Невеста зверя (сборник)

В тот вечер я впервые задумался о том, так ли уж разумно она поступает, но ничего не сказал.

Часть 2

Десять лет спустя, когда Селесте было около двадцати лет и она изучала театроведение на втором курсе Нью-Йоркского университета, как-то в пятницу вечером она отвезла нас на Лонг-Айленд. Нам предстояло провести выходные с ее матерью и бабушкой в «Доме, который съел мир». Было начало июня, и Лонг-Айленд весь сиял.

Уникальное освещение, которое можно увидеть на этой тонкой и ровной полоске земли длинным летним днем – солнечный свет, отражающийся от Атлантического океана и пролива Лонг-Айленд.

Селеста была стройная, но уже не такая ужасающе худая, как несколько лет назад, когда ее родители развелись, а она заболела булимией. Ее вылечили, и в старших классах школы она вела активную жизнь, расписав свое время по минутам, – возможно для того, чтобы не слишком задумываться о том, кто она такая.

Но все же пару раз за эти годы мы разговаривали о ее матери и наших с ней приключениях после знакомства. Я рассказывал свои истории о том, как мы с Джоан танцевали в «Ундине», когда Хендрикс был в зрительном зале, и разговаривали с Алленом Гинзбергом в Томпкинс-сквер-парке. Я проветрил весь свой багаж воспоминаний старого сноба.

Но в тот день она спросила:

– Ты слышал об оцелотах?

Я кивнул, уже понимая, куда зайдет наш разговор.

– Они небольшие, тело длиной пару футов, и хвост почти такой же длины. У них красивый мех, – рассказывала она. – Они распространены по всей Южной Америке и Мексике. Если я еду куда-нибудь, где есть зоопарк, то проверяю, есть ли там оцелоты. Они есть в Сан-Диего и Цинциннати.

– Оцелоты довольно пугливы, – добавила она. – Разумеется, их становится все меньше, ведь на них охотятся ради красивого меха, и их родные леса вырубают. Но больше всего я интересуюсь марги – родственницей оцелота, очень на него похожей. Ты ведь знаешь про этих диких кошек?

– Они живут и охотятся на деревьях, – сказал я. – Ведут ночной образ жизни, очень осторожны и тоже встречаются все реже.

– Ты знаешь о них, потому что тебе рассказала мама, правда? В вашей молодости. Она ведь знала про это… про своего отца. Ты помнишь, что у него было прозвище «Марги»? Когда мне было двенадцать лет, я стала о них расспрашивать, и бабушка Руфь рассказала мне о дедушке.

Прошлым летом Руфь взяла меня с собой в Мексику. Мы приехали в город, где родился и вырос Антонио Мата. Еще даже живы горожане, которые знали его. Мы специально заехали в Белиз, чтобы посетить тамошний удивительный зоопарк. Он в стороне от побережья и очень просторный. Больше похож на заповедник со всеми животными Центральной Америки, – рассказывала она. – Я долго стояла у вольера марги и наконец, уже в сумерках, увидела дикую кошку на верхних ветках дерева. Вокруг было полно народа, но она смотрела прямо на меня. А потом исчезла.

Селеста замолчала и уставилась в окно.

– Мы катили по поросшей травой равнине в центре острова, клонящееся к закату солнце отбрасывало длинные тени и придавало особое волшебство бесконечной череде магазинов, зданий с вывесками дерматологов и дантистов и площадок с подержанными автомобилями на продажу. Может быть, Трапезунд и был одержим дьяволом, – ни с того ни с сего сказала Селеста, – но на маму он отреагировал, как домашняя кошка на дикую.

Я понял, что Джоан так ей ни о чем и не рассказала.

– Точно, милая, – ответил я, – так оно и было.

Не отрывая глаз от дороги, она левой рукой стащила с плеча блузку. Я увидел островок рыжей шерсти с черным пятном.

– Давно это у тебя?

– Несколько лет. Сначало было просто пятнышко, потом выросла шерсть. Я поняла, что это, как только оно появилось. Сначала я его брила и боялась, что кто-нибудь увидит. Теперь уже не брею.

Я смотрел на ее профиль, стараясь разглядеть в ее лице кошачьи черты. Она покосилась на меня, и на секунду ее глаза и впрямь засветились.

– Когда я познакомился с твоей матерью, у нее тоже было такое пятно. Ей пришлось избавиться от него электролизом. Это очень болезненно.

– Мама никогда сама о таких вещах не рассказывает. Когда это пятно у меня появилось, я спросила ее, что это такое. Она очень коротко упомянула о своем отце, а потом рассказала мне о лазерном лечении.

– Но ты не захотела его удалить?

– Я хочу сохранить память. И может быть, что-нибудь понять.

Некоторое время мы ехали молча. Затем Селеста сказала:

– Когда вы встретились, она была всего на несколько лет старше, чем я теперь. Что она знала?

– Тогда она только что поняла, что случилось с ней и ее братом Луи. Она сердилась на свою мать за то, что она не смогла рассказать ей больше. Но я думаю, Руфь тогда еще просто не оправилась от потрясения. И твоя мама тоже. Может быть, поэтому они так увлеклись своей работой.

– Вот, посмотри. – Она указала на папку, втиснутую между нашими сиденьями.

В папке были фотографии. На первых снимках был ее дед, Антонио Мата. Худой, напряженно выпрямившийся юноша. Кажется, лицо его и голова были немного вытянуты вперед. Но возможно, я это видел только оттого, что обо всем знал. На одной фотографии он был в каком-то мексиканском доме с группой молодежи: в одной из девушек я узнал Фриду Кало. На другом снимке Антонио Мата, без пиджака, в одной рубашке, писал картину.

Я уже видел эти фотографии, Джоан показывала их мне, когда мы только что познакомились. Там был снимок Антонио Мата и Руфи, матери Джоан, которую я однажды видел. Красивая пара. Руфь была в шортах и мужской рубашке.

После исчезновения мужа Руфь закончила Колумбийскую юридическую школу, вышла замуж за правозащитника Гарри Розена и стала юридическим консультантом «Эмнести Интернешнл».

– Посмотри на следующую, – сказала Селеста.

Этого снимка я не видел. Антонио Мата лежал, вытянувшись на ветке дерева и смотрел в камеру кошачьими глазами.

– И на эту.

Этот снимок, похоже, был сделан в сумерках на крыльце. В доме горел свет. Мата был постарше, чем на прочих фотографиях. Он стоял, опершись на перила, как будто собирался прыгнуть в сгущающуюся тьму. Казалось, он попал в ловушку. Я узнал крыльцо и дом.

– Тебе эти фотографии мама дала?

– Бабушка. Это она снимала.

На следующей фотографии трое детей стояли на крыльце дома, который Мата назвал «Дом, который съел мир». Им было от трех до девяти лет. Старший мальчик серьезно смотрел вдаль. Я знал, что это брат Джоан, Луи. Младшая была сестра Джоан, Катерина, она улыбалась, показывая фотографу что-то, что держала в руках. Джоан стояла между ними и смотрела на брата снизу вверх.

– Я никогда не видел фотографий ее брата, – заметил я.

– Их мало. Говорят, он не любил общаться с посторонними. Настоящий марги. Посмотри на него! Какие глаза!

– Он умер совсем молодым.

– В восемнадцать лет, – сказала Селеста. – Утонул в Большом южном заливе через несколько лет после того, как его отец исчез в Мексике. Вода убила кота. Все понимали, что это само убийство.

Тяжело, когда человек, которого вы любите и уважаете, совершает поступок, с вашей точки зрения глупый и неправильный.