Незабудки

«Уже и реветь собралась», — испуганно подумал Андрейка.

— Ну, покажи, покажи, — как можно мягче сказал он.

Андрейка из родительских разговоров знал, что папка у Надюшки вроде бы был, но куда-то пропал. Живет она у бабушки и называет ее мамой, потому что настоящая мама приходит к ней по выходным и то не всегда.

Снова хлопнула подъездная дверь, и Андрейка успел заметить, что это прошел отец. Он не запутался в дверях и не пристал к старухе, которая вышла подышать воздухом, значит, был в норме.

…Надюшка влетела в комнату, сбросила куртку и полезла под кровать.

— Ты чего там потеряла? — удивилась бабушка.

— Ну, мам, надо мне, — досадливо ответила она и вытащила на свет ящик со старыми игрушками. Были тут кубики, забытая кукла с растрепанной прической и закатившимися навсегда глазами, кругляшки от пирамидок и поломанные дешевые брошки. Когда-то все это было настоящим богатством, а теперь с каждым днем забывалось и становилось ненужным.

Был тут и корабль с парусами. Вернее, это была модель яхты. Когда-то нарядная, с красной ватерлинией и высокой мачтой, она напоминала про далекие моря. Но ватерлиния облупилась, мачта сломалась, а паруса порвались. С яхтой произошло то, что и должно было произойти с кораблем, так и не отправленным в плаванье: она разрушилась от безделья. Нет, такой не похвастаешься. Надюшка вздохнула, задвинула ящик назад, в подкроватную тьму и почувствовала, что вот-вот заревет. Все же она успела накинуть куртку и выйти из дома.

Нахохлившийся на скамейке Андрейка проводил ее взглядом и отметил, что никакого корабля у нее не было. Он уже успел догнать отца на лестнице, и тот дал ему рубль на новую жизнь, правда, с сожалением покрутив его в пальцах. Андрейка смотрел, как Надюшка уходит за дом, и размышлял о том, что его папка все же лучше, чем совсем никакой. К тому же летом он почти не выпивает и берет его с собой на рыбалку.

…За домом в густо разросшихся кленах была конура, сложенная ребятней из фанерных ящиков и обломков шифера. В конуре иногда жил приблудный пес Жек, считавший всех ребятишек своей родней. Взрослых он недолюбливал. Взрослые иногда награждали его пинками.

К нему и пришла Надюшка. Жека в конуре не оказалось, и Надюшке стало еще тоскливее. Она просто вспомнила, как давно они с папой мастерили яхту, как папа обещал ей, что они вместе пойдут на реку и отправят его в плаванье. И там, куда приплывет этот кораблик, они построят дом и будут жить. Насчет дома, впрочем, она придумала сама, но ей казалось, что так говорил папа. Она попробовала вспомнить его, но вспоминались только руки с длинными крепкими пальцами и желтый, чем-то перебитый ноготь.

Она услышала, как за спиной захлопали по Андрейкиной куртке мокрые ветки и к ней вышел Андрейка, а за ним мокрый, как все вокруг, но совершенно счастливый Жек.

— Чего же ты спряталась? — нерешительно спросил он.

Надюшка гладила Жека по голове, всхлипывала и молчала.

— А корабль не нашелся, что ли? Ну чего ты… Ну, подумаешь…

Андрейка замялся, не зная, что сказать еще, потому что Надюшка горько махнула рукой и отвернулась от него. Жек сочувственно взвыл.

Надюшка, наконец, ответила успокоенным и скучным голосом:

— Да нет, нашелся. Просто он поломанный весь.

— Вот, подумаешь! — обрадовался Андрейка. — Да ты тащи его сюда, слышь? Тащи, тащи. Я его запросто налажу. Думаешь, не сумею? Да говорю тебе, запросто!

Надюшка посмотрела на него внимательно, вздохнула и пошла за яхтой. Совсем не интересен стал ей вдруг этот корабль, но раз уж Андрейке так хочется…

— Х-хе, отличная яхта! Только мачта нужна новая, паруса приклеить, а здесь покрасить, — от ткнул в днище, — и будет как новая.

