Невыносимая шестерка Тристы

Откуда об этом узнала бабушка? Меня так и подмывает бросить Лив здесь под автобус, но меня переполняет внезапное желание защитить ее любой ценой.

Я просто молчу, зная, что моя мать ничего не сделает, чтобы привлечь меня к ответственности.

Ухмылка кривит губы Мими, когда она подносит бокал к губам и снова встречается взглядом с моей мамой.

— Никогда бы не подумала, что растить одного ребенка будет сложнее, чем четверых, — усмехается она.

Мама сжимает челюсть, у нее и ее троих братьев и сестер гораздо меньше проблем, чем у меня, и я со своего места чувствую, как напрягается каждая мышца в ее теле.

Протягивая руку под столом, я засовываю ее под юбку и сжимаю бандану, выдыхая.

Спустя три часа и четырнадцать минут я хватаю свой телефон с подноса в столовой, надеваю ботинки и выхожу из дома. Мои шнурки волочатся по земле, и я открываю приложение «Убер», чтобы сбежать отсюда, пока они думают, что я иду за чем-то из машины моей мамы. Ужин длился еще целый час с десертом и был больше похож собеседование на роль для Омега Чи, чем на разговор. Затем мы примерили платья, и я просто позволила маме — с одобрения Мими, конечно, — выбрать платье из шармеза А-силуэта без бретелек с шифоновой драпировкой. На самом деле, довольно симпатичное, но я все равно чувствовала себя в нем глупо.

Заметив кусты роз Мими, я быстро сгибаю стебель взад и вперед, отламывая его, избегая шипов.

— Молодой человек? — слышу я голос Пегги.

Я поднимаю голову и замечаю повара, стоящую на балконе надо мной. Я отступаю назад, чтобы она не увидела меня, и смотрю на подъездную дорожку, где Трейс Джэгер загружает ржавый фургон Форд. Он одет только в джинсы, его спина покрыта потом, несмотря на то что солнце село час назад.

— Надень рубашку! — ругается она.

— О, детка, — скулит он, и мои глаза расширяются.

— Немедленно, я сказала!

— Но ты такая горячая, мне жарко, — он вытягивает руки, как будто он Ромео, поющий серенаду Джульетте. — Посмотри на меня, я промок насквозь.

Я закрываю рот рукой, чтобы заглушить смех. Жена дворецкого не только готовит, но и практически воспитала мою маму, тетей и дядей. Она также пять лет служила медсестрой на флоте. Она не стерпит подобное дерьмо.

— Ты мерзавец, — ругается она.

— Конфетка, — воркует он снисходительным тоном, но при этом улыбаясь.

— Дикарь!

— Единственная!

— Горилла!

— Милый, медовый пирожок!

Я фыркаю, почти умирая.

— Обезьяна! — кричит она.

— Лютик.

— Тьфу!

Затем я слышу, как хлопает дверь, и позволяю себе рассмеяться. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так с ней разговаривал.

— Знаешь… — с этими словами я выхожу из-под балкона и направляюсь к нему через подъездную дорожку. — В один прекрасный день она решит, что твои скульптуры из живой изгороди того не стоят, и тебя уволят.

— И быстро осознает свою ошибку. — Он вытаскивает свою рубашку, чтобы насухо вытереть спину, а не надеть на себя. — Она любит меня.

Конечно. Я смотрю на кучу инструментов в кузове фургоне, все, что ему нужно для ландшафтного дизайна сегодня. Остальная часть команды уже ушла.

— Ты можешь подвезти меня до школы? — спрашиваю я, оглядываясь на дом. — Быстро?

Прежде чем меня поймают и прежде чем я опоздаю. Уже начало восьмого.

Он открывает мне дверь, и я запрыгиваю в машину, запах ржавчины и грязи сразу же обрушивается на меня.

Но я закрываю дверь и жду, пока он обойдет фургон и сядет на водительское сиденье.

Рваная искусственная кожа впивается в заднюю часть моих бедер, и я нахожу место для ног среди пакетов с едой навынос и пустых банок из-под содовой на полу.

Трейс садится, заводит фургон и включает радио, выезжая с подъездной дорожки, как будто не знает, что ему нужно остановиться и подождать, пока откроются ворота.

Как только мы оказываемся на проезжей части, он опускает стекло, и я делаю то же самое, ветер проносится по кабине.

— Так, ты тоже хочешь, чтобы я надел рубашку? — спрашивает он.

Я перевожу на него взгляд, не видя рубашки в поле зрения, так что я не знаю, как он собирается это сделать.

— Даже не заметила, да? — дразнит он, закуривая сигарету. — Похоже, мне не нужно волноваться, что ты просто играешь с моей сестрой.

Трейс выдыхает дым, когда кончик сигареты становится оранжевым, и мне даже хочется попросить у него одну.

— Я замечаю парней. — Я машу рукой в воздухе, разгоняя дым. — Однако твой пот и вонь превосходят любую привлекательность.

— Я могу принять душ. — Он смотрит на меня. — Хочешь помочь?

Помочь ему сходить в душ?

— С ума сошел? — спрашиваю я. Мой гнев усиливается из-за того, что он будет приставать, хотя знает, что я встречаюсь с Лив. Я не считала его дерьмовым братом.

— Я не доверяю тебе, — сообщает он, выключая музыку и набирая скорость. — Думаю, ты обидишь ее. Думаю, ты поставишь ее в ситуацию, которая ее опустошит.

Трейс думает, что знает меня.

— Она ведет себя жестко, но все люди одинаковы, — продолжает он. — Они просто хотят кого-то любить, и когда Джэгер привязывается, это происходит так же быстро, как щелкает тумблер, Клэй. Это будет внезапно, и она не сможет его выключить.

Мое сердце трепещет, и я сама себе удивляюсь. Я не чувствую этого от Лив, но после его слов мне хочется ощутить это.

— Я не хочу обижать ее, — говорю я.

— Но ты прячешь ее.

Я хмурю брови. Каждый человек в какой-то момент страдает от любви. Это не входит в мои намерения, но кто знает, куда нас заведут следующие несколько недель. Я просто хочу ее здесь. Сегодня. Сейчас. С ней. Будущее неопределенно. Зачем беспокоится о нем.

— Это не твое дело, — говорю я.

— Если я решу, что это мое дело, значит, это мое дело. — Его голос прозвучал неожиданно резко. — И я хороший человек, так что было бы разумно поговорить об этом со мной, а не с кем-то другим.

— Мы храним это в секрете, — объясняю я, как будто он имеет право знать подробности. — Осенью мы отправляемся в разные колледжи, и мы не хотим, чтобы другие отвлекали нас от того, что мы делаем вместе. Лив согласна.

— А что еще она должна была сказать? Альтернативой было потребовать о тебя рассказать всем о вас, на что ты никогда бы не согласилась, поэтому она взяла те объедки, которые смогла достать. — Он делает затяжку. — Она к этому привыкла.

Это неправда. Почему он так говорит? Когда выбор был либо быть с кем-то другим — Меган или с той бывшей на маяке — она решила быть со мной, зная, что я могу использовать ее и в конечном итоге причинить ей боль? В этом нет никакого смысла.