменилась эпоха – изменился заказ. Городецкий из монархиста сделался попутчиком – очень хорошо! Пожмем руку Городецкому! Он вместе с нами идет к коммунизму – что ж! – . Тем лучше для Городецкого! И упрекать его в том, что, как поэт, он когда-то выполнял «заказ» царя, – я не буду. Но я хочу сказать, что если из поэта монархии Городецкий сделался поэтом революции, он должен каждой строкой своей показывать, что этот переворот не поверхностен, что «социальный заказ» выполняется им не за страх, а за совесть, что смена точки зрения у него произошла не механически, а органически…

Сравнивая же «Сретенье царя» со стихотворением «Памяти Чернышевского», мы видим, что «заказ» царя Городецкий выполнял хорошо, а «заказ» пролетариата выполняет из рук вон плохо… Он как будто разучился писать. Потерял поэтическую форму. Но мы форму не отделяем от содержания. Мы ставим эту форму в теснейшую связь с содержанием. И если поэт Городецкий, умевший находить и эпитет, и рифму, и образ, и соответственный размер для стихотворения, когда выражал монархические чувства, потерял это уменье, как только ему пришлось выражать чувства революционные, – мы говорим: революционное содержание чуждо его сознанию… он неискренен, и, каковы бы ни были идеологические мотивы его стихов, и сколько бы славословий они ни содержали по адресу «творцов» Октябрьской бури, «советских веков» и т. д. – перед нами не литература» а макулатура.

……………………………………………………….

Дело не в том, что Городецкий когда-то был не с нами. Суть в том, что сейчас его поэзия – не наша, не революционная, лживая, натянутая, ходульная.

Полонский совершенно прав, когда называет Городецкого – автора «Яри» и «Перуна» – настоящим поэтом. Он совершенно прав, когда обвиняет его в махровом приспособленчестве. Он не прав лишь, когда утверждает, что Городецкий утратил чувство поэтической формы после революции, Городецкий утратил ее после первых же двух книг. И современники это заметили и отметили. По прочтении его книги «Ива» Блок записал в дневнике: «…вчера я читал: “Иву” Городецкого, увы, она совсем не то, что с первого взгляда: нет работы, все расплывчато, голос фальшивый, все могло бы быть в десять раз короче, сжатей, отдельные строки и образы блестят самоценно – большая же часть оставляет равнодушие и скуку».

Городецкий-поэт неуклонно рос книзу. Безвкусица, словесное недержание, недоработанность, неточность и необязательность словоупотребления – все это трупными пятнами кое-где проступает уже в «Яри» и в «Перуне». А в последующих дореволюционных книгах Городецкий радует читателя отдельными словосочетаниями, реже – отдельными строфами и еще реже – отдельными стихотворениями. И что уж так превознес Полонский «Сретенье царя»? Разве чтоб побольнее уязвить Городецкого? Оно написано более или менее гладко, в нем почти нет бессмыслиц – вот и все его преимущества перед стихами «Совгородецкого». Но в нем полным-полно штампов:

Из церкви доносилось пенье…Перед началом битв, как встарь,Свершив великое моленье,К народу тихо вышел Царь,Что думал он в тот миг великий,Что чувствовал, Державный, Он,Когда восторженные кликиНеслись к Нему со всех сторон?Какая сказочная силаБыла в благих Его руках,Которым меч судьба вручила [58] На славу нам, врагам на страх!Как море в мощный час прилива,Народный хор не умолкал,И Царь, внимая терпеливо,Главу ответно наклонял.К нему невидимые нитиИз всех сердец неслись, горя [59] …Так в незабвенный час событий [60] Свершилось сретенье Царя.

58

«Вручила рукам» (!).

59

Почему Вяч. Полонский не обратил внимание на «горящие нити»? Что проку было бы от них дарю? Горящая нить мгновенно сгорает, и, кроме дыма и неприятного запаха, от нее ничего не остается.

60

Что значит «час событий»?

Будем же справедливы: «социальный заказ» царя Городецкий выполнил не выше, чем на тройку с минусом.

Графоманией он заболел давно. Разница между предреволюционным и послереволюционным Городецким та, что до революции Городецкий все-таки был, а после революции сплыл.

И он прислушался лучисто [61] —

такая пошлая абракадабра стала для «перестроившегося» Городецкого не отклонением, а нормой.

Вот концовка стихотворения «Сергею Есенину»:

61

Из стихотворения «Александру Блоку.

Сломались брови на ветру.

«Любопытен я знать», каким это образом брови могут ломаться, да еще от ветра.

А вот две строфы из стихотворения «Валерию Брюсову»:

Когда как мертвых листьев шорохБыл слог, был звук, был лепет слов,Запушенных в шаманьих шорах [62] ,Свое он начал ремесло.Да. Помним. Заласкать мещанеХотели бронзу, сталь и медь,Чтобы от их проржавых тщанийГортани гневной онеметь.……………………………….Кликуши плакали и выли»Освистывали пьедесталИ злобой харкали – не вы ли,Кто нынче в гроб ему рыдал?

62

Здесь и далее курсив мой. – Я. Л.