Незнакомцы

Мажордом семейства Ханнаби Герберт подвез Джинджер Вайс до дома Пабло Джексона на их седьмую, последнюю, рождественскую встречу. Ветер и снежная буря повалили накануне ночью добрую половину светофорных столбов, из-за чего Джинджер на пять минут опоздала, приехав только в пять минут двенадцатого.

После прорыва, достигнутого во время предыдущего сеанса, Джинджер захотелось связаться с людьми из мотеля «Спокойствие» в Неваде и обсудить с ними события, происшедшие там в позапрошлом году в ночь с 6 на 7 июля. Владельцы мотеля были либо сообщниками неизвестных, воздействовавших на память Джинджер, либо их жертвами, — в последнем случае если они также подверглись промыванию мозгов, то должны были испытывать аналогичные приступы беспокойства.

Пабло возражал против поспешных шагов, полагая что риск слишком велик. Если владельцы мотеля были не жертвами, а соучастниками злоумышленников, Джинджер подвергнет себя серьезной опасности.

— Нужно набраться терпения, — убеждал ее старый фокусник. — Прежде чем подбираться к ним, нужно постараться добыть как можно больше информации.

Она предложила обратиться в полицию, но Пабло убедил ее, что полиция не заинтересуется этим делом. Ведь у нее не было никаких доказательств того, что Джинджер Вайс стала жертвой психической агрессии. Кроме того, местная полиция не обладала полномочиями действовать за пределами штата, и пришлось бы обращаться в федеральные органы или в полицию штата Невада, то есть, вполне могло статься, как раз к тем людям, которые были виновны в случившемся с ней.

Расстроенная тем, что не смогла переубедить Пабло, Джинджер согласилась продолжать разработанную им программу лечения. Он собирался в воскресенье прослушать запись предыдущего сеанса, а в понедельник утром повидаться со своим приятелем в больнице.

— А вы подъезжайте ко мне, скажем, к часу дня, и мы снова пощупаем эту блокаду, как говорится, не спеша, надев мягкие тапочки, — сказал он Джинджер.

Но сегодня утром Пабло позвонил ей из больницы и сообщил, что сможет встретиться с ней пораньше, в одиннадцать.

— Заодно поможете мне приготовить обед.

Выйдя из лифта и остановившись в коридорчике перед дверью квартиры старого фокусника, Джинджер решила, что на этот раз она сделает все возможное, чтобы содействовать успеху, и будет послушной и терпеливой.

Дверь оказалась незапертой и чуть приоткрытой. Подумав, что Пабло специально оставил ее такой, ожидая ее, она вошла в прихожую и, притворяя за собой дверь, позвала:

— Пабло!

В комнате кто-то застонал, что-то тихо звякнуло, потом послышался глухой звук падения на пол чего-то тяжелого.

— Пабло? — Он не отзывался. Джинджер прошла в столовую и вновь окликнула его: — Пабло?

Тишина.

Одна из двойных дверей в библиотеку была открыта, там горел свет. Джинджер вошла и увидела Пабло лежащим на полу рядом с письменным столом: на нем были галоши и пальто, видимо, он только что вернулся из больницы.

Пока она подбегала к нему, в голову лезли самые мрачные предположения: кровоизлияние в мозг, закупорка сосудов, обширный инфаркт. Но то, что она увидела, перевернув Пабло на спину, превзошло все ее худшие ожидания: Пабло был сражен выстрелом в верхнюю часть груди, из раны хлестала алая артериальная кровь.

Глаза его открылись, он, похоже, узнал ее. На губах пузырилась кровь. Он выдохнул только одно слово:

— Беги!

Только теперь Джинджер поняла, что над ней самой нависла смертельная опасность: до этого момента она думала только о том, как помочь раненому. Она ведь не слышала выстрела, следовательно, стреляли из пистолета с глушителем. Нападавший не был обычным грабителем. Он был гораздо опасней. Все это прокрутилось в ее голове в считанные мгновения.

