Незримое
Шрифт:
– Ну да. Я как кое-кому кое-какие фотки отправила, так сразу и пригласили.
Вот же…
Я устало откинулась на подушку и вперилась взглядом в потолок. Дашка пристроила голову на моем плече.
– Зачем?
– Я должна быть здесь.
– Зачем?
– Сонька… что-то грядет. Знаю, тебе моя защита не нужна, но я должна быть здесь.
Я закрыла глаза.
У Дашки сильный дар предвидения, только такой же непутевый как она сама. Сплошные предчувствия, никакой конкретики.
Что-то грядет…
Черт, ну неужели ж не видать мне спокойной жизни?
* * *
Отдел
– Ли-и-ип?
– А? – Седовласая артефакторша оторвалась от вязания и поправила круглые очки. – О, привет. Все у главного. Чего-то совещают.
– А мне надо? – Я неуверенно помялась в дверях, искоса поглядывая в дальний конец коридора.
– Сказал, чтоб присоединялась, как явишься, – припечатала Липа. – Иди-иди, он сегодня дюже добрый.
Верилось с трудом, но…
– Стой, погоди, – внезапно подскочила артефакторша.
– М?
– Слушай, Сонь… – Она вроде как даже замялась и покраснела, что выглядело несколько дико и неестественно. Румянец этому невозмутимому лицу не шел категорически. – Ты в последнее время за Ковальчуком ничего странного не замечала?
– Например? – нахмурилась я.
– Ну вот, знаешь, он у меня все про какие-то артефакты спрашивает, о каких я в жизни не слыхивала. И это я-то! Понимаешь?
Я не понимала.
– А что странного-то? Если по делу…
– Так в том и дело, что не по делу! И вообще он будто сам не свой… Все время в кабинете запирается, разговоры какие-то слушает, да личностей подозрительных привечает. Я ведь не сплетница, ты знаешь, но напрягает меня это. Что-то неладное в управлении творится, а никому будто и дела нет.
– Наш отдел – это еще не все управление. – Я пожала плечами. – Да и где нам постигнуть помыслы руководства.
– Ладно, – махнула рукой Липка. – Но ты, коли что странное заметишь, не молчи. О таких вещах сразу докладывать надо, куда следует. А то под крышей таких вот богаделен порой и скрывается самое настоящее зло…
Это меня сейчас так аккуратно агитируют накатать на Ковальчука кляузу? Вы не подумайте, что я против – было бы за что, но… это еще страннее якобы странного поведения шефа. По мне, так в нем ничего не изменилось. А вот Аббасова сейчас почти пробудила моего внутреннего Шерлока, мирно спящего почитай всю жизнь.
– Хорошо, Липа, молчать не буду, – пообещала я, не желая развивать неприятную тему.
Обо всем этом можно подумать и позже, когда нервы не будут дребезжать от предстоящих трудовых подвигов.
Я одернула рубашку, откинула за спину волосы, утром выпрямленные Дашкой, и, глубоко вдохнув, отважно пошагала к кабинету шефа. Сегодня я – идеальный сотрудник. Никаких крыльев, никаких раздражающих кудряшек, даже синяк сестренка залечила, хотя я боялась доверять ей свое лицо. Волосы-то ладно, отрастут, а пластика мне сейчас не по карману. Тем не менее Дашка справилась. И проводила
меня на работу как на смертный бой. Теперь вот боюсь, как бы не прискакала сюда лично – защищать от «грядущего».Пару раз стукнув костяшками по косяку, я осторожно просунулась в дверь. Ко мне тут же синхронно повернулись пятнадцать голов, растянувшихся по обе стороны длинного стола. Еще одна голова, шестнадцатая, Ковальчуковская, хмыкнула и открыла рот:
– Ну проходи, коли соизволила явиться.
Руки помимо воли сжались в кулаки. Скотина. Знает же, что я не опоздала.
Я неуклюже протиснулась в кабинет и поискала глазами место. Разумеется, за столом все было занято, и лишь в углу слева от двери приютился одинокий стул.
Дважды скотина.
Я плюхнулась на жесткое сиденье и с трудом удержалась, чтобы угрюмо не скрестить руки на груди. Еще не хватало изображать тут нахохлившегося воробья. Обойдутся.
– Итак, – начал Ковальчук, обрывая шепотки охотников. – Раз уж гражданка Зеленцова теперь с нами, можем обсудить напрямую связанные с ней вопросы.
Я напряглась. Неужели… неужели он расскажет, что я спалилась человеку? Это ж ему в минус, кто-нибудь из услужливых доложит выше, и все, прощай и Соня, и Ковальчук.
– Я решил, – продолжил шеф, – что пора провести небольшой эксперимент. Открытое расследование.
– Чего? – опешил Рогожин, почесывая живот. – А у нас бывают закрытые? Ну, кроме внутренних.
– Открытое с нашей стороны по отношению к людям, – пояснил Ковальчук, явно сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. – Никакой тайной слежки, никаких уверток, никаких брежатых.
Народ вновь взволнованно зашептался.
– Точнее, – повысил голос шеф, – брежатый будет, но исключительно в зримой форме. Софья Викторовна любезно согласилась сыграть роль представителя управления в текущем деле и стать временным напарником человеческого следователя.
Софья Викторовна сидела в углу и силилась не уронить челюсть.
А потом до Софьи Викторовны дошел коварный план начальства, и от удивления не осталось и следа.
И это меня он называл предсказуемой? Сам-то.
Думаю, остальные тоже догадались (или скоро догадаются), что «открытое расследование» – сплошная фикция. Ага, позволил бы кто-то Ковальчуку проводить подобные эксперименты. Не ему решать, что говорить непосвященным. Не ему фильтровать правду.
А значит, я – лишь отвлекающий маневр. В стиле «О, а давайте спустим мартышку с поводка и, пока следак будет ее ловить, быстро раскроем дело».
Свинство, но я сама виновата. Если б не попалась поручику, в смысле майору, то работала бы как всегда, за кадром. А теперь…
– Вопросы? – вернул меня к реальности шеф.
Я бросила на него хмурый взгляд и покачала головой. Остальные еще переваривали информацию, но тоже послушно мотнули черепушками.
– Отлично. Ну а сейчас… Софья Викторовна, вас, по-моему, ждет вскрытие? – напомнил Ковальчук.
Уж лучше бы оно и правда меня ждало. Наверное, лежать на столе гораздо проще, чем наблюдать за процессом со стороны.