Невольница

Через пять минут моего фееричного побега, когда я ловлю надежду, что всё получилось, навстречу мне выплывает ещё один внедорожник, разрезая фарами дождь. Я не помню номеров машины Гордея, но уже точно понимаю, что это он.

Просёлочная дорога узкая и ухабистая. По бокам непроглядный лес, свернуть некуда. Если только в деревья, чтобы разбиться окончательно.

Внедорожник перерезает мне путь. С визгом подставляя бок, жму на тормоза, но всё-таки слегка впечатываюсь в бок машины. Меня снова кидает вперёд, и я бьюсь носом о руль, боль простреливает переносицу, но в шоке и панике я не обращаю на неё внимания. Сдаю назад, и ещё, и ещё, смотря в лобовое. Мне кажется, что мы глядим с Гордеем друг другу в глаза. Хотя между нами стена дождя. Пытаюсь развернуться назад и найти другую дорогу. Но подсознательно уже понимаю, что назад пути нет. Он догонит. Мой побег провалился с громким визгом шин. Но сдаться просто так — означает лишить себя шанса.

На резком развороте простреленную и разбитую машину заносит, и я улетаю в кювет. Меня снова кидает из стороны в сторону… Всё, двигатель глохнет. Падаю на руль. Нет, я не потеряла сознание. Я всё прекрасно чувствую: мокрый кардиган, облепивший тело, грязь на голых ступнях, боль в переносице, струйку тёплой крови на губах и глубокое раздирающее отчаянье.

Дверь с моей стороны резко открывается, впуская в салон ветер и сырость. Поднимаю голову, сглатывая, встречаюсь глазами с Гордеем. Я мокрая, грязная и с разбитым носом. А он такой статный, мощный, ухоженный, пахнущий превосходством и надменностью.

Я ожидаю от него всё что угодно. Злости, ярости, угроз и даже рукоприкладства. Ожидаю и замираю в шоке. Но становится ещё страшнее, когда ничего этого не происходит.

Он протягивает руку, сжимает мою ладонь и помогает выйти из раскуроченного джипа. Так же спокойно и аккуратно ведет к своей машине, не проронив ни слова. Помогает мне расположиться на переднем пассажирском сидении, совершенно спокойно садится за руль, вынимает из бардачка влажные салфетки и протягивает мне. Снова встречаемся взглядами. И его кофейные глаза совершенно спокойные, будто бы даже безразличные. Плохой знак. Лучше бы пришёл в ярость.

Забираю у него салфетки, отворачиваясь. Пока утираю нос и губы, начинаю чувствовать боль всё острее и острее, поскольку адреналин отпускает, Гордей спокойно разворачивается и везёт меня назад в тюрьму.

Доезжаем мы тоже молча. Я боюсь проронить слова, которые встали комом в моем горле, а он ничего не спрашивает.

Раскуроченные мной ворота так и лежат возле выезда, машина Гордея наезжает на них, подскакиваю на сиденье, сжимая в руках салфетку в разводах моей крови. Останавливаемся.

Дождь стучит по крыше машины, отдаваясь эхом в моей голове.

Конвоиры стоят на веранде, мокрые и злые. Гордей совершенно спокойно выходит и обходит машину. Щелчок — дверь открывается, Гордей снова протягивает мне руку.

— Идем, — безэмоционально произносит он, но это звучит как приговор.

Я цепляюсь за сиденье, но его рука сжимает мое запястье и тянет на себя, вытаскивая из машины. Ноги подкашиваются, но сильные руки не позволяют мне упасть.

— Ключи! — произносит Гордей, когда мы доходим до крыльца. Лысый кидает связку ключей, а Гордей их ловко ловит. Снова тянет меня за собой, но не в дом. Мы обходим здание по мокрой траве. Ступни вязнут в холодной дождевой воде и грязи. Начинает трясти. Даже не от холода, а от отпускающего шока.

