Невольница
Шрифт:
— Тем не менее его обеспечение и содержание ты принимаешь.
— Откуда тебе это известно? Кто ты вообще такой?!
Кричу. Головой понимаю, что этого не стоит делать. Но нервы сдают.
— Еще раз повторяю, что вопросы здесь задаю я.
— Да, принимаю. А почему нет? Он сделал меня, бросил мать, не присутствует в моей жизни, так пусть рассчитывается.
— Расчетливо, — ухмыляется. — Вы с ним в этом похожи.
— Что значит похожи? Ты его знаешь?
Губы мужчины расплываются в циничной улыбке.
Ах да, я забыла, что вопросы здесь задает он.
— Можно мне воды?
— Стаканы в шкафу над раковиной,
Гордей оставляет грязную чашку в раковине и выходит из кухни. А я быстро поднимаюсь со стула и иду к раковине. Включаю воду, создавая фоновый шум. И открываю выдвижные ящики кухонного гарнитура. Ножи бросаются в глаза сразу. Здесь целый набор: от маленького для масла до большого. Беру небольшой, засовывая в карман платья. Быстро наливаю себе большой стакан воды и выпиваю почти залпом. Наливаю еще бокал, потому что жажда не проходит. Желудок неприятно сводит.
— В общем так, Таисия. Ты сидишь здесь тихо и не создаешь себе проблем. И тогда у тебя будет все хорошо.
Вздрагиваю, оборачиваясь. Подонок стоит в дверях, опираясь на косяк. Сердце замирает. Он не мог видеть, как я взяла нож.
— Ты хотел сказать, тебе проблем? — кусаюсь от шока.
— Себе, Таисия, себе, — усмехается, качая головой. И вроде сейчас с виду тот же привлекательный мужчина. А внутри псих. — И если взяла нож, то будь готова меня им убить, в противном случае качество твоей жизни в этом доме резко ухудшится, — язвительно усмехается. Холодное лезвие ножа прожигает карман.
Гордей отталкивается от косяка и идет ко мне. Взгляд хищный, сумасшедший. С его лица снова стирается обаятельная маска и появляется волчья, опасная. Засовываю руку в карман, сжимая рукоять, отступаю назад, упираясь бедрами в кухонную тумбу.
— Не подходи, — голос надрывается. А подонок смеется.
— Либо отдай мне нож, либо используй его, — вздергивает бровь, протягивая руку и провоцируя меня.
— Просто отойди от меня, — севшим голосом прошу его я. Но Гордей не думает отступать и подходит почти вплотную. От страха и ненависти к этому мужчине вскидываю руку с ножом, угрожая, а у самой губы немеют и по спине скатываются капельки холодного пота.
Конечно, я не убью его. Но не потому, что жалею этого мерзавца. А потому что в общем не способна никого убить.
Рывок — Гордей сжимает мою руку с ножом настолько сильно, до боли, что ладонь разжимается и нож со звоном падает на плитку. Морщусь от боли в запястье, зажмуриваю глаза. Всхлипываю, пытаясь сдержать слезы отчаяния.
— М-м-м, детка, что же ты такая неугомонная, а?
Замираю, не открывая глаза, когда чувствую, как мужские пальцы аккуратно, притворно ласково убирают волосы с моего лица и заправляют их за уши. Это обманчивая нежность, теперь она меня не подкупает, а наоборот, пугает еще больше.
Он обхватывает мои скулы, вжимая пальцы. Его терпкий мужской запах, от которого еще вчера я млела, теперь душит.
— Открой глаза! — требует в жестком приказном тоне.
Распахиваю глаза, смотря на подонка с яростью — пусть почувствует всю мою ненависть.
— Ты совсем меня не слышишь, детка? Это уже второе предупреждение. Сейчас ты пойдешь в спальню наверх и будешь сидеть там в наказание. А могла бы свободно передвигаться по дому, поесть, принять душ, подышать свежим воздухом, — снова обманчиво нежно шепчет он мне. —
Будет третье предупреждение — и уютная спальня сменится на сырой подвал без туалета и света. Ясно?! — вжимает пальцы в мои скулы сильнее, снова причиняя боль.— Да. У меня бабушка… — глотаю воздух. — Она… пережила инфаркт. Я пропала, и она будет волноваться. Я хочу ей позвонить и успокоить.
— Была бы ты хорошей, послушной девочкой, я бы принял во внимание твое «хочу».
Вторая его рука скользит по моей талии вниз и поглаживает бедра, контрастом с жесткими пальцами и звериными блестящим взглядом мне в глаза.
— А теперь на «хочу» ты не имеешь права, — снова цинично усмехается в лицо, продолжая поглаживать мои бедра. — Иди наверх, Таисия, если не хочешь, чтобы я затащил тебя туда насильно.
Отпускает меня, отступая, и взмахивает рукой, указывая мне на выход. А я не сдвигаюсь с места.
— Ну, пожалуйста… — всхлипываю. — Не звонок, так просто позволь оправить сообщение. Напиши сам…
Гордей отрицательно качает головой.
— Да есть в тебе хоть что-то человеческое? — в истерике вскрикиваю я. — Она пожилой человек, потеряла дочь и не переживет моей пропажи! Пожалуйста, прошу тебя! — вскидываю руки от отчаяния.
— Мое расположение, Таисия, теперь надо заслужить, — надменно сообщает мужчина.
— Чего ты хочешь? На колени перед тобой встать?
— Если только для минета, — снова усмехается.
— Серьезно? Настолько гнилой?
Понимаю, что таких людей нельзя злить. Но истерика, паника и отчаяние лишают меня здравого разума.
— Я пошутил, детка. Мне нравится, когда мне отсасывают с удовольствием, — тянет губы в оскале.
Как я могла считать этого подонка сексуальным?
Он же бездушная мразь.
— Иди наверх, Тая. Посиди там и подумай, — вынимает из холодильника бутылку с водой и ставит ее на стойку рядом со мной. — Спустишься к ужину. Ровно в семь вечера. Приведи себя в порядок, надень черное платье и покажи мне, какая ты можешь быть смиренная. И тогда, может быть, мы обсудим твой звонок бабушке. Все просто, Тая, ты радуешь меня, а я тебя. Иди! — указывает мне глазами на выход.
Хватаю бутылку с водой и иду. Нет, практически бегу по лестнице наверх.
Глава 5
Таисия
Я пыталась спать, чтобы этот кошмарный сон, наконец, прошел и логически завершился. Кажется, я отлежала все тело до ломоты в костях. Но сон так и не шел.
Попробуйте спокойно уснуть, когда вас похитили и цель похищения неясна. Попробуйте уснуть в одном доме с шизофреником или маньяком. Попробуйте уснуть и расслабиться, когда больше переживаете не за себя, а за близкого человека, который уже обнаружил вашу пропажу.
Мне кажется, за эти часы я пережила все стадии отчаяния.
Непринятие. Отрицание. Мне казалось, что я брежу или сошла с ума, и так не бывает. Это только в голливудских триллерах похищают людей. Я щипала себя и хлестала по щекам, чтобы прийти в сознание. Но в реальность так и не вернулась.
Гнев. Я ужасно злилась. На себя — за то, что повелась на этого подонка, за то, что в моей дурной голове даже не возникла мысль, что что-то идет не так, за то, что поверила в сказку. Злилась на самого Гордея.