Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

Герцог же был охвачен приступом неудержимой злобы. Он давно знал, что эта таинственная Черная маска враждебна ему, и сейчас гадал, что же она на сей раз могла сообщить королю такого, что тот предпочитал хранить в тайне.

— К черту! — прорычал герцог, вернувшись к себе во дворец. — Горе негодяю в маске, если он еще раз посмеет встать на моем пути! Тогда уж он не ускользнет от меня, клянусь своим спасением! — в бешенстве воскликнул он.

Погруженный в мрачные мысли, терзаемый беспокойством, Бофор вдруг хлопнул себя по лбу — как же он не заметил раньше этого странного совпадения? Раньше, когда здесь был незаконнорожденный, то и дело появлялся незнакомец в черной маске. Теперь ублюдок исчез, но появился этот таинственный чужестранец–маркиз — и человек в черной маске вновь дает о себе знать. «Бьюсь об заклад, — подумал герцог с уверенностью, — что этот маркиз как-то связан с проклятым ублюдком и посвящен во все. А этот рассказ о шейхе!.. Да, здесь, возможно, и таится разгадка…»

Герцог ворочался на своем ложе почти до утра, не в силах уснуть. А когда это наконец удалось, сон его длился недолго, и Бофор встал очень рано.

Его по–прежнему больше всего терзала неизвестность, и какой-то темный ужас шевелился в глубине его черной души. Стоило ему вспомнить о чужестранном маркизе, как перед глазами вставало лицо незаконнорожденного. Герцог редко, да и давно видел его, так что черты Марселя Сорбона в памяти потускнели и расплылись. И тем не менее герцог все увереннее находил что-то общее в облике маркиза и побочного сына короля.

— Где же Марильяк? — пробормотал Бофор, пытаясь отделаться от обуревавших его мрачных мыслей.

Виконт не заставил себя ждать. Он явился вскоре после того, как герцог вспомнил о нем.

— Какую весть вы принесли, Марильяк? — нетерпеливо воскликнул Бофор. — Выследили этого маркиза? Что вам удалось узнать?

— Если бы я не знал, что незаконнорожденный умер, ваша светлость, то сказал бы, что маркиз не кто иной, как Марсель, — ответил Марильяк.

Герцог мрачно уставился на него:

— Но ведь вы знаете, что Марсель Сорбон умер. Вы же сами донесли мне об этом, Марильяк!

Виконт подтвердил:

— Я донес о том, что сам видел и слышал.

Бофор так же мрачно, едва сдерживая бешенство, спросил:

— И тем не менее вы думаете, что ублюдок каким-то образом мог избежать смерти?

Марильяк замахал руками, воскликнув:

— Я не верю в это, ваша светлость! Это просто невозможно. Марсель Сорбон умер. Умер! Но на каторге он мог доверить товарищу по заключению все, что должно было умереть вместе с ним. Он мог сделать его наследником, если у него было что наследовать, и поручить мщение. Кто такой этот маркиз, никто толком не знает. Но все указывает на то, что ему известно очень многое. И может быть, даже все. — Марильяк помолчал и осторожно добавил: — Маркиз побывал и на островке.

Герцог оторопел.

— У дочери Вильмона?

Марильяк кивнул.

— У прекрасной Адриенны, возлюбленной незаконнорожденного.

Бофор вздрогнул и севшим голосом пробормотал:

— А что если это он сам, Марильяк? Что если ублюдок все-таки жив?

Но Марильяк уверенно успокоил его:

— Тогда мы — единственные, ваша светлость, кто пока знает об этом. И, значит, можем принять все необходимые меры.

Но герцог продолжал, охваченный тревогой и злобой:

— Если он был на Тичинелло, клянусь, это он! Скажите мне, Марильяк, где умер мушкетер? Знаете ли вы точно, где он окончил свои дни? Вы мне только сказали, что он умер. Но где?

Марильяк коротко пояснил:

— Близ Павии — так значилось в донесении.

