Невидимые знаки

— Ты рано встала.

— Я знаю. Я должна пописать.

Я, вероятно, была единственным человеком, который радовался тому факту, что она хочет писать. Это значило, что в ее теле достаточно воды, которую она пила, и ее тело не страдало от обезвоживания.

— Ну, ты можешь поплавать сейчас. Я послежу за тобой, если ты хочешь.

Она покачала головкой.

— Я в порядке. Я замерзла. — Потирая руки, покрытые мурашками, она напомнила мне о том, что сон на прохладном песке не был хорошей идеей, даже несмотря на то, что у нас был огонь.

Она подняла голову, и ее медные волосы становились все более и более светло-рыжего оттенка, чем дольше мы жили под солнцем.

— Что ты делала?

— Хм… я не могу сказать, это секрет.

Ее детское личико нахмурилось от разочарования.

— Скажи мне. Я никому не скажу.

Еще одна причина, почему я так любила детей: они заставляла меня стараться, а не молить о спасении.

Если бы Пиппы и Коннора не было здесь, Галлоуэй и я, вероятно бы, скатились к тому, что едва использовали звуки, не желая общаться.

Может быть, мы и не разговаривали бы, но много бы занимались сексом. Очень, очень много.

Мы бы, вероятно, никогда не покидали наши песчаные кровати, посвящая себя всецело этому занятию, которое бы ощущалось так хорошо в сравнении с тяжелой работой.

Откуда тебе знать, что с ним было бы хорошо?

Я спрятала свою улыбку. Ох… я точно знала это. Я видела его в плавках. Я бросала украдкой взгляды на то, как он потягивался с утра и на то, как его притягательные грудные мышцы с силой сокращались. И его поцелуи... никто не мог так целоваться, а в постели быть полный ноль.

— Скажи мне, — простонала Пиппа, когда я не ответила ей.

Я легко коснулась пальцем ее курносого носа.

— Ну, если ты мне обещаешь держать это в секрете. Ты поймала меня. На самом деле я русалка, и только что возвращалась после того, как навещала своего отца царя Тритона.

Ее рот открылся, и челюсть буквально упала на песок.

— СЕРЬЕЗНО?

Детский восторг на ее личике заставал меня чувствовать одновременно радость и печаль. Я была рада, что смогла привнести в ее жизнь немного магии, но это единственное, что я могла предложить.

— Да, и если ты будешь вести себя хорошо, то он сказал, что сможет навестить тебя.

Подозрение закралось в ее веру.

— Ты уверена? — Она ткнула меня пальцем в ногу. — Тогда где же твой хвост? Я никогда не видела тебя с хвостом, хотя мы плавали множество раз.

Я не знала, следует ли мне продолжать врать или разбить ее воображение о жестокую правду.

Поэтому я не сделала ни то, ни другое.

Проходя мимо нее, я направилась прямиком на пляж.

— Пойдем, пришло время завтракать.

— Эй, постой.

Я съежилась от необходимости сказать ей правду, но она возникла передо мной и выставила вперед нижнюю губу.

— А можем мы поесть еду кроликов? — Показывая на лагерь, она добавила. – Паффин устал от моллюсков.

Упоминание о ее мягкой игрушке заставило мое сердце затрепетать.

— Постой. Он устал от моллюсков, или ты устала от моллюсков?

— Я устала от них. — Ее лицо озарила улыбка. — Но еда для кроликов была бы кстати.

— Ради всего святого, что такое «еда для кроликов»?

— Так называл ее папа.

Я нахмурилась.

— Листья салата и овощи или что-то еще? — Она кивнула.

— Какие твои любимые овощи?

Она задумалась, прежде чем дать ответ.

— Стебли сельдерея.

Я не смогла скрыть свое удивление.

— Стебли сельдерея?

— Ага, с соусом и гарниром.

Я откинула в сторону свой мокрый локон.

— Я думала, ты скажешь, что ты ненавидишь овощи и хочешь шоколада.

Пиппа издала рвотный звук.

— Фуу, нет. У меня аллергия на шоколад. Он заставляет меня чесаться и покрываться сыпью.

Подвержена аллергии.

Аллергия.

Мой разум буквально взорвался от значения этого слова.

Ну конечно!

Аллергическая реакция — это способ тела сказать, что мы не непереносим какую-то пищу. Ни упаковки с едой говорят нам о составе или о компаниях, выпускающих пищу.

Это были тысячелетия проб и ошибок. Съешь что-то и посмотри результаты. Попробуй что-то и посмотри, будет ли реакция.

Сжав в объятиях маленькую девочку, я поцеловала ее.

— Ты гений!

Убегая на пляж, Пиппа последовала за мной.

Я подняла руку.

— Останься здесь. Скажи остальным, что я скоро вернусь.

Огонь потрескивал, немного тлея так, словно умолял о новом хворосте. Треугольная постройка, которую мы сделали из веток и веревки Галлоуэя, под которой хранились наши немногочисленные пожитки, находилась у самого края лесополосы. Шалаш, где можно было укрыться в тени, был полезен в течении дня, но в нем было совершенно непрактично спать.

Он был слишком маленький.

Я прошла мимо Галлоуэя, который все еще спал, как и Коннор. В дополнение к тому, что мы привыкли спать на открытом воздухе, мы стали спать очень глубоко. Так, словно жизнь на огромном открытом пространстве выматывала нас быстрее, чем где-то еще.

Не оборачиваясь, чтобы посмотреть, послушалась ли Пиппа, я скользнула в свои шлепки и побежала к лесу.

Мои подошвы ног стали жестче за прошедшие недели. Горячий песок обжигал мои ступни, а ветки кололи мою нежную кожу. Но сегодня, я не знала, как далеко мне придется зайти. А я не хотела возвращаться, прежде чем закончу.

Это могло в последствии аукнуться.

Из всех безумных, ненормальных идиотских, сумасшедших вещей, она сделала это.

Я не могу поверить в это.

Я не хотел верить, что она могла причинить вред себе по собственному желанию и подвергнуть себя риску получения серьезной аллергии, и все только из-за того, чтобы у нас был лучший гребаный рацион.

— Галлоуэй, прекрати. — Ее пальцы прикоснулись к моему предплечью. — Ты причинишь себе боль, если мы пойдем дальше.

Причиню боль себе?

Я не могу остановиться.

Она что не понимает?

Она что не видела, как глупо это было? Как она посмела подвергнуть себя риску, не посоветовавшись со мной? А что, если бы с ней что-то случилось? А что, если бы то, что она использовала, подвергло бы ее опасности смертельного исхода?