Нежный бар

— Никого.

— Сто процентов. Я изучал психологию, мальчик мой. Я столько всего прочитал. Не забывай об этом. Мне никто не сможет очки втереть.

Он показал на свои глаза, похожие на две капли крови, потом углубился в длинный невнятный рассказ о ком-то — имена он называть отказался, — кто не проявил должного сочувствия к страданиям Пат перед смертью. Дядя Чарли ненавидел этого человека, ненавидел всех вокруг, ненавидел весь этот чертов мир и собирался как-нибудь всем отомстить. Он стукнул кулаком по столу, указал на окно, на бесчувственный мир за стеклом, который он называл «эти подонки и негодяи», оскорбившие память о Пат. Я был испуган, но в то же время очарован. Я не знал, что дядя Чарли способен на гнев, и не знал, что люди из «Пабликан» могут так сердиться. Я думал, что люди приходят в бар, когда им грустно, и там им становится веселее, и никак иначе. Таковы правила. Хотя я видел, что дядя Чарли так зол, что может шмякнуть меня об стенку в любую секунду, я в то же время чувствовал, что именно гнев связывает нас. Я все время злился — из-за маминого здоровья, из-за своего имени, и как раз перед тем, как дядя Чарли появился в дверях, я злился на отца. Мой гнев утраивался оттого, что мне некому было рассказать о нем, и порой я чувствовал, что вот-вот взорвусь. Да, хотелось мне сказать, да, давай дадим волю гневу! Давай взорвем эту кухню к чертовой матери!

— Джей Ар, ты меня слышишь?

Я вздрогнул. Дядя Чарли сердито смотрел на меня.

— Да, — соврал я. — Я слышу тебя. Секу.

Нужно было стряхнуть пепел с его сигареты. Дядя не обращал на это внимания. Он затянулся, и пепел упал ему на грудь.

— А, всем наплевать, — сказал он и заплакал.

Слезы капали у него из глаз и растекались по щекам. Я чувствовал себя мерзким эгоистом, потому что думал о своем собственном гневе, вместо того чтобы уделить внимание дяде Чарли.

— Мне не наплевать, — ответил я.

Дядя посмотрел на меня. Улыбнулся усталой улыбкой. Утерев слезы, рассказал мне, как в первый раз встретился с Пат в баре на Пландом-роуд. Она прошла через зал и упрекнула его за то, что он в шляпе и темных очках. «Сукин ты сын, — сказала она. — У тебя хватает наглости стесняться того, что у тебя нет волос, в то время как ребята возвращаются из Вьетнама без ног?» — «Не суй нос не в свое дело», — отбрил он ее, хотя ему понравился ее характер. Смелая. С такой девушкой можно идти в разведку. Прямо героиня книг Рэймонда Чандлера. Они разговорились и обнаружили, что у них много общего, в первую очередь их почти религиозное отношение к барам. Еще Пат была учительницей английского, а дядя Чарли любил слова, поэтому они говорили о книгах и писателях. Через несколько дней она отправила ему телеграмму: «ВСЕ ВРЕМЯ ДУМАЮ О ТЕБЕ — НУЖНО УВИДЕТЬСЯ». И попросила, чтобы он приехал в придорожную гостиницу за городом.

— Я приехал туда раньше назначенного времени, — рассказывал дядя. — Сел за стойку бара. Выпил коктейль. Решил уйти. Встал, чтобы уйти.

Он стал изображать, как все было.

— Пошел к двери, — говорил он, разворачиваясь к плите и сбивая стул, на котором сидел. — Ты можешь себе представить, что все могло сложиться иначе? Джей Ар, бога ради. Ты понимаешь? Все было бы по-другому, если бы я ушел! Сечешь? Как бы тогда карта легла? Сечешь?

— Секу, — сказал я, поднимая стул с пола.

— Она вплыла в дверь. Собственной персоной. Красавица. Десять баллов. Нет, мать твою, одиннадцать с половиной. В летнем платье. Губы накрашены. Такая красотка!

Чарли снова сел. Загасил сигарету, которая уже почти потухла. Закрыл глаза, смеясь про себя. Он снова был там, в придорожной гостинице, с Пат. У меня возникло чувство, что я нарушаю их уединение.

— Прямо за ней, — прошептал он, — входит ее муж. Она — замужем. Муж выслеживал ее несколько недель. Недель, Джей Ар. Думал, что она ему изменяет. Но она не изменяла. Хотя собиралась. Со мной.

