Нежный лед

В Италии, прощаясь с Ниной, Ивашкевич держался молодцом. Влюбленных взглядов девчонки не замечал, лирические интонации интерпретировал исключительно «простительной беременной блажью», повода Нининым надеждам он не дал ни малейшего! Но сердце уже ныло, уже хотелось пожать ей, бедняжке, руку чуть нежнее, чем требовал этикет.

Слава богу, что обошлось! Суета, толкотня, люди, за деньги – хоть экскурсия во Флоренцию! Восхищения Италией, Нина не прятала восхищения умным, ловким, сильным «перевозчиком», за которым, вот уж правда, как за каменной стеной… Он что, сам не видит?!

Ивашкевич видел, превзошел себя со скоростным разводом и улетел в Израиль к не менее беременной невесте.

Но все ж, наверное, перед вылетом «наломал дров». Так боялся, что Нина вдруг признается ему в любви, что сболтнул ей лишнего, чего ей знать совершенно было не нужно. Про Черникова.

Теперь, мол, этот хмырь (пардон, сорвалось!) не Черников, а Лысенков. Он фамилию жены взял, чтобы скорее и вернее выскочить из Союза. Нина изумилась: какой жены?! Бедняжка, черниковской эпопеи она не знала совсем. Пришлось объяснять. Ну как русскому человеку уехать?! Ты ж сама как уехала? Через брак, иначе не бывает…

Это еще было ничего, это еще было не так страшно. Это она легко проглотила. Главное, чего ей говорить не надо было, – того, как автор ее беременности сопротивлялся, как не хотел помогать с ее визой, как выворачивался, пытался шантажировать, ерничал: «Если это мой ребенок, я его заберу, она недостойна, раз скрыла…»

Чушь собачья, ребенок ему не нужен. На испуг брал, но визу Нине ее диссидент-производитель сделал! Справедливость восторжествовала с легкой руки весельчака-перевозчика. Даже красиво получилось: ты в Европу? И семя твое за тобой. Поделом.

Ивашкевич летел в Израиль с легким сердцем. Единственное, что вызывало досаду, – чрезмерная Нинина реакция на угрозу отнять ребенка, почти обморок. А про жену черниковскую вроде спокойно выслушала… Ничего, ничего. Все будет хорошо!

После отъезда Ивашкевича Нина прожила в Риме чуть больше недели, и добрые люди, Фира и Андрей, ожидавшие визы в тот же сказочный Монреаль уже почти год, изумляясь Нининой везучести, проводили ее, дав слезное рекомендательное письмо Фириной троюродной тете и почти тезке (одна Эсфирь, другая Эстер) с просьбой принять и девочку, и роды.

Рожала Нина уже в Монреале, в Еврейском госпитале, одном из лучших в городе. Родила девицу (это была удача, не пришлось объяснять лишнего, отказываться от обрезания), назвала дочку именем Элайна.

Не Эсфирь и не Эстер, но все-таки похоже.

Глава 54

Элайну Эстер любила.

– Темпераментная девочка, – коротко говорила она в ответ на Нинины стенания. – Просто темпераментная девочка. – Эстер привычно и быстро перебрасывала мундштук из правого угла рта в левый и тут же обратно. – Главное, Нинушка, береги ее от наркотиков. Вот где вся холера! От кокаина береги. У нас в Монреале этой заразы как в бараке вшей!

В каком именно бараке, Эстер не уточняла. С тем Элайна и выросла. Если очень хочется, то все можно, только наркотиков, хоть умри, нельзя. И после этого мать считала ее непослушной? Непостижимо!

Элайна собрала сумку: зубная щетка, паста, крем для лица, пилочка для ногтей, фляжка с виски, старый толстый свитер, в котором хоть на Северный полюс… Залезла в тайник Клода под раковиной в ванной. Взяла оттуда небольшой темно-синий целлофановый пакет, завернула его в старую футболку и сверху еще одну намотала. Это якобы у нее белье в дорогу так упаковано, чтобы меньше места занимало. Спрятала получившуюся «куклу» на дно спортивной сумки. Все! Тихо вышла из квартиры, аккуратно прикрыла дверь. Не хлопая. Французский замок чмокнул, как болото в кино. Как чмокает настоящее болото, Элайна не слышала никогда. Элайна Ив, родная мать Майкла Чайки, едет к сыну затем, чтобы…

Там видно будет зачем…

Глава 55

Канада. Монреаль – Калгари

Самолетом лететь нельзя – ежику понятно. Ежик – колючее животное с головой настолько маленькой, что мозгам разместиться почти и негде. Но ему многое понятно. Мать часто так говорила: «Ежику понятно».

