Невыносимая шестерка Тристы

Я смотрю на нас в зеркалах, которые покрывают три из четырех стен, последнюю закрывают окна. Мы оба все еще в форме, белые пуговицы на его рубашке расстегнуты, галстук ослаблен. Я же надела необходимые для занятия туфли на каблуках, в то время как мои двухцветные туфли лежат под рядом стульев у стены студии.

— Шире шаг! — указывает мисс Бродерик, хореограф. — Не опускайте головы!

Она ходит вокруг движущихся пар. Мы так много репетировали вальс для бала, что теперь никак не можем ошибиться, и она должна просто позволить нам уйти. Меня раздражает то, как Каллум смотрит на меня. Не столько со зловещей ухмылкой, сколько с вызовом в глазах. Он что-то знает, и я жду, когда он выложит карты на стол.

— Думаю, ты устанешь от моего дерьма, — говорю я, пока мы кружимся.

— Голова повернута влево! — в миллионный раз кричит Бродерик.

Я смотрю влево.

— Ты можешь получить от кого угодно то, что надеешься получить от меня.

— Получить это — не проблема, — отвечает Каллум. — Получить от тебя будет намного приятнее.

Искра загорается в его глазах, слова звучат скорее как обещание. Будто это неизбежно, потому что он всегда побеждает и не боится тяжелой работы.

Честно говоря, он совершенен. Прямолинеен, он не обращается со мной, как с нежным цветком. Я всегда это ценила. Большинство девушек сочли бы его невыносимым. Даже грубым. Их нужно соблазнять. Им нужны романтические отношения.

Им нужно, чтобы им лгали.

Но Каллум не делает этого.

— Почему ты не пошлешь меня? — интересуется он. — Любой мог бы сопровождать тебя на балу, и тебя не волнует, я это или кто-то другой.

Да, но… Не то чтобы у меня есть кто-то еще на примете Мне хочется пойти на бал. Это семейная традиция. Я хочу этого.

Но я не могу появиться одна, не так ли?

— Я беспокоюсь, что в тебе есть что-то, чего я пока не вижу, — говорю ему прямо. — Может, я еще увижу это.

Его губы растягиваются в улыбке. Он тоже ценит мою честность.

— Чувствуйте музыку! — требует учитель, останавливает Эми и ее партнера и выпрямляет их плечи.

Люстры сверкают над нами, и я отворачиваюсь, снова кружась налево. Последние лучи солнца отражаются от оранжевой стены, свет медленно опускается, когда надвигаются тучи и гремит гром.

Но вместо того, чтобы остаться дома, как советовали сегодня вечером из-за надвигающегося шторма, на маяке устраивают вечеринку. Мне нужно встретиться с мамой, как только закончится урок танцев, но маяк находится по ту сторону рельсов, и это была долгая неделя: я занималась тем, что игнорировала Лив так же, как она игнорировала меня.

И глупо думать, что она сдастся и бросится за мной, когда захочет большего.

Но Оливия этого не сделала, и я довольно долго позволяла ей дуться. Она увидит меня сегодня вечером.

— Мой отец спит со своей падчерицей, — тихо признается Каллум.

Я встречаюсь с ним взглядом.

— Что ты об этом думаешь? — спрашивает он.

Мое сердцебиение учащается. Мэйкон раскрыл тайны моей семьи и Эймса во время Ночного прилива, и, хотя все, кто слышал, очевидно, оказали нам услугу, не поднимая это дерьмо снова, Каллум явно все еще обдумывает это.

Что ты обэтомдумаешь? Честно, я не удивлена. Ничему из этого.

— Думаю, что мы никчемные, — отвечаю я. — И идеально сшитые костюмы и европейские автомобили очень хорошо скрывают это.

Сент-Кармен выглядит хорошо. Я выгляжу хорошо. И люди судят о тебе по-другому, когда твой газон подстрижен. Когда ты закупаешься в лучших магазинах. Когда тебя забирают на лимузинах.

— Но мы все еще никчемные, — бормочу я.

Каллум кладет руку мне на талию, обнимает меня и притягивает к себе. Я перестаю дышать. Он крепко прижимает меня к своей груди, его дыхание касается моего лба.

— Вот почему я не устану от твоего дерьма, — шепчет он. — Или того, что я никогда не получу от тебя взаимности.

Я хватаю его за плечи в попытке оттолкнуть от себя, когда мы заканчиваем танец.

— Ты боишься грязи, но ты знаешь, что она здесь. — Его губы прочерчивают линию на моем виске. — И когда ты будешь в ней, Клэй, я мечтаю увидеть это.

Пристально смотря ему в глаза, я наконец-то вижу в нем то, чего раньше не замечала. Я не так хорошо контролировала себя, как думала.

И меня совсем не радует эта ситуация.

Каллум поднимает меня, наклоняет голову и разглядывает, как змея.

— Кто тебя трахнул? — спрашивает он. — Я знаю, что ты больше не девственница и что это произошло недавно.

Но вместо того, чтобы начать нервничать, я улыбаюсь. Приятно избегать напряженных разговоров. Я рада, что он знает.

— Я никому не скажу, — шепчет Каллум. — Просто хочу услышать об этом. Где он занимается этим с тобой?

Она занимается этим со мной тайно.

— В машине? — настаивает на ответе он. — В дешевом мотеле? Может, это кто-то из братьев Джэгер?

Между бедер разливается тепло, когда я думаю о сестре Джэгер и о том, как сильно я жажду прикоснуться к ней. Он не прав в деталях, но он на верном пути.

— Я не завидую, — уверяет Каллум, прежде чем в его глазах появляется блеск. — Мне все равно.

Я не чувствую это, но верю ему на слово, и пытаюсь вырваться из его объятий, мне не нравится тяжесть его рук. Напоминание о том, что он всегда может одолеть меня.

— Я сохраню твои секреты, — говорит он. — А ты сохранишь мои. Понимаешь, какой командой мы станем?

Я изучаю его, отчасти ненавидя за то, что он пытается облегчить мне жизнь. Как и моя бабушка, он полностью согласен с тем, что у меня есть все, о чем бы я ни пожелала, пока молчу об этом.

Должно быть, это и есть мое будущее. Единственный способ, которым я могу удержать Лив. Сколько мужей будут столь же понимающими?

— Достаточно, вы двое, — резко обрывает нас Бродерик.

По небу прокатывается гром, и, клянусь, я ощущаю, как он вибрирует по комнате, когда Каллум ставит меня на ноги. Он смеется, потому что все вертят головами, пытаясь понять, какого черта мы делаем.