Невинная обольстительница
Шрифт:
– А я хочу прокатиться в карете, – мечтательно прошептала Эллен. – настоящей карете с четверкой белых лошадок.
В замешательстве Оливер посмотрел на Вивианну.
– Пожалуй, вы получите и то и другое, – нерешительно произнесла она. – Если, конечно же, лорд Монтгомери позволит.
Оливер ни минуты не колебался, мысленно благодаря Вивианну за помощь.
– Решено: зоопарк и карета!
– Слава Богу, – с облегчением вздохнула Вивианна, – что это разрешилось. А теперь, дети, если вы не возражаете, постойте здесь на крыльце и дождитесь приезда полиции. Сделаете это для меня, хорошо? Договорились?
Ребятишки
– Сначала я даже и не подозревала, что они здесь, – рассказала она Оливеру. – . Я думала, они уже уехали вместе со всеми в Бетнал-Грин. Маленькие разбойники, должно быть, спрятались и решили напоследок обследовать дом.
– Вивианна...
– Я так рада, что они нашли письма, – быстро сказала она. – Я действительно очень-очень рада. Теперь все закончится, не правда ли? И Лоусона привлекут к суду?
Оливер кивнул и положил письма в карман сюртука.
– Да.
– Я заметила написанный на них адрес, – добавила Вивианна. – Предполагаю, это означает...
– Именно так: что Лоусон переоценил свое могущество и получит по заслугам.
Они с Оливером подошли к запертой двери, которая вела в недостроенное крыло дома. Взявшись за дверную ручку, Вивианна обернулась и встретилась с ним взглядом. Ее глаза были огромными и яркими. И еще в них читался страх. Вивианна выглядела напуганной.
– Расскажи мне, – требовательно произнес он, – как вам удалось поймать Лоусона.
И она поведала ему все, что произошло за последние несколько часов.
Слушая ее рассказ, Оливер чувствовал, как в нем закипает ярость. Как Лоусон только посмел явиться в Кендлвуд? Если бы она не заперла его, он мог бы навредить ей. Или хуже. Оливер принимал как должное то, что подвергает свою жизнь опасности – это было вполне объяснимо при том, какой план он намеревался выполнить. Но чтобы Лоусон угрожал Вивианне...
– Он не причинил тебе вреда?
Вивианна похлопала ресницами, удивленная тем, что прочитала в его взгляде.
– Нет. Он увидел, что дверь в потайную комнату открыта, и поспешил спуститься туда. Я собиралась пойти вместе с ним, чтобы не дать ему уничтожить письма. А потом откуда ни возьмись появились дети, Эдди и Эллен. Но Лоусон их заметил, и я поняла, что он непременно попытается их догнать. И я... я не могла допустить этого...
– Вивианна, – взмолился Оливер, – ты представляешь себе, насколько опасен этот человек?
Вивианна закусила губу.
– Да, – прошептала она. – Знаю...
Неужели она подвергала бы себя опасности из-за пачки писем? Неужели она рисковала собой ради него? Оливер не мог в это поверить. До сих пор смерть Энтони была для него самым важным делом на свете. А теперь он вдруг понял, что все совсем не так, как он себе представлял. Он понял, что обрел смысл жизни. Ему захотелось нормального человеческого будущего. Ему снова захотелось жить.
А еще он хотел Вивианну.
Оливер протянул руки, чтобы обнять Вивианну, желая чувствовать ее рядом, но та отпрянула он него, сделав шаг назад.
– Со мной действительно все в порядке, – резко произнесла она.
Но Оливер был опьянен, опьянен одновременно и гневом, и страхом ее потерять.
– Господи, я бы все
на свете отдал, лишь бы быть рядом с тобой и защитить тебя! – воскликнул он. – Этого не должно было произойти.Господи, зачем он это сказал! Вивианна возмущенно вскинула брови.
– Мне не нужна твоя защита! – бросила она. – Мы и без тебя прекрасно справились – дети и я!
Оливер не сдавался.
– Вивианна, я не хотел впутывать тебя в эту историю, – настаивал он. – Я изо всех сил пытался сделать так, чтобы ты исчезла из поля зрения Лоусона.
– В этом ты прав, – язвительно заметила она. – Ты действительно делал все для того, чтобы я вообще исчезла! Сожалею, что тебе пришлось со мной возиться. Наверняка тебе скучно было тратить свое драгоценное время, Соблазняя меня, когда тебе надо было доказывать вину Лоусона!
– Ты действительно так считаешь? – тихо спросил Оливер. – Послушай, Вивианна, в ту ночь я специально заставил тебя возненавидеть меня, чтобы ты держалась от меня подальше, чтобы ты не подвергала себя риску. Я мог заставить тебя возненавидеть меня еще до того, как мы отправились в «Якорную цепь». Ты попросила меня об одной ночи, и я согласился, потому что хотел тебя. Ночь, которую я навсегда запомнил, прежде чем расстаться с тобой. – Он горько рассмеялся. – Поверь мне, с тех пор я просто не нахожу себе места.
– И то, что я тебе сейчас поверю, тоже было частью игры, в которую ты играл? Я совершенно запуталась, Оливер. Сколько раз ты мне уже лгал в течение нашего короткого знакомства?
В ее голосе слышался гнев, но Оливеру показалась, что она на грани слез.
Прежде чем он успел ответить, Вивианна распахнула дверь. Перед ними предстала длинная холодная галерея с огромным плафоном на потолке, колоннадой и статуями. Оливер взглянул на Вивианну, намереваясь продолжить разговор, но она ждала, что он последует за ней в галерею.
– Дверь вот здесь, – спокойно произнесла она и подвела его к скульптуре, изображавшей льва. – Лев сдвигается в сторону, и на его месте открывается проход. Лестница ведет вниз, в потайную комнату.
Оливер уставился туда, куда она указала.
– И Лоусон там?
– Да.
– Один в темноте?
– Да.
– Отлично.
Глава 20
Вивианну не должны были удивлять резкие нотки в его голосе, и все же она пришла в недоумение. Этого человека она не знала. Нет, это был не прежний повеса Оливер – джентльмен, нуждающийся в спасении.
Нет, только не этот новый и незнакомый для нее человек. Уж его-то спасать не нужно. Это был Оливер-мститель – хладнокровный, сосредоточенный, прекрасно владеющий собой. И он нуждался в ее помощи не больше, чем коварный Лоусон.
Вивианна понимала, что с ее стороны это глупо, просто нелепо, и все же она предпочла бы повесу, а не мстителя. Ей был нужен тот, кто целовал ее, кто страстно сжимал в своих объятиях, кто занимался с ней любовью в самых странных, самых неподходящих местах. Нет, конечно, она не строила никаких иллюзий на сей счет, понимая, что Оливер ей не пара, что ей никогда не выйти за него замуж, и все-таки была не в силах противостоять его обаянию, смешанному с подкупающей ранимостью и чуть ли не с беспомощностью.