Надюшка проснулась бодро, села на кровати и уставилась в окно. С кровати ей было видно только умытое солнечное небо, и как бы в небе парила на чистых бумажных парусах новенькая яхта. Она долго смотрела на нее. Они с Андрейкой решили сегодня испытать яхту в подходящей какой-нибудь луже, но у Надюшки созрел другой план.

— Андрейка, а давай пойдем на Урал и отпустим ее в настоящее плаванье, — предложила она, когда они встретились во дворе.

— Но… она же тогда совсем уплывет, — ответил Андрейка и с сожалением посмотрел на яхту.

— Ну и что? Зато у нее будут всякие приключения, и вообще так интереснее…

— И правда, положат ее опять в коробку, поломается вся, — понял он.

— Ладно. Пошли на реку. Только если там спросит, кто ты, скажешь, что ты моя сестра, поняла?

Андрейка свистнул Жека и они втроем отправились к реке.

День был солнечным, а вода такой прозрачной, что можно было выбирать камушки на дне возле берега. Андрейка настроил руль так, чтобы яхта вышла на середину реки.

— Полный вперед, — сказал он и оттолкнул кораблик. Почти не качаясь, он ровно пошел к стрежню.

— Ур-ра! — закричал Андрейка. — Самый полный!

Жек заметался по берегу, залаял, ему, наверное, показалось, что ребята упустили кораблик. А Надюшка стояла молча и спокойно улыбалась. Когда он вошел в течение и парус стал то и дело пропадать в солнечных бликах, она сказала про себя:

— Кораблик, плыви за папой…

Кораблик, кораблик, откуда он знает, куда ему плыть?

Харитон и Маша

— Все в этой Елшанке не так, вот что! — решила Маша. И конечно: в городе снега давно нет — и пыль, а тут пыли нет — и снег, и трава. Над бочажкой, на пригорке, снег большим белым блином лежит и бежит из-под него вода. Не ручьем бежит, а сплошь, по траве, полем бежит — это полая вода. Снег чистый, искристый, как сахар в сахарнице, но спереди папа идет, сзади мама — попробовать его не дадут. Трава вокруг снега только вылезла и тоже такая, что хочется ее погладить. Маша погладила, а трава ее по ладошке погладила. И еще цветы она увидела — самые первые после зимы, маленькие оранжевые солнышки. Папа назвал их «матьмачехи», похоже очень на «математики». Странно называются и действительно странные — вылезли из-под земли, а листья там оставили. Маша сорвала три цветка и все пошли в домик. Открыли дверь, в домике пасмурно и пахнет смутно, неясно. А папа еще и здоровается с кем-то:

— Здравствуй, Харитон, как зимовал? Не скучал тут?

И мама туда же:

— Покажи, Харитон, куда веник спрятал.

Веник нашелся и началась суета: папа ходит то за дровами, то за водой, мама — то вещи в дом вносит, то наоборот выносит во двор, на солнышко, одеяла, подушки. А Маша бегает то за папой, то за мамой, в домике ей сидеть неохота — может, это Харитоном пахнет? А спросить про него некогда. То папа ей бабочку показывает, бордовую с белой каймой, тоже после зимы первую, то маме нужно помочь посуду вытереть, потому что Маша это умеет. То все вместе заложили в печку дрова, зажгли и стали смотреть, как огонек вырастет в огонь. Вот вырос, зашелестел щепками, затрещал дровами и все успокоились. Маша тогда спросила:

— Пап, а Харитон кто? Он какой?

— Ну, он домовой. Живет тут за печкой, хозяйничает, когда нас нет. А какой он, я и не знаю. Он ведь редко показывается, ходит неслышно, не топает и не скачет, не шумит в общем, а когда ест — не чавкает. Говорят, что он бодрый такой старичок-невидимка.

— Еще он любит девочек, которые маму слушают и ей помогают, — прибавила мама.

«Это конечно, это все любят», — подумала Маша и заглянула за печку. Никого там не было, кроме прозрачного комарика, повисшего на паутинке.