Невеста мёртвого царя

– Кстати, а где хозяйка? – сонно спросила я, плавно погружаясь в глубокий сон.

Ответ кота, если он и был, я не услышала. Зато, когда проснулась на следующее утро, надобность в нем отпала – старуха уже вернулась и хлопотала у печки, подкидывая в нее дрова.

– От лежебоки, только бы жрать да спать, а я корми этих приблудных, баню им топи, на путь истинный направляй. Надоело! – ворчала Яга, искоса поглядывая то на Баюна, то на меня.

Поднявшись, я неловко поклонилась, вспомнив, как вели себя герои в старых русских сказках. Яга ухмыльнулась, но чинно кивнула в ответ.

– Что, продрала ясны оченьки? Кушать подано, иди умывайся, да садись за стол.

– Да как-то неловко… я и впрямь только ем, сплю, да в бане парюсь. Может, помочь чем?

Яга, молча сунув мне в руки кувшин с водой и чистый рушник, вернулась к своим делам. Схватив метлу, что-то над ней прошептала, и та начала сама мести пол. Уже не так сильно удивляясь чудесам, я с любопытством наблюдала за происходящим, забравшись с ногами на табуретку, сделанную из выдолбленного пня.

– Поможешь, коли сестру и мать своих пропащих найдешь. Насчет отца надежд не питай, он не из этого мира. Зато мать твоя где-то здесь, и сестра младшая тоже. Только уж много лет о них никто и слыхом не слыхивал. А найти их надобно… ключ у твоей матери есть, который врата небесные запирает, она тому ключу хозяйка. А ты, как первая дочь, стало быть – за ней володеть будешь.

Чувствуя, что вот-вот забуду, как дышать, я закидала Ягу вопросами про родителей, но та только отмахивалась.

– После, после. Умывайся иди, неряха такая, будешь слушать вообще, что те говорят, али нет?

Поняв, что добиться от нее прямо сейчас ничего не выйдет, я разочарованно отступилась и пошла выполнять, что мне велели. Умывшись, утерлась рушником, который пах медом и травами, и вдруг почувствовала, как сил прибавилось. Казалось, горы смогу свернуть, если захочу.

– Ну, вот и пришла в себя, наконец. Эх, девица, дорого ты мне далась, думала, уже не сдюжу… больно сильно душа твоя к тому миру привязана. Не хотела к этому прикрепляться, чуть не истаяла совсем.

– Ты о чем, бабушка? – удивилась я, вернувшись к столу.

Яга задумчиво крутила в костистых пальцах резную деревянную ложку.

– Ешь давай, не отвлекайся. Не твоя это печаль – лучше другое послушай, что знать хотела, про мать да про сестру.

– И про отца тоже… - едва проговорила я, с набитым ртом.

Кормила Яга так вкусно, что я вообще забыла о приличиях. Сегодня на столе стояли плошки с печеными яйцами, рассыпчатой кашей, сметаной, творогом и сыром, который буквально таял на языке. Рядом, на красивой деревянной досочке, высилась груда свежеиспечённого хлеба и крынка парного молока.

Интересно, откуда Яга все это берет? Я не видела у нее никакой живности, кроме кота… который, вроде, и не кот даже, хотя сути вопроса это не меняет.

– Не поперхнись. Про отца твоего сказывать не стану, дрянь человек, бросил твою мать, и вас с сестрой заодно. Хороший мужик дите свое не бросит, а о плохих что говорить?

Мне стало грустно от таких новостей. Нда, видимо и мама не была счастлива в любви. Жаль.

– Ладно, не говори. А что там про маму? Я смогу ее найти, да?

Яга плеснула молока мне в кружку, и Баюн, наконец проснувшись, шмякнулся на пол. Поднявшись уже в образе человека, наскоро умылся и протиснулся мимо меня к столу.

– Ну, коли сдюжишь, найдешь… врать не буду, задача не из простых, а будущего твоего я не вижу. С полукровками всегда так – в разные миры ходить могут, и судьба у них в каждом мире своя, от того и не увидишь ее сразу, запутана слишком. Одно скажу точно – если ты не сможешь, никто не справится. Такая уж тебе судьба выпала.