Джинджер поднялась и с замирающим сердцем обернулась лицом к двери: из-за нее вышел стрелявший — высокий широкоплечий мужчина в кожаной куртке, туго затянутой на поясе, и с длинноствольным пистолетом в руке. Вид его, однако, не был устрашающим: это был аккуратно подстриженный человек примерно ее лет с невинными голубыми глазами и добрым лицом.

Разница между его непримечательной внешностью и поступками еще более усилилась, когда он заговорил.

— Этого не должно было случиться, — извиняющимся тоном произнес он. — Я не хотел этого, клянусь богом! Я просто хотел переписать записи с кассет, не более того. И кое-что изменить в них.

Он указал пальцем на письменный стол, и Джинджер увидела открытый атташе-кейс со встроенным электронным прибором. В разбросанных по столу кассетах она тотчас признала те, на которые записывались сеансы гипноза.

— Нужно вызвать «Скорую помощь», — сказала Джинджер и потянулась к телефонному аппарату, но он остановил ее, угрожающе взмахнув пистолетом.

— Мне нужно было лишь переписать кассеты, — голосом, полным отчаяния и ярости, воскликнул он. — Я мог бы сделать свое дело и спокойно уйти. Он не должен был вернуться раньше, чем через час, черт бы его побрал!

Джинджер схватила с кресла подушку и подложила под голову Пабло, чтобы тот не захлебнулся кровью и слизью.

— Он так тихо вошел, — сетовал человек с пистолетом, — просто возник за моей спиной, как призрак.

Джинджер вспомнила, с каким достоинством и грациозностью всегда держался Пабло; каждый шаг его, каждое движение было как бы прелюдией к фокусу.

Пабло кашлянул и закрыл глаза. Ему могла помочь только срочная операция, и Джинджер, осознавая свое бессилие в данной ситуации, лишь ободряюще сжимала его локоть.

— И какого дьявола он угрожал мне пистолетом? Зачем восьмидесятилетнему старику пистолет, если он не знает, как с ним обращаться?

На полу Джинджер заметила пистолет: он валялся в нескольких шагах от вытянутой руки Пабло. При виде его Джинджер содрогнулась от ужасающей догадки: если фокусник носил с собой оружие, значит, он знал, что ему грозит опасность, и виновница ее она, Джинджер. Она даже не предполагала, что любая попытка пробиться сквозь блокаду памяти моментально привлечет нежелательное внимание людей, подобных этому субъекту в кожаной куртке. Значит, за ней все время наблюдали. И стоило ей только позвонить Пабло, как она поставила под угрозу его жизнь. И он знал о нависшей над ним опасности, поэтому и носил при себе оружие. Джинджер остро почувствовала свою вину перед ним.

— Если бы он не угрожал мне этой дурацкой игрушкой двадцать второго калибра, — простонал стрелявший, — и не собирался бы вызвать полицию, я бы ушел, не тронув его и пальцем. Я не хотел стрелять в него, черт побери! — Он потряс головой и, взглянув на скорчившегося на ковре фокусника, отрешенно воскликнул: — А теперь все равно уже поздно. Он мертв.

Эти последние слова настолько потрясли Джинджер, что у нее перехватило дыхание и помутилось в глазах. Одного взгляда на Пабло было достаточно, чтобы убедиться в правдивости слов убийцы, но Джинджер не желала в это верить. Она сжала пальцами тонкое черное запястье фокусника, нащупывая пульс, и, не обнаружив его, потрогала сонную артерию на шее. Но вместо желанного, хотя бы и слабого, биения она ощутила ужасающую неподвижность еще теплого тела.

— Нет! — воскликнула она в отчаянии. — О нет!

Она дотронулась до темных бровей Пабло, но не как врач, а как любящая дочь. Ей не верилось, что она знала этого человека всего две недели: настолько она успела привязаться к нему. Старик очень напоминал ей покойного отца, возможно, именно поэтому его смерть столь болезненно сжимала теперь ее сердце.

— Мне искренне жаль, — с дрожью в голосе сказал человек с пистолетом. — Мне в самом деле жаль, что так получилось. Если бы он не встал на моем пути, я бы спокойно ушел. А теперь я убийца, не так ли? И... вы видели мое лицо...