— Ты его знал?

— Кого?

— Мужа.

— Джей Ар, ты не слушаешь. Это был самый перепуганный сукин сын, который когда-либо ходил по этой земле. Именно из-за него в «Джонз Бич» больше нельзя распивать спиртное. Но это другая история. Муж садится рядом с Пат и говорит бармену: «Налей им выпить за мой счет». Потом говорит: «Чаз, если бы это оказался кто-то другой, его бы уже не было в живых». — Он замолчал. — Через полгода Пат развелась. С тех пор мы с ней вместе. Извини. Опять грамматическая ошибка. Мы были вместе. Пока…

Часы над плитой тикали так, будто кто-то стучал ложкой по кастрюле. Дядя Чарли закурил еще одну сигарету. Он курил с закрытыми глазами, и ни один из нас не произнес ни слова, пока молчание не стало невыносимым.

— Мы тогда хорошо провели время в «Шиа», — сказал я.

Дядя открыл глаза и посмотрел на меня, явно не понимая, о чем я.

— Мы ее не могли найти. Помнишь?

— Ах да. — Дядя Чарли вздохнул. У него из ноздрей, как у дракона, вылетели два длинных клуба дыма. — Теперь мы ее никогда не найдем.

Я умудрился сказать именно то, чего говорить было нельзя.

— Она любила «Пабликаны», — сказал дядя Чарли. — Она любила смеяться — она все время смеялась, и когда мне казалось, что она уже не может больше смеяться, она приходила в «Пабликаны» и смеялась в два раза больше. И она обожала Стива.

— А что Стив?

— Пора закругляться. — Чарли встал и снова уронил стул.

Я снова его поднял.

— Сколько тебе лет? — спросил дядя.

— Пятнадцать. Мне будет…

— Это прекрасный возраст. Господи Иисусе, какой прекрасный возраст! Оставайся таким навсегда. Не взрослей!

Я провел его по коридору, и он обнимал меня за шею. Стоя в дверях, я наблюдал затем, как дядя в одежде залезает под одеяло. Он лег на спину и уставился в потолок.

— Джей Ар, Джей Ар, — произнес он. Он продолжал повторять мое имя, как будто в воздухе летали Джей Ары, а он их считал.

— Спокойной ночи, дядя Чарли.

Но когда я закрывал дверь, оказалось, что ему нужно сбросить еще один груз с души.

— Кто убил Джей Ара? — воскликнул дядя. — Наверняка брат его снохи. Никто не ненавидел Джей Ара больше, чем Клифф.

17 ШЕРИЛ

— Кто-то должен сделать из тебя мужчину, — устало сказала Шерил. — Похоже, мне придется взять это на себя.

Это произошло летом 1981 года, перед началом моего выпускного года в школе. Мы ехали на поезде на Манхэттен, где Шерил нашла мне работу клерком в юридической фирме, в которой сама работала секретаршей. Я озадаченно посмотрел на нее. Я посылал матери реальные деньги, поддерживая в ней надежду, что скоро стану адвокатом, — разве это не доказывало, что я уже в достаточной мере стал мужчиной? В шестнадцатилетнем возрасте я определял свою сущность той компанией, в которой вращался, и, поскольку я ежедневно ездил на Манхэттен, это означало, что я общаюсь с сотнями мужчин. Следовательно, в силу сложившихся обстоятельств, как говорили в нашей фирме, я был мужчиной.

Нет, едва ли, возразила Шерил. В ее понимании мужчина — не состояние души, а определенные поступки. Только что закончив колледж по специальности дизайн интерьеров, Шерил была помешана на внешнем виде. Как ты одеваешься, что ты носишь, куришь и пьешь — именно эти внешние факторы определяют внутреннюю сущность человека. И не важно, что я чувствовал себя мужчиной, — я не вел себя как мужчина и не выглядел как мужчина. «И тут я тебе помогу», — пообещала Шерил.

Шерил переехала в дедушкин дом тем летом, как раз перед моим приездом. (Она копила деньги на собственную квартиру, пытаясь сбежать от вечно кочующей матери.) Я жил вместе с Шерил, ездил с ней на поезде и работал, и мне приходилось выслушивать регулярные лекции о том, как стать мужчиной. Положительной стороной было то, что Шерил привлекала толпы мужчин, желающих сесть рядом с нами в поезде. Темно-русые волосы и дерзкий узкий нос делали ее похожей на молодую Ингрид Бергман.