Нежеланная дочь

Я могу только улыбаться. Потрясение и страх потерять друг друга выкинуло нас, как говорят сейчас дети, «на новый уровень». Желание быть ближе, видеть и прикасаться обострились, словно у нас с Сережей наступила вторая молодость. Не надо говорить, что блистер с противозачаточными таблетками я выкинула сразу же, как вернулась домой. Роксана долго ругала меня, что я столько лет пила гормональные таблетки, профессионально и красочно рассказывая о последствиях. Тем более, если Сергей прав, они нам совсем были не нужны. Но почему-то это мы с ней откинули сразу.

— Камилла точно так же могла втихаря пить таблетки, а потом обвинить мужа в бесплодии, — качает головой Роксана.

— Зачем, если она потом сразу забеременела?

Я не совсем понимала, зачем это было нужно Камилле. Не хочешь ты ребенка, так и скажи так, но она выставила виноватым Сергея.

— И что? Камилла просто не хотела связывать себя с Сергеем общим ребенком. Вот и все! Это же элементарно! А сейчас, когда «нужный» брак у нее не сложился даже несмотря на детей, она готова уже на любой. На безмужье, как говорится и бывший сойдет.

Возможно, что так все и было. Но от этого становилось еще хуже. Получается, я ничем не лучше Камиллы. Я никак не могу перестать казнить саму себя.

— Нет, Полина. Ты сразу сказала Сергею, что не хочешь детей. И он сам принимал решение, уже зная это, — пыталась переубедить меня Алазарова.

— Но ведь он хотел… А я…

— О том, что он хотел, он не сказал ни слова! Так? Так! Полина, в этом твоей вины нет. А если хорошенько разобраться, то тогда уж виноваты оба.

— Мы потеряли столько времени, а сейчас уже слишком поздно что-то изменить.

— Ничего не поздно! — горячо восклицает Роксана. — Всего-то половина второго! — добавляет она шутя, хотя, я думаю, она прекрасно поняла, что я имела в виду.

Роксана долго убеждала меня, что тридцать шесть — еще не срок ставить на женщине крест, что сейчас очень многие только начинают рожать после тридцати. И у нас с Сергеем еще может родиться вполне здоровый ребенок. Тем более, что никаких отклонений в моих анализах она не увидела.

К совету Роксаны — предохраняться в течение двух месяцев, чтобы хоть немного вывести гормоны из крови — нам пришлось прислушаться. Он вызывал возмущение только у моего мужа.

— Полина, я чувствую себя семнадцатилетним сопливым подростком. — Сережа считал это абсолютно бессмысленным и ни на что не надеялся.

Я тоже изо всех сил старалась побороть в себе тот страх, который так долго преследовал меня. Нам обоим было непросто, но то, что мы были вместе, во многом облегчало ситуацию.

* * *

Сегодня день весеннего равноденствия. Солнце светит так ярко, что даже жалюзи не спасают от его лучей. Окно приоткрыто, впуская свежий воздух в класс. Осталось два дня до весенних каникул, и работать совсем не хочется. Хочется лета и в отпуск.

Телефонный звонок выталкивает из радужной мечты, где я уже почти дошла до моря.

— Да, Сереж? — Муж теперь звонит каждый раз, когда у меня заканчиваются уроки. Волнуется.

— Ты еще в школе?

— Да, — вздыхаю, бросив несчастный взгляд на две стопки еще непроверенных работ. — Нужно немного допроверять, и я пойду домой.

— Полин, каникулы на носу, неужели ты думаешь, детям нужны эти оценки?

— Некоторым нужны. — И это действительно так.

Кажется, этот разговор повторяется с определенной периодичностью, и я улыбаюсь этому.

— А если у кого-то будет двойка, и она испортит четвертную оценку? — беспокоится муж за успеваемость чужих учеников.

— То я ее просто не поставлю, — делюсь маленьким секретом, — а после каникул заставлю отработать.

— С тобой невозможно спорить, — сдается Сережа.

В этом он прав. Мне самой иногда очень трудно с собой спорить, а уж переспорить…

После школы я не сразу иду домой, а захожу в аптеку и покупаю тест на определение беременности.

С замиранием жду результата. Тест отрицательный. Но и цикл не пришел.

Выходные мы решаем провести у родителей Сергея, а после каникул, если ничего не изменится, поеду в клинику Роксаны. Но вернувшись домой думаю, что не стоит ждать окончания каникул, а лучше выяснить все сейчас.

* * *

— А я ждала тебя, — признается Роксана, широко улыбаясь. — Думала, что приедешь раньше.

С момента нашей последней встречи прошло почти четыре месяца. Я позвонила Алазаровой и спросила, когда к ней можно подъехать. На что в ответ получила: «Прямо сейчас!»

— Да как-то поводов не было, — отвечаю с улыбкой. — Не на кофе же ехать?

— А почему бы и нет? Можно и на кофе. Ладно, опустим лирику. Какой повод?

— Задержка.

— А тест?

— Отрицательный.

— Хм. — Роксана хмурится, но быстро скидывает с лица серьезное выражение. — Это еще ни о чем не говорит. Сама как себя чувствуешь?

— Как обычно. Тело только болит…

— О, как?! Перестарались? — спрашивает она с «понимающей» улыбкой.

— Роксана! — искренне возмущаюсь от такого предположения. — Я на лыжах каталась! Сколько за последние лет пять не стояла!

— На лыжах? — разочарованно тянет Алазарова. — По лужам?

— Это у нас лужи, а мы за городом были, — объясняю. — Там весной даже не пахнет. Снег таять еще не собирался.

— Ясно. Лыжи — это хорошо.

* * *

— Ну, что там? — не выдержав затянувшегося молчания, задаю вопрос.

После осмотра у гинеколога меня отправили на УЗИ. Роксана стоит за спиной врача, и смотрит на экран. Я же ничего не вижу! Она чуть наклоняет голову и показывает пальцами «о’кей». Только, что означает этот жест, мне не понятно: «о’кей» — беременности нет, или же «о’кей» — я беременна? Но что еще непонятней — я сама не знаю, какой вариант этого самого «о’кей» хочу услышать.

— Беременность маточная, одноплодная, шесть-семь акушерских недель… — наконец произносит врач.

Дальше я ничего не слышу. Чувства смешанные: от радости до неконтролируемой паники. Я как маленькая девочка совершенно не знаю, что мне делать.

— Может позвонить мужу? — предлагает Роксана.

Мы с ней сидим в ее кабинете. После такой новости она решила, что мне лучше немного посидеть у нее.

— Он на работе. — Я беру из ее рук стакан с водой.

— И что? Есть вещи, о которых нужно сообщать сразу. Особенно в вашем случае. Точно не будешь кофе?