Невольница судьбы
Шрифт:
Глава 26
Развлечения правящих семей
Окало минуты мы сидели, сверля друг друга взглядами. Я не могла поверить в услышанное. Неужели она удовлетворяет похоть мужа Айрис? Но как же так? Ведь Айрис и Роджис недавно поженились! Он должен быть верен молодой и красивой жене!
— Не смотри на меня так, — одёрнула меня Рэшма, и, поняв, что уже слишком много сказала, чтобы промолчать, решила объясниться. — Да, я ублажаю в постели Роджиса и его дружков. Это началось задолго до его женитьбы. Молодым мужчинам нужно изливать куда-то
— Но как ты можешь? — ужаснулась я, не веря, что всё это правда. — Ведь он женат и должен…
— Ничего он не должен! — дерзко бросила она в ответ, словно стараясь защитить его, а может себя. — Госпожа Айрис сама приглашала меня несколько раз, потому что не может удовлетворить сексуальные желания мужа. Они слишком извещённые для неё. Она — благородных кровей и не станет раздвигать ноги перед его многочисленными дружками.
— Но как он может желать этого?
— Чего? — не поняла она.
— Чтобы его жена предоставляла своё лоно его друзьям? Это немыслимо! Это не может быть правдой!
Рэшма рассмеялась, откинув голову назад, и мне показалось, что так она хочет уйти от необходимости смотреть мне в глаза.
— Это в твоём представлении всё немыслимо. Роджис извращён до глубины души. Он не может кончить, если в одиночку развлекается с женщиной. Ему нужна компания и свидетели его сексуальных побед. Вот он и зовёт меня, когда хочет секса. Он с друзьями по очереди, или несколько человек сразу трахают меня куда только могут. Мужчины-то молодые, и, кончив один раз, они хотят ещё и ещё. Когда их слишком много и мне становится больно, они привязывают меня к кровати и продолжают насиловать, хоть я ору, как резанная. Вот тогда, действительно, больно. Они порой входят в раж и начинают бить меня ремнями по заднице. Боль адская. Но им нравится, что я кричу и вырываюсь. Иногда даже теряю сознание, когда они чрезмерно разойдутся. Но их это не останавливает. Могут продолжить терзать меня в бессознательном состоянии, а могут привести в чувство, чтобы я продолжила орать и извиваться.
— О, нет, — прошептала я внезапно онемевшими губами. — Этого не может быть.
— Ещё как может, — она кивнула и по лицу пробежала тень печали. — Когда их человек десять, а то и больше, они растягивают меня так, что на следующий день ходить больно.
Часто заморгав, я закрутила головой, пытаясь стряхнуть груз навалившейся правды.
— Я думала, что после такого вообще ходить не удастся, — призналась я, сглотнув застрявший в горе ком.
— Может, и так, не знаю. Но чтобы я не померла, Роджис применяет магию, чтобы побыстрее всё зажило. Это хорошо помогает, хоть и не моментально. Я немного лежу, пока они моются и одеваются, потом боль утихает, я тоже моюсь и ухожу.
— После этого ты самостоятельно можешь добраться до дома? — ужаснулась я, чувствуя паническую дрожь, и как мои зубы отбивают чечётку.
— А то! — как можно беспечнее хохотнула Рэшма. — Я же тебе сказала, что он меня подлечивает. Благодаря этому все отверстия принимают прежний размер. А то у меня было бы всё растянуто после таких зверств. Ведь члены-то у них здоровенные!
— Но зачем такие зверства? — меня трясло от её рассказа.
— Как зачем? — переспросила Рэшма. — Ясно дело, чтобы поиздеваться. Их возбуждают мои вопли. Иногда глядя на них, не понимаю, как можно быть такими садистами. Но они такие и их не изменить.
Она замолчала, а я сидела, глядя на неё широко распахнутыми глазами.
— Для
чего ты ходишь к ним, если знаешь, что они с тобой сделают? — наконец заговорила я.— Хорошо платят, — она небрежно пожала плечами, словно речь шла о чём-то совершенно обычном и нормальном. — Ты же знаешь, что мне нужен домик, когда закончится моё изгнание. Мы с мамой переедем в него и заживём счастливо, словно и не было долгих лет разлуки. Но жильё дорого стоит. Мне никогда не заработать другим образом.
Я ощутила приступ тошноты. Вдобавок я ненавидела уже не только себя, но и ещё не купленный домик вкупе с Роджисом и его друзьями.
— Айрис знает об этом? — спросила я дрожащим голосом.
Рэшма странно посмотрела на меня и тоже спросила:
— Чем ты слушала, когда я тебе говорила, что она сама шлёт за мной посыльного, когда у них собираются гости? Ей совсем не нужно, чтобы мужчины, выпив много спиртного, начали приставать к ней, или к служанкам. Поэтому она зовёт меня и хорошо платит за услуги и за молчание. Не каждая согласится на то, что приходится вынести мне. Для других, может, это слишком грязная работа, а я уже привыкла.
Я вытаращилась на неё. Как к подобному можно привыкнуть? Как вообще можно раздеться перед десятком мужчин, зная, что они без остановки будут насиловать? Каково чувствовать их члены внутри себя и ощущать, как потоки спермы заполняют тело? Меня передёрнуло.
— Ох, зря я рассказала всё это, — запоздало спохватилась Рэшма. — Что-то ты своим сочувствием и угрызениями совести насмешила меня. Видите ли, двое стражников трахнули меня! Говорю тебе, это такая ерунда! Зато мы можем идти в каменоломню. Они разрешили.
Только мне уже не хотелось никуда идти. Увиденная расплата за проход через ворота и исповедь Рэшмы стали для меня непосильной ношей. Моё сознание не могло принять и смириться с тем, что моя подруга — законченная проститутка. В этом мире к продаже тела относятся спокойно, но в моём мире несколько иначе! Даже проститутки не ведут такой образ жизни, как Рэшма. Неужели ей не противно осознавать, что с ней делают? Впрочем, это не они, а она сама это делает. Насильно её никто не ведёт к Роджису. Она идёт сама. Точно так же, как сама сегодня подставила попку возбуждённым членам двух стражников.
Я сидела в отупении, глядя на Рэшму отрешённым взглядом. Я разглядела в ней другого человека, не того, который заботится обо мне и Сэтмане. Зачем она рассказала мне всё? Порой лучше ничего не знать!
— Ну вот, — разочарованно протянула она, заметив моё состояние, — теперь ты точно презираешь меня.
— Ты рассказала мне всё, чтобы добиться этого? — холодно спросила я.
— Вообще-то нет, — печально ответила она, и, помолчав, добавила: — Просто подумала, что между двумя близкими людьми, такими, как ты и я, не должно быть секретов и недомолвок. Теперь ты знаешь обо мне всё. Только, боюсь, после этого ты не захочешь есть со мной из одной посуды и находиться в одной комнате.
Её слова были пропитаны душевной болью, и я задохнулась от отчаяния. Я повторила про себя сказанное Рэшмой: «между двумя близкими людьми, такими, как ты и я, не должно быть секретов и недомолвок». И тут меня как током ударило! Это же означает, что она поделилась со мной самым сокровенным, открыла мне душу, а я плюнула в неё и отвернулась.
Рэшма закрыла лицо и заплакала. Вот так неожиданность. Я и не думала, что она способна на слёзы. Только не это! Ну зачем же плакать?!
— Не надо, — попросила я, но она не услышала меня.