Незаменимый
Шрифт:
– Да, Ваше Величество, - с потухшими глазами поклонился он. Как верного слуги императора, он должен был подчиниться. – Вы совершенно правы. Я прошу вас освободить меня с поста…
Позже от императора прозвучали высокопарные выражения, которые приличествовали моменту – о многолетней и безупречной службе, о верности престолу и отечеству, о беспощадности к врагам и т.д. Но Мирский это все уже не слушал, судорожно стараясь сохранить невозмутимое выражение лица.
Выходя из кабинета, Мирский едва не столкнулся с князем Сабуровым. Тот ожидал в приемной, явно готовясь войти к императору.
– Мои соболезнования, - князь едва обозначил поклон.
Мирский заставил себя поклониться в ответ. Он молчал, хотя внутри него все клокотало. Теперь-то
– Это же ветвь рода Сабуровых…
Куда уж больше-то?
***
Новоиспеченный глава Отдельного корпуса жандармов рьяно начал свою службу на новом месте. Кое-кто в Высшем свете пенял, что тот даже слишком рьяно взялся за своё дело. Мол, так и надорваться можно с непривычки. Но то были злопыхатели, завистники, веры которым было ни на грош. Хотя...
С того самого дня, как был подписан высочайший указ о назначении графа Орлова главой Отдельного жандармского корпуса, на улицы столицы уже вышли удвоенные патрули полиции и жандармов. Причем все были не в парадной, как бывало, а в повседневной форме, и "вооружены до зубов". У каждого вдобавок к уставному карабину к поясу была ещё приторочена и кобура с увесистым револьвером.
К концу недели уже появились первые результаты, о которых с придыханием писали столичные газеты. О князе Мирском, бывшем Главе, никто и не вспоминал, словно никогда и не было такого человека. Зато новому Главе целые газетные развороты посвящали, на которых красочно и со смаком освещали каждый его шаг. Тут он лично вышел в патруль со своими людьми, там красуется в героической позе с револьвером в руке. Одним словом, газеты лепили настоящего солдата и верного императору подданного.
Почти все газеты вышли с заголовками о том, что наконец-то в борьбе с преступностью произошел перелом, и скоро можно будет без всякого страха ходить по самым злачным местам с пачкой ассигнаций в руках. Печатали фото десятков мужчин и женщин в наручниках, кучи отобранных ножей, кинжалов и револьверов. В статьях на все лады смаковали жалостливые истории о купцам и юных девушках, спасённых из жестоких лап мошенников, грабителей и вымогателей всех мастей.Такое усердие, проявленное на службе, не преминул отметить император, официально выразив свою благодарность главному жандарму столицы и пожаловав ему звание действительного тайного советника. К последнему, кстати сказать, полагались не только почёт и уважение, но и существенная прибавка к денежному содержанию.
Только изнанка всего этого была совсем не такой, как её старательно расписывали для простых столичных обывателей. К сожалению, здесь все не благоухало порядком, а жутко смердело обманом и показухой. Газетчики, словно оправдывая прозвище падальщики, просто отрабатывали свой гонорар, щедро занесённый им молчаливыми господами в хороших одинаковых костюмах и кепках. Специально нанятые люди рассказывали истории о чудесном избавлении от бандитов, не забывая поминать полицию и жандармов.
Наконец, в кутузках вместо настоящих матерых воров сидела всякая шантрапа, собранная во время массовых облав на окраинах города. По-настоящему серьезных людей в камерах сидело шиш до маленько. Хотя и эти здесь больно не задерживались. За оговоренную мзду их быстро выпускали наружу, даже вызывая экипаж ко входу тюрьмы.
Мздоимство стало настоящим бичом, что первыми на себе ощутили торговые люди. Что жандармы, что полиция, словно с цепи сорвались после назначения графа Орлова на новую должность. Если раньше про «барашка в бумажке» говорили шепотом, то теперь никто даже не пытался таиться. В салон или лавку заходил служивый человек и говорил, сколько и когда денег нужно заплатить. Вдобавок, еще грозился, что жаловаться не имеет смысла, так как за его спиной стоят большие люди.
