Невостребованная любовь. Детство

Возможность повторения такого случая сильно пугала медиков, они не знали, что делать. Связали простыни меж собой, обвили петлёй вокруг живота роженицы, а второй конец перебросили через крюк в матке потолка. Двое тянули за конец простыни, а одна встала на колени на родильный стол над роженицей и, как могла, старалась выдавить плод из утробы матери. Акушерка пальцами старалась расширить влагалище, делали надрезы…

Когда ребёнка удалось извлечь-выдавить из утробы матери, младенец не подавал признаков жизни. Минуты две медработники трясли младенца, хлопали по крохотным щекам и по заду, дули в рот. Наконец, ребёнок издал звук, скорее похожий на писк, чем на плач, все с облегчением выдохнули. Медсестра тут же занялась младенцем, а акушерка хлопотала над роженицей. Обмыли и взвесили ребёнка и поднесли матери, показали младенца:

– Полюбуйся на свою Богатырку! Четыре килограмма девятьсот пятьдесят грамм. Всего пятьдесят грамм до пяти килограмм не хватило. Как ты её до таких размеров откормила?

Надя посмотрела на свою дочку, тельце у ребёнка было, как у куклы-пупсика: пухленькие ручки и ножки были в складках, словно перетянуты верёвочкой. Вся девочка была неприятного синего цвета. Надя спросила:

– Какое сегодня число?

Ей ответили:

– Семнадцатое декабря.

Она заплакала.

– Да что ты? Все же хорошо! Девочка здоровая и у тебя, вроде, всё в норме. А то, что дочка синяя, так она в коме побывала, это пройдёт. Через неделю цвет кожи будет, как у всех. Всё хорошо, не переживай!

Три дня дочку не приносили кормить, объясняя это тем, что у девочки отрицательный резус крови. Молодая мать сцеживала молоко в стакан и отдавала медсестре, та уносила молоко из палаты. Надя продолжала кормить старшую дочь грудью до поездки в больницу. Теперь думала, как ей поступить: вряд ли её молока хватит на новорожденную и на Наташу, которой три недели назад исполнилось два года.

Приехал Николай, первое, что он спросил:

– Моя жена какого числа родила?

– Семнадцатого, – ответила медсестра.

– Понятно, – вздохнул молодой мужик и спросил: – Когда забирать?

– Да, пожалуй, послезавтра можете все ехать домой.

Забрав жену с дочкой из больницы, Николай от районного центра повернул лошадь на другую дорогу, а не на ту, что вела в их село. Надя спросила:

– Куда мы едем?

– Домой, – ответил Николай и всю дорогу молчал.

При въезде в село, Надя прочла его название: Б. О. Она понимала, почему муж не в духе, дата родов совпадала со временем, что она была на учёбе в районе. Но она верила: «Николай ничего не знает, он подозревает, но знать – нет, он ничего не может знать, иначе не приехал бы за ней. Но зачем он привёз нас сюда?» Николай остановил лошадь у ворот небольшого дома и помог жене с ребёнком сойти с саней, завёл их в дом.

– Вот здесь в этой комнате мы будем жить. Пока. Знакомься, это Мавлюха, она няня Наташи.

Надя была в растерянности, но перечить мужу побоялась. Главное: дети при них, а там, даст Бог, всё наладится.

– Дай мне справку, схожу сам зарегистрирую дочь.

То, что он назвал ребёнка дочерью, успокоило её. Она отдала мужу справку из больницы о рождения ребёнка. Муж взял справку, спрятал во внутренний карман спецовки, собрался и ушёл на работу.

За те дни, что мать была в роддоме, старшая дочка не забыла грудь, вцепилась в мать и орала до тех пор, пока та не покормила её грудью. Девочка очень хорошо понимала, как надо манипулировать матерью. Наде было неловко, что она в чужом доме не может успокоить своего ребёнка. В то же время, боясь и переживая за здоровье старшей дочери из-за раны на её ручке, шла у неё на поводу. Рана на ручке девочки становилась всё больше, уже виднелась косточка, районные врачи ничем не могли помочь и не давали направление в областную больницу. Надо было кормить и новорожденную дочь. Она дала ей грудь, девочка попыталась пососать, но быстро утомилась и уснула. Мать посмотрела на тёмно-синие пятна на личике новорожденной и вздохнула. Через два дня Надя вспомнила о справке о рождении ребёнка и спросила мужа:

– Ты зарегистрировал дочь?

