Незабудки
Шрифт:
Однажды выяснилось, что и Вовке грозят вырезать гланды — и дело наладилось. Теперь уж они колотили друг друга по животу обоюдно. А весной — весной мальчишки становятся изобретательными — и появились вот эти пистолеты.
Игра нехорошая. Но с другой стороны, взрослые-то? Ну чего они придумали хорошего для подготовки к долбежке в носу и вырезанию гланд? «Не плачь, деточка, потерпи», — вот все, что они придумали.
…Самое противное в этой дуэли, стоять вот так и смотреть в дырочки, как Олег нарочно медленно целит то в голое пузо, то повыше.
«Наверное, в губу саданет», — подумал Вовка и сглотнул.
Он скосил глаза и увидел, что посмотреть представление вышел шелковисто-рыжий петух. Он холодно оглядел Вовку и Олега, вспомнил недавнюю какую-то победу, взлетел на ограду загона и заорал о ней. Вовка удивился, какое у него огромное, огненное горло. И — цак! Шпонка влепилась в лоб. В голове зазвенело, словно сильно щелкнули по фарфору. Петух исчез. А на лбу Вовки остался отпечаток шпонки.
— Мой выстрел, — облегченно вздохнул он.
Целился он тоже долго. И когда Олег чуть шевельнул губами, — выстрелил в щеку.
Шляпка гвоздя чуть рассекла кожу и на ней выступила капелька крови. Олег снял ее пальцами, слизнул и рухнул на траву:
— Я убит!
Егорка онемел от переживания. Минтин с Витьком недоуменно переглянулись.
— Глянь. По правде лупят, — странным тоном сказал Витек. Минтин согласно кивнул. Почему-то их не устраивало, что именно по правде лупят.
— А вообще — здорово бьет, — заговорил Минтин. — Наверно, ворону подшибить можно… или сороку.
— У вороны перо жесткое, — возразил Витек.
— Мстить-то за меня будете, Елшаки? — обиженно спросил «оживший» Олег.
Минтин с Витьком снова переглянулись, и Минтин сказал:
— Не-а. Лучше уж их на воронах попробовать.
— Трусите, что ли? — поддразнил их Олег.
— Чего трусить, — спокойно возразил Витек. — Просто… чего зря лбы ковырять. Лучше и правда — по воронам…
— Трусов нету, — поддержал Витька Минтин. — Я вон прошлое лето, ка-ак саданул вилами в ногу — насквозь!
— А орал-то как, — усмехнулся Витек.
— Ну орал же, а не трусил…
Олег понял, что игра отыграна, вздохнул и сказал:
— Ладно. Умру неотомщенным. Пусть будет воронья охота.
А Егорка все ерзал на хлыстах, морщился и, наконец, не выдержал:
— Я… я мстить хочу. Олежк, дай я отомщу, я еще ни разу в дуэли не стрелял.
Олег, хмыкнув, зарядил ему пистолет. Наверное, был доволен, что хоть Егорка загорелся дуэлью.
— А ты теперь как меня назовешь? — обратился Егорка к Вовке.
— А как твоя фамилия?
— Томилин.
— Ну… благородный Нилимот.
— К барьеру-у! — закричал Егорка и запрыгал от нетерпения. Но тут вспомнил, что и на нем сейчас и плащ и эта шляпа с перьями, а в них — как можно прыгать? Встал смирно.
Вовка снисходительно глядел сквозь фанерку, как дергается пистолет в непривычной Егоркиной руке. И вдруг — ззынь! Вовке вмиг вспомнился зубоврачебный кабинет со всеми его запахами и звуками.
— Умм… Поосенок, попав! — вымолвил он.
Егорка
охнул, бросил пистолет на траву и подбежал к нему.— Сильно больно, да? — прошептал он.
Вовка, зажав рот, отмахнулся. Егорка взял у него фанерку и решительно встал у своего барьера.
— Благородный Егор-ров, теперь твоя очередь, — сказал он, прикрылся фанеркой и сморщился так, что все его веснушки спрятались под нее.
Сначала Вовка хотел, из-за боли наверное, хотя бы хорошенько щелкнуть Егорку по пузу. Но потом он вспомнил какого-то дворянина, который как-то очень красиво не стал стрелять в своего противника, чуточку поделился в собранный щепоткой Егоркин нос, вздохнул и выстрелил далеко мимо его уха.
— Нечестно! Он нарочно промазал! Я видел! — закричал Егорка.
— От. Совсем мальчонку спортили, — усмехнулся Витек. — Давай, давай! Счас он тебе раскровянит губу-то…
Но Вовка, хоть и понимал он Егорку, отказался стрелять еще раз. Пощадил, значит, пощадил. Очень уж ему было приятно от этого. Все тот благородный дворянин вспоминался.
От Егорки все отвернулись и заговорили о вороньей охоте.
А Егорка насупился и отошел в сторонку. Он зарядил все-таки сам пистолет и неловко, на вытянутых руках, направил его на себя.
Тут снова вышел петух и заорал прямо с земли, словно бы на Егорку.
— Опусти ниже, — успел крикнуть ему Олег.
Шпонка щелкнула Егорку как раз в ямочку под горлом. Видно хорошо щелкнула: у Егорки выкатились слезы, он икнул и стоял секунд пять не дыша и не разговаривая.
— Вот теперь порядок. Все перебиты! — бодро сказал Олег. А Вовка удивленно думал, как это Егорка все его пощаду смазал? И вообще, если бы настоящая дуэль: пощадишь вот так, а он, если такой же, как Егорка, благородный, еще лучше застрелится…
По заросшему сизой муравой проулку они спустились к речке Елшанке, где рос в одном месте старый вяз с вороньими гнездами.
Вовка потихоньку спросил Егорку:
— Ты зачем стрелялся? Вот вышиб бы глаз…
— Да-а. Тебе больно было, а в меня ты нарочно промазал, — ответил он и посмотрел на Вовку так, словно ждал от него еще чего-то.
Вовка остановился. Егорка тоже. И они пожали друг другу руку.
Нет. Город — он город и есть. Там, если даже тебя не мучают уроками, не гоняют за пустяками в магазин, все равно — день проходит суетливо.
Время то тянется прямо как пожарная кишка, то галечкой проскальзывает сквозь пальцы…
Там ведь не видно, как взошло солнце. Как набежали с запада тучи и передрались до грома и молний — только сразу хлещут по асфальту светлые прутья дождя. И, как заходит умытое этим дождем солнце, тоже не видно в городе. Там оно садится не в степную траву и не в колючий лес, а вязнет высоко над горизонтом в грязно-розовой мгле.
А это все важно! Вовка заметил, как строго ведет себя время в деревне. Оно спокойное и много его. Оно тут постоянно под присмотром неба и солнца.