Невыносимая шестерка Тристы
Шрифт:
Как бы это выглядело?
Мы не пара.
Но мы не закончили. Я бросаюсь за ней. Последнее слово будет за мной.
Я поднимаюсь по лестнице, решетки вибрируют под моими ботинками, вся лестница немного дрожит от веса всех людей, стоящих на ней. Я прохожу мимо них, смотря вверх, когда поднимаюсь и протискиваюсь сквозь толпу. Окна расположены примерно в пяти футах друг от друга, одно над другим, впуская немного лунного света, просачивающегося сквозь облака.
Фонарь наверху перестал функционировать десятки лет назад, маяк Сайбер Пойнт пришел в упадок, как и многие маяки, ныне устаревшие с появлением компьютеров и радаров. Последний смотритель
Кроме Арчи.
Старые места имеют свойство становиться более живыми, чем дольше они стоят. Истории, которые они хранят, воспоминания, которые вызывают… Мы не можем встретиться с Элвисом, но тысячи людей посещают его дом каждый год, потому что находиться там, где он жил, все равно что видеть его призрак.
Сайбер Пойнт с каждым годом разрушается все сильнее, и в конце концов они снесут его, когда он станет опасным, забрав с собой его вековую историю, будто смотрителя маяка и Арчи (и девушки) здесь вообще никогда не было.
Словно здесь никогда не было меня и моего желания убить Оливию Джэгер.
Толпа отступает, пока я поднимаюсь все выше, и я слышу, как надо мной хлопает дверь. Служебное помещение и комната смотрителя находятся наверху, и я взбираюсь по оставшейся части лестницы, капли дождя стучат в окна, как дротики, когда музыка стихает до низкого ритма подо мной. Я бросаюсь к дверной ручке, но сразу же останавливаюсь, мое сердце бьется так сильно, что болит в груди.
Я прижимаю руку к двери, прислоняюсь к ней ухом, прислушиваюсь. Но из-за играющей песни «Blank Space» ничего не слышно. Даже моего дыхания.
Мне следует уйти. Чего я добьюсь, вырвав у них обеих волосы? Я выше этого. Я могу заполучить любого. Она должна умолять меня.
Но все внутри сжимается, и мне трудно игнорировать это. Я потеряла все, что было важно для меня. Я не потеряю то единственное, что еще имеет значение.
Поворачивая ручку, я делаю глубокий вдох и замираю, собираясь с духом. Через мгновение я открываю дверь и вхожу в комнату.
Луна отбрасывает тусклый свет через пятнадцать или около того маленьких круглых окон, расположенных по всей комнате, которые смотрители маяка использовали для наблюдения за погодой, стены обшиты деревянными панелями, в отличие от кирпича остальной части здания.
На стене справа от меня висит доска, на ее поверхности все еще пылятся остатки мела, а квадратный деревянный стол занимает центр маленькой комнаты рядом с большой канистрой. Старые механизмы и перекладины внутри стеклянных окон, которые когда-то управляли объективом, теперь неподвижны и тихи.
Еще одна узкая винтовая лестница ведет наверх через потолок, но маленькая дверца люка, открывающая доступ к фонарю, закрыта.
Оливии нет.
Я поворачиваюсь, направляюсь в служебную комнату, но она уже выходит из-за угла и встает в дверном проеме.
Я замираю. Рядом с ней нет другой девушки.
— Ты хорошо танцуешь, — произносит
она.Лив прислоняется к дверной раме, вытаскивает жвачку изо рта и кладет ее в обертку.
Я вся напрягаюсь:
— Ничего из этого не предназначалось для тебя.
— Все это предназначалось для меня.
Наконец она поднимает голову, хоть я все еще не вижу ее глаз, но ощущаю, как от нее исходит самодовольство.
Сучка.
— Сколько ты выпила, Клэй?
Недостаточно. Легкое гудение в моей голове, вероятно, вызвано сотней людей внизу, всасывающих кислород, а не напитком, который я выпила в машине.
— Где она? — спрашиваю я.
— Кто?
— Ты знаешь кто.
Вспышка белого цвета, и я понимаю, что она улыбается. Смотрю поверх себя, а затем снова на Лив, зная, что та потаскуха ждет либо в служебном помещении, либо у фонаря. Я бы не пропустила их, если бы они вернулись.
Она засовывает обертку в карман и проходит дальше в комнату.
— Кстати, Клэй, насчет платья, — говорит она. — Ты худеешь. Мне нужно снова снять с тебя мерки.
Платье? Она все равно сошьет его?
Мне плевать на платье.
Она закрывает за мной дверь, и музыка немного стихает, мои руки дрожат тем сильнее, чем ближе она подходит. Теперь я слышу свое дыхание.
— Вытяни руки, — указывает Лив едва слышным шепотом.
Но я не делаю этого.
— Откуда ты знаешь, что я худею?
Она подходит ко мне, достает телефон и открывает приложение. Встречается со мной взглядом, и, хоть она не отвечает вслух, я могу прочитать ответ в ее глазах. Она знает мое тело.
Меня охватывает возбуждение, и я слегка наклоняю голову, желая, чтобы ее рот оказался всего в нескольких дюймах от меня. Но я сдерживаюсь.
Я не пыталась похудеть. Я просто… забывала поесть. На прошлой неделе я проводила много времени в тренажерном зале. Просыпалась раньше и ложилась позже, мои мысли практически всегда были заняты.
Она разводит мои руки в стороны, приготовившись воспользоваться своим телефоном и каким-то измерительным приложением, но я отталкиваю ее руку.
— Кто она такая?
— Подруга.
— С которой ты уже была раньше?
— Да.
У меня сдавливает грудь, в животе все сжимается. Слезы застилают глаза. Да чтоб ее. Я не знаю, что хуже — Мартелл или та, с кем у нее уже что-то было.
Определенно последняя. Это напоминание, что у нее была жизнь до меня. Что есть другие люди, которые могут сделать ее счастливой.
Что, черт возьми, происходит? Я вижу, как Каллум разговаривает с девушками. Девушки смотрят на него. И мне плевать на это. На самом деле, я чувствую облегчение, когда вижу, что его внимание занято кем-то другим.
С Оливией я могла бы ударить кого-нибудь ножом, потому что ничего не могу поделать, чтобы остановить прошлое. Эта девушка над нами целовала Лив. Касалась ее. Лив оставалась с ней наедине, занималась с ней сексом, пробовала, кусала и совсем не думала обо мне. Уф…
Я хватаю ее за талию и притягиваю к себе. Она с рычанием отталкивает меня, но я снова хватаю ее.
— Прости, что кинула тебя на прошлых выходных, — я выдыхаю эти слова ей прямо в губы.
Прости, ладно?
Лив замирает, ее руки останавливаются, она хочет оттолкнуть меня, но не делает этого.