Незримое

– Ну да. Я как кое-кому кое-какие фотки отправила, так сразу и пригласили.

Вот же…

Я устало откинулась на подушку и вперилась взглядом в потолок. Дашка пристроила голову на моем плече.

– Зачем?

– Я должна быть здесь.

– Зачем?

– Сонька… что-то грядет. Знаю, тебе моя защита не нужна, но я должна быть здесь.

Я закрыла глаза.

У Дашки сильный дар предвидения, только такой же непутевый как она сама. Сплошные предчувствия, никакой конкретики.

Что-то грядет…

Черт, ну неужели ж не видать мне спокойной жизни?

* * *

Отдел встретил меня тишиной и пустотой. Только Липка Аббасова в комнате отдыха потягивала чай и довязывала пинетки для третьего внука. Я посмотрела на часы – ровно восемь. До начала рабочего дня еще тридцать минут, но у нас все приходят пораньше. Что происходит?

– Ли-и-ип?

– А? – Седовласая артефакторша оторвалась от вязания и поправила круглые очки. – О, привет. Все у главного. Чего-то совещают.

– А мне надо? – Я неуверенно помялась в дверях, искоса поглядывая в дальний конец коридора.

– Сказал, чтоб присоединялась, как явишься, – припечатала Липа. – Иди-иди, он сегодня дюже добрый.

Верилось с трудом, но…

– Стой, погоди, – внезапно подскочила артефакторша.

– М?

– Слушай, Сонь… – Она вроде как даже замялась и покраснела, что выглядело несколько дико и неестественно. Румянец этому невозмутимому лицу не шел категорически. – Ты в последнее время за Ковальчуком ничего странного не замечала?

– Например? – нахмурилась я.

– Ну вот, знаешь, он у меня все про какие-то артефакты спрашивает, о каких я в жизни не слыхивала. И это я-то! Понимаешь?

Я не понимала.

– А что странного-то? Если по делу…

– Так в том и дело, что не по делу! И вообще он будто сам не свой… Все время в кабинете запирается, разговоры какие-то слушает, да личностей подозрительных привечает. Я ведь не сплетница, ты знаешь, но напрягает меня это. Что-то неладное в управлении творится, а никому будто и дела нет.

– Наш отдел – это еще не все управление. – Я пожала плечами. – Да и где нам постигнуть помыслы руководства.

– Ладно, – махнула рукой Липка. – Но ты, коли что странное заметишь, не молчи. О таких вещах сразу докладывать надо, куда следует. А то под крышей таких вот богаделен порой и скрывается самое настоящее зло…

Это меня сейчас так аккуратно агитируют накатать на Ковальчука кляузу? Вы не подумайте, что я против – было бы за что, но… это еще страннее якобы странного поведения шефа. По мне, так в нем ничего не изменилось. А вот Аббасова сейчас почти пробудила моего внутреннего Шерлока, мирно спящего почитай всю жизнь.

– Хорошо, Липа, молчать не буду, – пообещала я, не желая развивать неприятную тему.

Обо всем этом можно подумать и позже, когда нервы не будут дребезжать от предстоящих трудовых подвигов.

Я одернула рубашку, откинула за спину волосы, утром выпрямленные Дашкой, и, глубоко вдохнув, отважно пошагала к кабинету шефа. Сегодня я – идеальный сотрудник. Никаких крыльев, никаких раздражающих кудряшек, даже синяк сестренка залечила, хотя я боялась доверять ей свое лицо. Волосы-то ладно, отрастут, а пластика мне сейчас не по карману. Тем не менее Дашка справилась. И проводила меня на работу как на смертный бой. Теперь вот боюсь, как бы не прискакала сюда лично – защищать от «грядущего».

Пару раз стукнув костяшками по косяку, я осторожно просунулась в дверь. Ко мне тут же синхронно повернулись пятнадцать голов, растянувшихся по обе стороны длинного стола. Еще одна голова, шестнадцатая, Ковальчуковская, хмыкнула и открыла рот:

– Ну проходи, коли соизволила явиться.

Руки помимо воли сжались в кулаки. Скотина. Знает же, что я не опоздала.

Я неуклюже протиснулась в кабинет и поискала глазами место. Разумеется, за столом все было занято, и лишь в углу слева от двери приютился одинокий стул.

Дважды скотина.

Я плюхнулась на жесткое сиденье и с трудом удержалась, чтобы угрюмо не скрестить руки на груди. Еще не хватало изображать тут нахохлившегося воробья. Обойдутся.

– Итак, – начал Ковальчук, обрывая шепотки охотников. – Раз уж гражданка Зеленцова теперь с нами, можем обсудить напрямую связанные с ней вопросы.

Я напряглась. Неужели… неужели он расскажет, что я спалилась человеку? Это ж ему в минус, кто-нибудь из услужливых доложит выше, и все, прощай и Соня, и Ковальчук.

– Я решил, – продолжил шеф, – что пора провести небольшой эксперимент. Открытое расследование.

– Чего? – опешил Рогожин, почесывая живот. – А у нас бывают закрытые? Ну, кроме внутренних.

– Открытое с нашей стороны по отношению к людям, – пояснил Ковальчук, явно сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. – Никакой тайной слежки, никаких уверток, никаких брежатых.

Народ вновь взволнованно зашептался.

– Точнее, – повысил голос шеф, – брежатый будет, но исключительно в зримой форме. Софья Викторовна любезно согласилась сыграть роль представителя управления в текущем деле и стать временным напарником человеческого следователя.

Софья Викторовна сидела в углу и силилась не уронить челюсть.

А потом до Софьи Викторовны дошел коварный план начальства, и от удивления не осталось и следа.

И это меня он называл предсказуемой? Сам-то.

Думаю, остальные тоже догадались (или скоро догадаются), что «открытое расследование» – сплошная фикция. Ага, позволил бы кто-то Ковальчуку проводить подобные эксперименты. Не ему решать, что говорить непосвященным. Не ему фильтровать правду.

А значит, я – лишь отвлекающий маневр. В стиле «О, а давайте спустим мартышку с поводка и, пока следак будет ее ловить, быстро раскроем дело».

Свинство, но я сама виновата. Если б не попалась поручику, в смысле майору, то работала бы как всегда, за кадром. А теперь…

– Вопросы? – вернул меня к реальности шеф.

Я бросила на него хмурый взгляд и покачала головой. Остальные еще переваривали информацию, но тоже послушно мотнули черепушками.

– Отлично. Ну а сейчас… Софья Викторовна, вас, по-моему, ждет вскрытие? – напомнил Ковальчук.

Уж лучше бы оно и правда меня ждало. Наверное, лежать на столе гораздо проще, чем наблюдать за процессом со стороны.