Останавливаемся перед бетонной лестницей, ведущей вниз на цокольный этаж. Торможу, пытаясь сопротивляться, начинаю дергать рукой.

— Нет! — истерично выкрикиваю. — Я не хочу!

— Я тоже не хочу, Таисия. Но ты не оставила мне выбора.

Глава 9

Таисия

Из всей ситуации я уяснила только одно. Этот подонок не бросает слов на ветер. Он не сыплет пустыми угрозами для устрашения. Гордей обещал мне подвал за «плохое» поведение. И вот я в подвале. А следующим пунктом, если до меня все-таки не дойдет, обещали прострелить колени. И теперь я верю, что так и будет.

Это реально подвал. С бетонными стенами и таким же полом. Света здесь нет и никогда не было. Но есть под потолком маленькое окошечко с железными решетками, через которое проникает тусклый дневной свет. Сейчас пасмурно, и света здесь мало. В подвале ничего нет, кроме старого пыльного кресла.

И все.

Все…

Просто стены, бетон и пыль, от которой я чихаю каждую минуту. Радует только одно — подвал сухой. Сырости здесь нет. Но и тепла тоже. Меня трясет от мокрой одежды, пропитанной дождем, боли в переносице и отчасти от отпустившего адреналина. Я надеюсь, что не сломала нос, а просто ушибла, а еще надеюсь не заболеть. Иммунитет у меня хороший, но, как говорила моя бабушка, он прекращает бороться на стрессе.

Теперь мой дерзкий побег кажется безумием чистой воды.

Кем я себя возомнила?

Бабой-боевиком? Ларой Крофт? Женщиной-кошкой?

Как я вообще могла подумать, что смогу так просто убежать?

Теперь, когда я свернулась на грязном кресле, пытаясь согреться, накрывает ужасом оттого, что меня могли пристрелить отморозки, когда стреляли по машине, или я запросто могла разбиться, когда гнала на полной скорости на побитой машине по мокрой дороге.

Пыль въедается в горло, смешиваясь с привкусом крови. Сжимаю колени, пытаясь отвлечься и ничего не чувствовать. Но тело предательски дрожит.

Боль в переносице начинает отдавать в голову. Я всего лишь пару часов в подвале. А кажется, уже вечность. Хочется в туалет, но здесь нет даже ведра. И я терплю. Даже заплакать не могу, хотя очень хочется. Глаза щиплет, но слез нет.

Сквозь решетку пробивается серый свет. Ловлю его щекой, как когда-то в детстве ловила солнечные зайчики. «Мама, смотри, я поймала целое лето!»

Теперь этот луч — единственный свидетель, что где-то там еще существует время, что часы идут, даже когда для тебя они остановились.

Хрипло смеюсь, царапая горло. Полчаса иллюзии, что смогу переиграть судьбу. Жалкая идиотка.

Вжимаюсь в облезлую обивку бархатного кресла, представляя, как трещины на стенах медленно ползут ко мне. И вот-вот сомкнутся.

Так проходит около…

Я даже не знаю сколько, счет времени потерян. Но серый тусклый свет за окном меркнет, погружая во тьму. И тут мне становится по-настоящему жутко. Я ничего не вижу, совершенно, даже своих рук. Только чувствую холод, несмотря на то, что одежда на мне почти высохла.

Не прекращает трясти, головная боль становится невыносимой. И одновременно с этим накрывает слабостью. Кажется, даже если сейчас двери распахнутся и мне разрешат убежать, я не смогу этого сделать. Кажется, еще немного, и я отключусь. И это пугает еще больше. Никто не поможет, никто даже не узнает, что мне плохо.

Закрываю глаза, чтобы не смотреть в кромешную тьму. Пытаюсь дышать глубоко и ровно, чтобы хоть как-то себе помочь. Опускаю руки на подлокотники, а ноги — вниз, пытаясь заставить свой организм расслабиться и не трястись, как припадочная. В какой-то момент у меня даже это выходит.