— Значит, при Тичинелло! — Герцог злобно расхохотался. — Именно так. Значит, весьма вероятно, что этот неизвестный набоб, швыряющийся золотом, и есть ублюдок или наследник, или его доверенный. Я хочу знать точно, слышите? Надо непременно выяснить истину!

— Что вы намерены предпринять, ваша светлость? — осторожно спросил виконт.

— Я поеду с вами в Париж, Марильяк, — ответил герцог. — Вы понимаете, что означает, если этот маркиз и есть побочный сын короля? Если он нашел сокровища? Да, это он. Нет никаких сомнений! Что-то мне настойчиво говорит, что это он… — лихорадочно бормотал Бофор. Марильяк даже поежился, настолько ужасен был вид герцога — рыжие жесткие волосы встали на голове щетиной, борода растрепалась, глаза дико блуждали. — Это он, Марильяк!

Виконт решился возразить:

— Мое слово вам порукой, ваше сиятельство, что это не сам незаконнорожденный. Я это чувствую всем нутром. А через несколько дней мы точно убедимся в этом, узнав истину.

— Через несколько дней! — взорвался герцог. — Через несколько часов вы хотите сказать! — И, вскочив со стула, герцог бросился к выходу.

Марильяк поспешил за ним.

Усевшись в карету виконта, поджидавшую у подъезда дворца, они отправились в Париж. Герцог пребывал в неописуемом волнении, нетерпеливо подгоняя кучера. Мысль о возможности того, что ублюдку удалось остаться в живых и убежать с каторги, приводила его в сатанинскую ярость. Ужас, гнездившийся в глубине его души, не давал покоя, но герцог ни за что не признался бы даже самому себе, что боится мести Марселя, который когда-то поклялся отплатить ему смертью за смерть матери.

Через несколько часов карета наконец подкатила к городским воротам и, миновав их, помчалась по мощенным булыжником улицам, направляясь к парижскому дворцу герцога.

Там, прячась за выступом стены и опасливо озираясь, притаился мавр Гассан. Он словно кого-то поджидал.

Как только герцог и Марильяк вошли во дворец, лакей Валентин с таинственным видом приблизился к виконту.

— Я не знаю, ваша милость, что это значит, — прошептал он, — но черный слуга маркиза уже давно чего-то выжидает в переулке неподалеку.

Марильяк переспросил:

— Мавр маркиза?

Валентин утвердительно кивнул.

— Может быть, он поджидает тебя, — предположил Марильяк, — потому что твое угощение на днях настолько ему понравилось, что захотелось еще?

— Я не решался выходить, чтобы выяснить это, без вашего позволения, — признался Валентин.

— Ну, так иди и спроси, чего хочет этот мавр! — Марильяк нетерпеливо махнул рукой.

Слуга торопливо направился к дверям, а виконт, приблизившись к застывшему в мрачной задумчивости герцогу, проговорил:

— Скоро, вероятно, мы получим наконец объяснение всему, ваша светлость.

Бофор, словно очнувшись, прорычал:

— Я не хочу ничего знать, кроме одного — кто этот незнакомец, кто этот набоб, кто этот маркиз!

Марильяк уверенно откликнулся:

— Мы узнаем это, ваша светлость.

Спустя несколько минут Валентин возвратился. Марильяк нетерпеливо шагнул ему навстречу.

— Ну, нашел ты этого арапа?

Лакей ответил вполголоса:

— Да, ваша милость, да! Но толку от того было мало. Он словно онемел. Мне ничего не удалось выведать у него, как я ни старался.

Марильяк нахмурился и с недоумением спросил:

— Но что же он делает в этом переулке? Следит за дворцом герцога?

Лакей развел руками.

— Не знаю, ваша милость. Он ничего мне не сказал, только ухмылялся и вертел головой. Я хотел заманить его в трактир и подпоить, но он и слушать не стал.

Марильяк, не переставая недоумевать, бросил:

— Так замани его сюда, во дворец.

— Ничего не получится, ваша милость, он не пойдет, — ответил лакей уверенно. — Он не двинется с места, где стоит как статуя вот уже несколько часов. Головой ручаюсь, здесь что-то не так!