Элайна с удивлением поймала себя на том, что теперь все, что связано с матерью, ей, Элайне, приятно. Раньше было наоборот – все раздражало. Это открытие было грустным, более того, вгоняло в слезы и тяжелую, каких прежде в помине не случалось, депрессию. Но разнюниваться некогда. Нужно очень быстро продать пайку кокаина и на вырученные деньги купить автобусный билет в Калгари. Самолетом кокаин не провезешь – там везде досмотры, собачки-нюхачки шныряют. Такой песик мимо пройдет, в Элайниной сумке кокаин учует – все, считай, что села в тюрьму. Конечно, на домашних рейсах, то есть не на международных, бдительность существенно ниже, может, на домашних собак и вовсе нет, но лучше не рисковать, спокойненько приковылять из Монреаля в Калгари автобусом. Кстати, чуть не втрое дешевле. Все удовольствие – двести шестьдесят шесть долларов семьдесят два цента. С налогами. Долго, правда. Двое суток и одиннадцать часов сидеть и смотреть в окно… Окей! Годится!

Первая пересадка в Оттаве, вторая в Садбури на севере Онтарио, а потом по прямой! Короткие остановки на автовокзалах, перекусы в «макдональдсах» и «сабвеях». Самое неприятное – автовокзальные туалеты. Эстер рассказывала – в прежние годы они чистые были в Канаде… Да уж… Прошли те времена. Понаехали тут!

Элайне на грязь в туалетах плевать. Элайне вообще на все плевать. Ее потертая и нетяжелая дорожная сумка при ней? При ней. В сумке что? Правильно. В сумке ее богатство, никем не унюханное. Можно сказать, живые деньги. Кому и как продавать кокаин в незнакомом городе, Элайна разберется на месте. На это ее мыслительных способностей хватит, даром что Корова, а Клод из-за украденного не разорится. Не идти же ей из Монреаля в Калгари пешком? Не оставаться же ей в Монреале, когда в Калгари ее сын хоронит ее мать? Не жить же ей приблудной бессловесной коровой при нелюбимом пастухе, когда ее собственный ребенок вырос и стал спортивным героем Канады? Майкл Чайка ей сыном приходится! Вы не знали?

Глава 56

Канада. Калгари

На следующий день мужчины-одиночники катали произвольную программу. Майкл Чайка, набравший по результатам короткой программы наибольшее количество очков, выступал последним. В той самой гардеробной, где чуть больше суток назад умерла его мать, он ждал своей очереди выйти на лед. Почему-то здесь не убирали. Все вещи, что были здесь вчера, оставались и сегодня. Или, может, это Майклу кажется, что не убирали? Ведь была полиция, было дознание. По идее они должны провести экспертизу каждой пылинки на этом полу! Мать умерла загадочно. Чудовищно. Ее совершенно откровенно и нагло убил Лысенков! Почему его до сих пор не арестовали?! Или, может, уже арестовали, только Майклу об этом не говорят по каким-то полицейским причинам? И результаты вскрытия еще не расшифрованы полностью…

Они говорят, что естественная смерть, то есть не убийство. Как же не убийство, когда очевидное и типичное убийство! Мама боялась какой-то мафии, русской иммигрантской мафии. Вроде Корлеоне, но не итальянской. Здесь, на этом месте, стояла и кричала: «У меня нет паранойи. У меня есть причины!» Майкл не поверил. И ее убили. Подсыпали яда, сделали смертельный укол, задушили… Тысяча способов и тысяча примеров…

– Мишенька, сними коньки, мальчик. Я сбегаю поточу…

И ведь она предчувствовала, может быть, даже знала, что ее хотят убить. О, как яростно она воскликнула тогда, перед самым его выходом на лед: «Stay away of Russians!» С ее обычной ошибкой – она всегда предлоги путала. Нужно не «of Russians», а «from Russians».

– Мишенька, ты слышишь меня? Ты же вчера в незачехленных коньках чуть не час ходил. Они ж тупые совсем. Я сбегаю поточу…

Майкл открыл глаза. Лариска смотрела на него снизу вверх. Она присела у его ног. Она готова была, как только он ей это разрешит, расшнуровать и стащить с его ног громадные черные фигурные коньки. Башмаки-крылья.

Лариса чувствовала себя бесконечно виноватой перед Майклом, но она же не знала и знать не могла, что все так обернется… Майкл отвернулся. Он ее в упор не видит, словно она враг. Что же… он с тупыми лезвиями на лед пойдет?! И что происходит? Музыку произвольной программы велел не ставить, хочет опять под Хачатуряна кататься. Это проигрышно, но объяснимо: адажио Хачатуряна Нина выбрала, Майкл, оказывается, сентиментален… Но лезвия-то нельзя не точить!