Яга, явно задумавшись, примолкла, и я перевела взгляд на Баюна, с неумной жадностью поглощавшего пищу.

– И куда в тебя столько лезет?.. – пробормотала я, чуть не силой отнимая у него последний кусочек сыра.

– Так ему две ипостаси кормить надо, а мышами мы брезгуем. Да, усатый? – Яга насмешливо взглянула на парня, но тот лишь что-то буркнул в ответ.

– Это как? – не поняла я.

– А так. Когда он в кошачьем облике, у кота живот пустой, кормить надобно, а когда в человечьем – там тоже желудок вчерашнего добра не помнит. Вот и жрет за двоих, спит за троих, а ленится за целый десяток.

Я весело фыркнула, снова взглянув на Баюна, но он уже превратился обратно в кота и спрыгнул на пол, царственно направившись к выходу. Яга, не дав ему уйти, приказала:

– Всадников зови. Всех. Нужно, чтобы девицу нашу признали сегодня же. Иначе силушки она у меня отнимет столько, что потом год пролежу на лавке, и будешь ты вокруг меня скакать: поить, кормить и старые мои кости в бане парить. А, да, еще и сказки сказывать, да чтоб каждый раз новые.

Баюн от таких угроз зашипел, шерсть на загривке у него поднялась дыбом, и кот резво скакнул за порог. Яга, в голос расхохотавшись, принялась убирать со стола.

– Принеси-ка мне, Адушка, воды из родника, только дальше него не ходи. Рано тебе.

Кивнув, я подняла стоявшее у входа ведро и направилась к краю расчищенного участка, где стояли дом и баня. Как раз там бил из земли говорливый родничок с удивительно чистой, прозрачной водой. Наполнив ведро, собиралась войти в дом, да не успела – вернулся Баюн, а следом за ним шли такие три гостя, что мне захотелось бросить все и бежать куда глаза глядят.

Шли они строем, но не вровень, а чуть друг за другом, идеально соблюдая между собой расстояние примерно в половину шага. Возглавлял это трио высокий, статный мужчина, в белом кафтане, белых же сапогах, да и вообще – все у него было белым, даже взгляд, хоть я и не могу это как следует объяснить. Пожалуй, понятнее всего станет, если сказать, что весь он был, как полуденный свет, и сиял так, что слепило глаза. Следом за ним шел такой же мужчина, вот буквально один в один, словно они с тем, первым, были идеальными близнецами. Только этот был ало-золотым, как огонь, и чем ближе подходил, тем жарче мне становилось. А третий… третий напугал меня так, что собственное имя забыла. Черный, как смоль, и будто поглощающий свет и тепло. Только рядом с белым и красным смотрелся он не так жутко, словно они вдвоем компенсировали то, что он забирал.

Завидев их, Яга вышла из дома и встала, закрыв меня собой.

– Не пугайте мне девку, окаянные.

Не отвечая, мужчины поклонились, на секунду замерли и снова выпрямились, глядя прямо на нас с Ягой.

– Сначала ты, День. Признай ее душу живой, во дневном свете ходящей по этому миру.

Белый шагнул вперед, и я зажмурилась, чтобы не ослепнуть.

– Признаю… - светло и легко, словно летний гром, пророкотал его голос.

– Теперь ты, Солнце. Признай ее тело живым, питающимся твоим теплом.

Красный шагнул вслед за Днем, и я вцепилась в руку Яги, от которой исходила блаженная прохлада – Солнце пылал так, что не будь ее рядом, я бы точно превратилась в пепел.

– Признаю… - голос Солнца был как треск поленьев в костре, как шипение огня, и одновременно – как свет, который поутру будит.

– Ну, теперь ты, Ночь. Признай ее смертной, той, что придет к тебе, когда завершится ее земной путь.

Ночь подался вперед, но что-то явно пошло не так. Закричав от жуткой боли, я упала на колени, прижав ладони к вискам.