Нежный зверь

Только что делать с фирмой? Ведь он вложил деньги в развитие своей фирмы. Зачем? Если мог банально сбежать и с этими деньгами. А черт его знает, честное слово! Вот найду этого Курского, расспрошу и узнаю.

Впрочем, возможно и другое. Он просто лишился денег, занятых у знакомого, поэтому и пустился в бега. А Ольга Георгиевна? Ну, надоела ему супруга. Или решил поживиться чужой квартирой — у Ларионовой ведь хорошая квартира, которую можно продать. Еще вариант: Курский надеялся вот так вот смыться в никуда, а когда Ольга Георгиевна расплатится с братками, вернуться в правление фирмы — не хотел терять должность директора.

Устав от мыслей, я набрала номер подружки, Ленки-француженки, которая порекомендовала меня Ольге Ларионовой, чтобы расспросить ее о клиентке. Пообщавшись, я допила кофе и посмотрела на часы — можно ехать. Время пролетело достаточно быстро. И тут я вспомнила обещание, данное Папазяну, о котором напрочь забыла, — я же должна была поужинать с Гариком.

Пришлось чуть-чуть задержаться и дозвониться до Папазяна. Он в одиночестве сидел в «Шушундре» — и кипел. Я принесла свои глубочайшие извинения, сославшись, что по уши погрязла в работе. Гарик, в очередной раз продинамленный, пообещал никогда и ничего не делать для меня просто так. Я «осознала свою вину», заверила мента, что обязательно поужинаю с ним… как-нибудь.

И только после этого оделась и спустилась к машине.

Снова пришлось довольно долго насиловать стартер — ох, надо в ремонт ехать! — но наконец «девяточка» завелась, и я поехала к аэропорту. Мне уже страшно хотелось выловить Курского и вручить его в лапки жены. Пусть сам расплачивается со своими долгами, нечего на женщинах ездить!

Здесь во мне говорила, помимо всего прочего, еще и женская солидарность. Терпеть не могу, когда обижают мой пол. К тому же Ольга Георгиевна — существо безобидное, она вызывает спонтанную симпатию. Да и Ленка-француженка, которой я звонила, восторженно трещала о Ларионовой. В ее речи моя клиентка казалась истинным ангелом — ни грубого слова, ни каких-либо коварств в борьбе за место под солнцем. Просто лапочка, от которой детишки без ума. И весь коллектив школы Трубного района был очень рад, когда личная жизнь Ларионовой устроилась. Это оказалось подтверждением иллюзии, что каждому воздастся по делам его. Воздалось, черт подери.

Добравшись наконец до аэропорта и оставив машину на стоянке, я прошла внутрь здания. Отыскала выход на поле, где должен появиться Курский, и присела в кресло, приготовившись ждать. Посидев минут пятнадцать и тупо понаблюдав за минутной стрелкой на моих часиках, я вскочила, осененная свежей мыслью.

Я, конечно, видела Курского на фотографии. Но он ведь мог несколько подкорректировать внешность. Зато сделать то же самое с фамилией нельзя, а паспорт он должен будет предъявить. Следовательно, я облегчу себе жизнь, если…

Я подошла к стойке, помахала «корочками» перед носом молодого и излишне серьезного парнишки. Тот оцепенело кивнул, демонстрируя готовность «внимать и повиноваться». Забавно, как пролетарский цвет, оттененный российским гербом, действует на граждан — люди просто цепенеют, и редко у кого хватает смекалки посмотреть на то, что удостоверение давно просрочено. Но для меня это лишь плюс, пусть и небольшой — в моем арсенале куча способов воздействия на нужных людей.

— Когда появится Илья Станиславович Курский, будьте добры, задержите его под каким-либо предлогом и сообщите мне. Я буду сидеть там, — махнув рукой в сторону до сих пор свободного кресла, снабдила я парня инструкциями.

— Хорошо, — кивнул он и неожиданно вышел из оцепенения. Заулыбался, попытавшись заигрывать.

Но я окинула его цепко-строгим взглядом и отошла. Сей образчик мужского пола совершенно меня не привлекал — хлюпик, не блещущий ни умом, ни фантазией.