Обо всем этом граф самолично рассказывал своему негласного покровителю - князю Сабурову, благодаря
связям которого и занял столь высокую должность. Жестикулировал, широко улыбался. Не забывал выпячивать грудь, где красовался недавно врученный ему орден.– ... А ты заигрался тут?
– вдруг огородили его вопросом, молчавший весь разговор покровитель. Сабурову, а он этого и не скрывал, очень не понравилась такая явная демонстрация собственной значимости.
– Забыл для чего тут поставлен? Набивать карманы и потрахивать благородных просительниц можно было и в другом месте. Ведь, могу, Саша, все отмотать назад.
У того чуть удар не случился. Поперхнулся вином, вмиг побледнел, хватаясь за тесный ворот мундира.
– Будешь, думать только о мошне и чреслах, а не о деле, вмиг окажешься в той же самой дыре, из которой я тебя вытащил...
От князя ощутимо дохнуло холодом. К своему ужаса барон не просто это почувствовал, но и увидел собственными глазами. От ног гостя по дубовому паркету медленно поползла изморозь, распространяя замысловатые ледяные узоры во все стороны.
– Я... Я никогда... Ваше Сиятельство...
С графом в одно мгновение произошла удивительная метаморфоза. Из вальяжного, гордого и довольного собой господина и барина он разом превратился в жалкое, заискивающее существо. Губы дрожали, кривились. Поросячьи глазки являли такое отчаяние и страх, что не каждый день увидишь.
– Я же для общего дела, Ваше Сиятельство. Исключительно, ради общего блага, - придя в себя, граф заговорил более осмысленно.
– Я всецело вам верен и готов сделать все...
Ба-ац! Сабуров со всей силы хлопнул ладонью по столу, заставляя подпрыгнуть папки с документами. Отшатнувшийся жандарм от испуга чуть с кресла не свалился.
– Чего ты готов сделать? Ты же животное!
– князь ткнул в него пальцем, перепугав того ещё сильнее. Хотя, казалось бы, куда больше. Жандарм и так уже был весь серый с синеющими губами.
– Кто два дня назад приказал взять под стражу барона Ягужинского, а после вызвал в этот кабинет его дочь? А про вдову Воротынский, которую ты тут целые сутки объезжал? Об этом уже весь Свет гудит! Думаешь, не найдутся благодетели, которые все донесут императору в нужном свете? Ты, сучья немощь, все дело загубишь!
А у графа язык от страха отнялся. Он только бомотал что-то непонятное и не мог оторвать глаз от пола, где в его сторону медленно ползли ледяные щупальца.
– Ты, б...ь, был поставлен, чтобы почву подготовить для переворота, чтобы приглядывать за всем и... Чего глаза пучину? Говори.Граф, и правда, явно пытался что-то сказать. Открывал рот снова и снова, хотя оттуда ничего вразумительного так и не раздавалось.- Говори!
И того, наконец, прорвало.
– Ваше Сиятельство, так я делаю все это. Я же все продумал заранее, что в точности по вашим словам сделать, - быстро, едва не захлебываясь, говорил граф.
– С этим Ягужинским, к примеру, ведь все непросто...
Как смог, главный жандарм сделал хитрое выражение лица. Подмигнуть, правда, не решился. Кстати, правильно сделал, что не подмигнул. Еще неизвестно, как на такое панибратство гость бы отреагировал. Мог скривиться, а мог и шарахнуть льдом.
– Я ведь завтра задумал заговор раскрыть…
И снова хитро улыбнулся. Мол, оцените, Ваше Сиятельство, мою хитровыделанную задумку.
– С самого утра приду к Его Величеству и доложу о заговоре. Так мол и так, государь, ваш верный слуга раскрыл заговор против Вашего Величества. Я тут уже кое-какие бумаги подготовил, чтобы все смотрелось очень даже благопристойно. Есть письма, в которых этот самый барон Ягужинский высказывался очень и очень вольно об императоре. Даже позволял себе кое-какие крамольные мысли, например, о республике. Есть и ответные письма от его армейских дружков, что и похлеще его говорят. Чем не заговор? – граф мерзко улыбнулся. – Вот вы про его дочку говорили, Ваше Сиятельство? А ведь эта самая особа и рассказал про письма. Так как вам такая задумка? Годная для нашего дела?