Невеста Красного ворона

— Ты осталась со мной, - не делая ни малейших попыток ко мне притронуться, говорит Ма’ну. И снова повторяет это, теперь уже одними губами, перемежая беззвучную чокнутую радость смехом.
– Ты выбрала меня.

— Конечно, я выбрала тебя, псих, - пытаюсь хмурится я.
– У тебя же снимки.

Но мы оба знаем, что в тот момент я была далека от мыслей о фотографиях. Я просто позволила себе быть безумной и свободной, как в ту ночь, когда лунник гнал «Додж» по пустым улицам города, а я визжала, выплескивая наружу застрявший глубоко внутри меня страх.

— Хочешь, звезду с неба, Вишенка?
– Лунник тянет меня за руку, заставляет придвинуться, завораживая своим ненормальным счастьем.

– Остров в океане? Личного джина в бутылке с неограниченным количеством желаний?

Он не дает ответить: притрагивается своими губами к моим, скользит по ним кончиком языка и чуть-чуть пощипывает, словно хочет дать почувствовать, что может быть сильнее и грубее. Я задыхаюсь от возмущения, но он крадет мой крик, взамен наполняя легкие своим дыханием, отравляя, делая еще более безумной. Я питаюсь поднять руку, чтобы врезать ему, но ничего не получится, потому что его губы - это просто что-то невероятное. И поцелуи. Ох, я бы хотела, чтобы он вот так же поцеловал каждый мой шрам. Может быть тогда они перестанут болеть. Хоть ненадолго.

— Вишенка, - пробуя прозвище языком, все еще в предельной близости от моих губ произносит Ма’ну.
– Моя прекрасная ар’сани. Придумала, чего хочешь?

За пределами нашего поцелуя существует громкий Хаос, помноженный на фотовспышки. И я цепляюсь в Ма’ну сразу двумя руками: просто скребу ногтями по его локтям, пытаясь сохранить себя в водовороте. Голова странно кружится, страха нет совсем, хотя я точно знаю, что натворила глупостей, и скоро последует расплата за все: и за гордыню, и за безумие.

Но это точно будет не сегодня. А значит…

— Хочу фисташкового мороженного, - бормочу я.
– На палочке. И ведерко карамельного попкорна.

Глава четырнадцатая: Ма’ну

Фисташковое мороженное.

И карамельный попкорн.

Мне почти больно от сдерживаемого смеха, который вот-вот разорвет грудную клетку. И поцелуй на губах все еще горит, словно я поцеловал саму Любовь. Или Страсть? Или Надежду?

Если бы я знал.

Я забываю обо всем на свете: хватаю мою ар’сани за руку и тяну прочь, через черный ход. Мы смеемся в унисон, когда она снова спотыкается и выражается так, как приличные девушки выражаться не должны.

— Ты сказала «блядь!» - ору я, даже не пытаясь сдерживать безумие. Нам не нужны тормоза.

— Я могла упасть и разбить нос, - в полумраке ее попытка выглядеть серьезной настолько милая, что мое несчастное сердце заходиться в убийственном ритме. Знаю, что нельзя, но ничего не могу поделать: ни одна игра, ни один всплеск адреналина на поле не превращает комок мышц в моей груди в заевшую обезьянку-барабанщика.
– «Ой, беда-огорчение» было бы уместнее?

— В постели ты тоже материшься?
– спрашиваю я. Мысль о том, как она будет объезжать меня и выкрикивать грязные словечки, превращает член в камень.

Я не знаю, что такое быть с женщиной. Я долбаный девственник, но уверен, что эта женщина перевернет мой мир на триста восемьдесят градусов.

— Пошел ты, извращенец, - злится Аврора и тихо охает, когда я опускаюсь перед ней на одно колено, поглаживая ладонями стройные бедра и идеальные лодыжки.
– Ты что творишь?!

— Снимаю с тебя туфли, Вишенка, а ты что подумала?

Я помогаю ей разуться, но отсюда, снизу-вверх, вид на ее ножки настолько роскошный, что я медлю. Любуюсь ямочками на коленях, гладкой кожей в плену чулок.

— Хочешь, чтобы я тебя полизал, Вишенка?
– спрашиваю, покусывая губы. Хочу ее так сильно, что готов выполнить угрозу в ответ на ее «хочу».

Боги, пусть она скажет «да».

— Я сказала, чего хочу, - фыркает Аврора и даже в темноте я вижу ее ставшие похожими на свеклу щеки.
– Мороженное на палочке и никакой порнографии.

Я предлагал ей звезду с неба - и не шутил. Я весь мир бы к ее ногам в тот момент положил. А Черная королева попросила мороженное.

Ну и кто из нас псих?

— Куда ты меня тащишь?
– спрашивает Аврора, когда я, взяв во вторую руку ее туфли, снова тяну мою бабочку прочь.
– Разве игра не сегодня?

Да, проклятье, игра сегодня, через четыре часа, и я должен провести их в покое и упражнениях на разогрев мышц. Я должен быть собран, подготовлен и думать только о том, что сегодня - чемпионат, и от того, буду ли я играть лучше, чем обычно, зависит будущее всей команды. Потому что соперникам «Воронов» этот кубок даже важнее, чем нам, ведь проигрыш будет означать большие перестановки внутри главного состава.

Боги, почему я думаю обо всем этом сейчас?

Ответ очевиден: чтобы не сойти с ума и не сделать то, что настойчиво лезет в голову, подбрасывая в костер возбуждения все больше развратных образов. В основном тех, где я поворачиваю Аврору к стене, задираю ее юбку, царапая нежную кожу бедер выше резинки чулок. Почему я так одержим ею? Почему мысль об обладании Черной королевой доставляют такое же болезненное удовольствие, как и желание ее уничтожить? Почему я не могу отделить одно от другого?

— Стой, псих!
– возмущается моя бабочка, и я послушно останавливаюсь.
– Нам нужно кое что обсудить, - говорит Аврора, пытаясь вывернуть запястье из моей хватки.
– Например, условия, на которых я согласна и дальше корчить твою невесту.

Я должен срочно заткнуть ей рот. Потому что да, нам есть, о чем поговорить, и нет, я не готов говорить об этом сейчас. Я не готов поднимать темы, которые обязательно натолкнуть ее на вопросы, отвечать на которые я не могу и не буду. Но ведь это Аврора Шереметьева: я могу хоть лоб расшибить, пытаясь ее переупрямить, но она все равно не уступит. Единственная возможность сделать по-моему - принудить ее молчать. Но сделать это можно только силой, а я не хочу ломать крылья моей ар’сани. Пока не хочу.

— О чем ты хочешь поговорить?
– спрашиваю я, с недвусмысленным намеком толкая ее к стене. Не хочу, чтобы мы узнали друг друга здесь: в темноте, в неприятных запахах и отдаленных возбужденных голосах, которые договариваются, у которого из выходов нас ловить. Ненавижу журналистов. Ненавижу то, что они могут сделать с жизнью других людей одним сраным заголовком и парочкой размазанных фото.

— О том, что я тебе не игрушка!
– выкрикивает Аврора и, клянусь, ее взгляд обещает мне все муки мира. Даже те, которые остались лишь в учебниках истории. Давай, Вишенка, я не боюсь боли, я готов принять тебя всякую, даже если ты выпьешь из меня душу своими поцелуями. Но взамен и я тебя уничтожу. У нашей истории не может быть полутонов и компромиссов.
– И не смотри на меня так!