Опустившись в кресло, я закурила и вперила взгляд в пространство. Мысли испарились из моего мозга, да я и не пыталась думать. Слишком поздно уже, хочется спать. Впрочем, с усталостью я могу бороться довольно долго, это не слишком сложно. Но при беседе с Курским мне понадобится свежая голова и ясное сознание. Так что нет смысла думать сейчас и напрягать мозги. А потом… Ох, я устрою ему форменный допрос с пристрастием и добьюсь ответа на все интересующие меня вопросы. Это-то я гарантирую.

Люди сновали по аэровокзалу туда-сюда, из углов выползали бомжи и тут же заползали обратно. Служащие аэропорта, облаченные в синюю форму, изредка скользили по залу, рассекая толпу. Цифры на огромном циферблате светились зеленым, как светофоры, говорящие, что путь свободен.

Я не отрывала взгляда от пропускного пункта, надеясь увидеть облаченного в сине-черное кожаное пальто Курского, схватить его и обломить ему полет в столицу великой и необъятной нашей Родины. Но пока что никого похожего на Илью Станиславовича не было в поле моего зрения, и парень, к которому я приставала с ценными указаниями, тоже не реагировал. Он изредка посматривал на меня, улыбаясь и пытаясь заинтересовать собственной персоной. Я пару раз тоже улыбнулась ему, просто так, от скуки и чтобы усилить его рвение в выполнении моего задания.

А время все шло. Вот в очередной раз раздался звонкий голос из динамиков:

— Регистрация билетов на рейс Тарасов — Москва заканчивается! Повторяю…

Последние пассажиры понеслись к выходу на поле, но господина Курского среди них не было.

Я поморщилась — конец. Дальнейшее ожидание было бесполезно. Я поднялась и вышла в ночь. Улица охватила холодом — ночью заметно подморозило. Я поежилась — моя удобная и теплая демисезонная куртка не спасала от ледяного ветра. Звезды холодно сверкали с блеклого, расцвеченного многочисленными фонарями неба.

Я поспешила к машине, опасаясь, что обязательно окочурюсь, если пробуду на открытом воздухе чуть дольше. Села в салон, включила зажигание. «Девятка» чихнула и нахально заглохла. Я снова повернула ключ в замке. И — опять тот же результат.

Выйдя из салона, я обогнула машину, подняла капот и посмотрела на содержимое под ним. Оно мне мало что сказало. Пожав плечами, я вернулась в салон и набрала номер ремонтной службы. Потом передумала, нажала на «отбой» и подошла к будке на углу, где находились охранники стоянки. Здесь ведь, возможно, тоже есть ремонтная мастерская…

Она и в самом деле имелась. Но радости мне это не прибавило — по локоть испачканный в чем-то черном и пропахший бензином дедок хмуро сказал:

— Дело серьезное, сразу не сумеем исправить. Оставляйте машину. Забрать можете завтра, после обеда.

Я согласилась — а что оставалось? — взяла из салона жизненно важные вещи и огляделась в поисках такси. Но ни одной машины не было. Ну как быть бедной-разнесчастной Тане Ивановой?

И тут в голову пришла спасительная мысль. Я вспомнила, что только сегодня утром — нет, если быть точней, то уже вчера! — обзванивала таксопарки. И быстренько набрала по памяти номер на сотовом, вызвала такси.

Пока я ожидала машину, замерзла совершенно. Ноги отказывались шевелиться. По телу табунами скакали мурашки. Впрочем, это не значит, что такси не было долго — прошло не больше пятнадцати минут, когда я услышала шум мотора. Просто слишком легкой для зимнего ночного мороза моя одежда оказалась.

Такси подкатило к входу в аэропорт, и я подошла к нему. Увидев профиль в окошке желтой машины, я почувствовала какой-то укол памяти. И только усевшись в салон, убедилась — я не ошиблась: по странной иронии судьбы, водителем оказался Павел Тушнинский. Тот самый тип со зверской физиономией и слишком умными проницательными глазами, с которым я общалась сегодня. Нет, пардон, тоже вчера.