– Нет. Мы же имя не придумали.

– Может Вера? – предложила жена.

– Какая Вера? – усмехнулся муж, – Веры тут как раз нет!

– Света? – предложила Надя второй вариант.

– Светлого тут тоже ничего нет, – возразил муж.

– Тогда сам предложи имя, какое тебе нравится.

– Назовём Таней. Я слышал, щё одно из значений этого имени – миротворица.

– Хорошо, – согласилась жена, – Таня, так Таня.

Вечером Надя снова спросила мужа:

– Где метрики?

– Я ещё не зарегистрировал.

– Почему?

– Я же работаю, мне просто некогда, – оправдался муж.

– Может мне самой сходить?

– Не нужно. Ты села не знаешь, с двумя маленькими будет тяжело. Я сам схожу.

Спустя восемь дней со дня рождения ребёнка, Николай зарегистрировал вторую дочь, и день её рождения в метриках записали на восемь дней позже. Показывая метрики, Николай предупредил жену:

– Забудь, какого числа родила, кто бы ни спросил, ты родила её двадцать пятого. Тем более в метриках записано именно это число.

Надя промолчала, она более не сомневалась – муж всё знает. А муж уже через пару дней вёз свою семью обратно на малую Родину жены в их избёнку.

Когда я спросила мать, что за село Б. О., о котором она никогда не вспоминала, она ответила:

– Я не знаю. Отец-то наш был ещё тот выдумщик, пока тебя рожала, он перевёз наши манатки в Б. О. Потом, после того как привёз меня с тобой из больницы, через неделю переехали обратно. Больше ничего не могу сказать, я там не жила.

Вот и я ничего не знаю об этом селе, название которого стоит у меня в метриках и в паспорте, в строке «Место рождения».

В избе было холодно, но видно, что кто-то её продолжал иногда протапливать. В противном случае замёрзли бы все овощи в подполе. Николай все пожитки и кошели занёс за раз в избу и вернулся за старшей дочерью, взял её на руки и понёс домой. Следом шла Надя, неся младшую, завёрнутую в одеяло. Не разворачивая куль с новорожденной, положила на ту же лавку, где уже лежал их небогатый скарб, откинула угол одеяла с лица ребёнка, стала раздеваться сама и спросила:

– Ну, и к чему этот переезд был?

Этот вопрос вывел мужа из себя, он заматерился и в бессильной злобе начал с силой швырять узлы с лавки на пол. В пылу гнева сам не понял, как схватил вместо кошеля свёрток с малюткой и тоже швырнул на пол. Надя обомлела, выдохнув, кинулась к дочери, перевернула её лицом вверх и взяла на руки. Всё лицо девочки было в крови, мать закричала:

– Ты что, озверел что ли! Младенец-то тут при чём?

Николай остановился, с минуту испуганно смотрел на малютку, сухо сказал:

– Прости, – и вышел из избы.

В сенях он столкнулся с Валей и чертыхнулся, прошипел про себя:

– Ну, а ты, как всегда, вовремя.

Надя распеленала дочь, чтобы хоть как-то её успокоить, дала ей грудь и не нашла ничего лучшего, чем как языком расправить содранную ногтями мужа кожу на левой щеке дочери. Раны от пальцев отца были в виде царапин от виска к губам достаточно глубокими. Как собака, она зализывала раны на лице дочери вперемешку со своими слезами. Она не заметила гостью, сидела с дочкой на руках, раскачиваясь из стороны в сторону. Первая дочка капризничала и требовала грудь для себя. Мать её не слышала, до неё дошло, зачем муж устроил этот переезд. Он хотел, чтобы никто в деревне не знал, именно какого числа, она родила дочь.