Нежное создание 2

Алан Матфейсен и его мать тоже пришли. После похорон женщина не вернулась к поминальному столу, а вот Алан не отходил от Ники до тех пор, пока в кофейне не появилась Виллемина с отцом. За красавицей шла то ли компаньонка, то ли служанка — та самая угрюмая женщина, сопровождавшая её на поминках Якубуса.

Ника смотрела на капитана ночного дозора и думала, что Алан в качестве жениха для любой невесты неплох, но что он принесёт в новую семью? Долгов, может быть, не будет, но и вклад станет минимальным. Продвижения по службе ему ждать долго. И то при условии, что Ван дер Меер займёт место своего начальника и одобрит вместо себя кандидатуру Матфейсена, к которому он явно не благоволил. А вот Кэптен жених перспективный во всех смыслах.

Подумав о нём, Ника скользнула по его фигуре ничего не выражающим взглядом. На следующий день после смерти госпожи Маргрит у неё с Адрианом состоялся тяжёлый разговор.

Поговорить с ним получилось только вечером, когда гроб с покойницей стоял в гостиной, вереница первых соболезнующих иссякла, а у тела остались тётушка Филиппина и две женщины, нанятые читать молитву.

Именно Ван дер Меер помог Нике решить все организационные вопросы и дал на похороны недостающую денежную сумму. Видя её отстранённое состояние, не пытался отвлечь, разговорить, в её личное пространство не вторгался. По его поведению девушка видела, что их разговор обязательно состоится, только нужно дождаться, когда они останутся наедине.

После их поцелуя, встречаясь с ним взглядом, она не чувствовала себя неловко, не смущалась, не краснела. Её сердце то билось учащённо, то замирало в предвкушении слов признания. Он не договорил — помешала госпожа Маргрит, но договорит обязательно. Когда? Сегодня.

Ника волновалась. В душу закралась тревога.

Раз за разом девушка прокручивала в памяти его слова: «Руз, с тех пор как я вернулся…»

Одолевали смутные сомнения: что он хотел сказать? Быть может, не то, что она всем сердцем желала услышать?

«Мне очень нравится Руз» — сказал он госпоже Маргрит.

Сказал: всего лишь нравится. «Любить — это другое. Какое?» — путалась Ника.

Сердце замирало от воспоминаний о поцелуе. Но и здесь грызло сомнение: целовала его она, а он… поддался искушению?

Ника терпеливо ждала вечера. Мучилась сомнениями и ждала.

За хлопотами день неуклонно близился к концу. Она отпустила прислугу и вышла проводить Ван дер Меера до калитки. Не сговариваясь, они сели на скамью и долго молчали.

Девушка смотрела в быстро темнеющее небо, на узкий серп бледной луны и робко зажигавшиеся первые звёзды, тонувшие в розовой бледности севшего солнца.

Дуновение лёгкого ветерка остудило горячую голову. После побоев госпожи Маргрит голова стала пудовой, болела, как и плечи, и предплечья. Тяжёлая рука была у госпожи Маргрит. Была.

Ника молчала, не знала, нужно ли начать разговор первой или не стоит спешить и дать возможность высказаться мужчине.

Боялась.

Боялась того, что может услышать.

**

Кэптен достал глиняную трубку. По наблюдениям Ники в последние дни курил он много.

Она положила руку на его предплечье, останавливая.

— Адриан, — невольно сорвалось с губ его имя.

— Погоди, — сказал он требовательно.

Трубка хрустнула в его пальцах. Он отбросил обломки, перехватил руки Ники, прижал к своей груди. Молча кружил по её лицу потемневшими глазами, на дне зрачков которых плавилось чернёное серебро.

Девушка сжалась под его пристальным взглядом, нервно облизала губы. Слабо дёрнула руками, но мужчина не отпустил, крепче сжал свои пальцы на её запястьях.

Она больше не вырывалась. Опустившиеся сумерки не мешали видеть его сосредоточенное лицо с поперечной складкой между бровями.

Слышалось лихорадочное, участившееся дыхание — её и его.

Молчание затянулось, стало невыносимым.

— Руз, — Ван дер Меер отпустил её руки. — Твоя мать верно сказала. Я не должен даже думать о тебе.

— А ты думаешь? — подпрыгнуло её сердце от радости.

— Думаю, — Кэптен обхватил лицо девушки ладонями, сжал. — Думаю постоянно. Не должен, но думаю. Не должен был целовать, но целовал. Это сильнее меня. Но… Руз, я не могу обречь тебя на бесконечное ожидание. Мы никогда не будем вместе.

— Бесконечное ожидание? — не понимала она. — Тебя с Анникой разведут, не могут не развести. Я подожду.

— Мне казалось, что ты знаешь, — он наклонил голову, всматриваясь в её лицо. — Церковь даст дозволение на моё разлучение с… женой, но развод с позволением повторного брака не одобрит.

— Мы обратимся в высший церковный суд. Так же можно? — смотрела в его сощуренные глаза, в которых плескалась боль.

— Ожидание решения может затянуться на годы. Ты станешь ждать три, пять, десять лет? — невесомо коснулся сухими губами её губ.

— Десять? — онемевшими губами прошептала Ника.

Ждать столько долго она не хотела. Закрыла глаза в ожидании его поцелуя.

Адриан коснулся губами её лба, убрал ладони.

Девушка открыла глаза, заговорила вдохновенно, торопливо:

— Давай уедем отсюда далеко-далеко, туда, где нас никто не знает, откроем там кофейню, начнём всё сначала, или займёмся чем-нибудь ещё. Я продам этот дом, склад, ты продашь свой дом.

— Жить во грехе? — Ван дер Меер с пристальным вниманием смотрел на компаньонку.

— Ты не представляешь, сколько пар так и живут, — не унималась Ника, сжав ладонь на его предплечье. — Анника тоже живёт во грехе и ничего, скоро родит. Не похоже, чтобы её мучили муки совести. Почему они должны мучить нас?

— Нельзя, Руз. Нельзя. Я не могу так поступить с тобой.

Он вернул её руку на её колено. Встал.

— Я пойду, — обронил сухо. Коснулся ладонью полукафтана на груди в поисках трубки. Опустил руку. — Завтра приду к обеду.

Огорчённым, разочарованным взглядом Ника блуждала по его лицу. Мысленно молила: «Не уходи».

— Ты сказал моей матери, что я тебе нравлюсь и, если бы не твоё положение… — сделала судорожный вдох, не решаясь продолжить. Упрямо качнула головой, поправляя траурный шарф, отбросила сомнения. — Что ты собирался сказать?

— Если бы не моё положение, я испросил бы у госпожи Маргрит дозволение ухаживать за тобой. Руз, ты всё понимаешь, ты умница. Отступись.

Он провёл рукой по краю скамьи в поисках трости. Вспомнив, что пришёл без неё, тяжело встал и, сильно припадая на больную ногу, пошёл к выходу.