Нежность к ревущему зверю

Мотнувшись в обход березовой рощи, дорога вползает на холм. В конце долгого спуска блеснула красным бензоколонка, трубно прогудел тоннель под бетонным мостом железной дороги, и начались последние километры узкой бетонки, ведущей к проходным аэродрома.

И от вида знакомых, освещенных прожекторами решетчатых ворот, от встретившего машину бодрого краснолицего солдата в светлом полушубке, угадавшего "Волгу" Лютрова а оттого с веселым старанием раскрывшего одну за другой обе половины ворот; наконец, от улыбки парня) которая не покидала его во время проверки пропуска ("Мы-то с вами знаем, что это глупая игра с пропуском, - как бы говорила эта улыбка, - но такова служба, ничего не поделаешь"), - и от всего этого Лютров словно бы ожил, очнулся от видений ночной дороги. Здесь, за воротами, начинался мир живой и деятельный, который только и ждет рассвета, чтобы зашуметь и задвигаться,

– Сколько часов, не скажете?
– спросил солдат, которому хотелось как-то выразить свое хорошее отношение к знакомому летчику.

– А если будешь узнавать о температуре, спросишь, сколько градусников?

Они рассмеялись. Потом закурили, причем, прежде чем прикурить, солдат старательно, с видом участника той же игры огляделся.

– А у вас какое звание?
– в тоне вопроса чувствовалось, что солдат задумал ответную шутку.

– Майор запаса.

– Спокойной ночи, товарищ майор!
– довольный своей находчивостью, постовой отдал честь.

Утром Лютров узнал, что накануне вечером в гостиницу звонил начальник отдела летных испытаний фирмы Данилов. Интересовался делами экипажа, а когда Чернорай сказал ему, что завтра предстоит последний полет перед заменой двигателей, Данилов распорядился, чтобы после установки самолета на замену двигателей ведущий инженер Углин, бортрадист Коля Карауш и он, Лютров, прибыли на базу. Слава Чернорай, присланный на несколько полетов подменить заболевшего второго летчика, должен вернуться в КБ, где он отрабатывал на тренажере навыки управления новым лайнером "С-441", которому летом запланирован первый вылет.

– А нас для чего отзывают, не спросили?

– Чернорай разговаривал, а он, сам знаешь, человек военный, улыбнулся Костя Карауш.
– Начальству вопросы не задает.

Взлетели, как обычно, во второй половине дня. Через двадцать пять минут после взлета, когда самолет вышел из зоны связи с аэродромом. Костя Карауш доложил:

– Командир, разрешили третий эшелон набирать, девять тысяч.

Его перебил Углин.

– Подождите, подождите... Командир! Алексей Сергеевич!

– Ау!

– Вот какой вопрос: мы сейчас где находимся?

– Булатбек, уточни.

Связанные самолетным переговорным устройством (СПУ), все на борту слышали каждое слово, к кому бы оно ни относилось.

– Подходим к городу Перекаты, - начал Саетгиреев, - удаление от места взлета...

– Сколько мы ушли?
– торопил Углин.
– Чего-то у нас непорядок.

– Удаление - двести пятьдесят километров.

– Так, двести пятьдесят, - голос Углина звучал тревожно.
– Значит, если верить топливомерам...

– Так, - сказал Лютров, чуя недоброе.

– ...У нас топлива сейчас... восемнадцать тонн. И уходит очень быстро.

– Что вы, ребята?
– Лютрову было чему удивляться: перед вылетом на борту находилось около шестидесяти тонн горючего.

Но по диктующему голосу Углина Лютров понял, что ведущий не только старается быть точным в подсчетах, но и требует, чтобы к его словам отнеслись серьезно.

– Впечатление такое, - продолжал он, - что с одной стороны, с левой, уходит топливо. Очень быстро.

– Так.

– Кроме седьмых баков, - добавил бортинженер Тасманов.

– И расходный тоже уменьшается. Поэтому...

– Так.

– Ну и шутки у вас, Иосаф Иванович, - невесело сказал Костя Карауш.

– Увы, Костя, это не шутки... Так вот насчет эшелона. Может быть... До Перекатов сколько?

– А сядем мы там?
– Чернорай понял, куда клонит ведущий.
– Булатбек, сколько там полоса?

– До Перекатов триста. Полоса...

– Запасной аэродром у нас какой?
– опять спросил Углин.

– Полоса в Перекатах две... да, две тысячи метров.

– Давайте тогда вернемся, - сказал Тасманов.

– Погодите. От места взлета сколько ушли?
– спросил Углин.

– Двести пятьдесят.

– Тогда погодите разворачиваться, лучше идти на Перекаты.

– Булатбек, в Перекатах что за аэродром?
– спросил Лютров.
– Я там не был.

– Новый аэродром, бетонная полоса. Я был да нем.

– Костя, запроси погоду Перекатов, быстро, - сказал Лютров.

– Понял: погоду Перекатов.

– Восемнадцать тонн, - сказал Лютров, - это, братцы, надо снижаться.

– Да, надо снижаться, - отозвался Углин.
– И садиться в Перекатах. Что-то с топливом...

– Сколько до Перекатов, Булатбек?
– спросил Лютров.

– Около двухсот пятидесяти, командир.

– Надо сниматься, - сказал Тасманов.

– И обратно двести пятьдесят?

– Обратно уже больше, - проговорил Чернорай.

– Командир, погода в Перекатах ясная, слабая дымка.

– Булатбек, настраивайся на Перекаты, - распорядился Лютров.

– Чтобы не возвращаться, - сказал Чернорай.

– Хорошо, - сказал Лютров.
– А как вес? Если мы будем считать, что у нас восемнадцать тонн, а на самом деле вес будет большим? Как мы будем себя чувствовать на полосе аэропорта?

– Ничего, - отозвался Тасманов.

– Ты уверен, что топливо действительно уходит?

– Я грешил на приборы, но они работают.

– Значит, так, - сказал Углин.
– Топливо у нас уходит с левой стороны, правая показывает правильно.

– Так.

– Вот и по расходному баку видно...

– Так.

– ...Поэтому... если мы ошибемся...

– Так...

– ...И у нас в Перекатах вес будет максимальный...

– Так.

– Сейчас я вам скажу... Сто, около ста двадцати восьми тонн. Ничего страшного не будет. А если мы не ошибемся, упадем без керосина.

– Верно.

– Давайте прямо на Перекаты.

– Булатбек, какие машины там садятся?

– "Ан-24", "Ил-14". Полоса хорошая.

– Ну, добро, пошли на Перекаты. Давай, Булатбек.