Незримые тени
Шрифт:
– Как же я хочу уехать и повидать мир! – с упоением говорила девушка, не зная, что те же самые слова уже слетали с уст ее родной матери много лет назад.
Как ни странно, но Элена повторяла за ней то же самое. Их объединяли мечты: увидеть мир! Что могло быть чудеснее?
И пускай Вера хотела покорить мир, а Элена лишь ему покориться, мысли о новых открытиях будоражили их детское воображение.
Вскоре в их жизни появился человек, который совершенно спутал все планы, Йохан Ливи.
Внешностью природа его наградила самой обычной, даже заурядной. Сомнительно, чтобы его лицо привлекло бы художественную натуру, настолько он был бесцветен. Однако Йохан Ливи при полном отсутствии внешних данных обладал другим крайне важным качеством.
Йохан Ливи был пастором, приставленным к протестантской общине и рьяно приступившим к исполнению возложенных на него обязанностей. В слово Божье он верил безоговорочно и неистово, цитировал Библию наизусть и полагал, что способен вернуть в стадо Господа любую заблудшую душу, что встретится на его пути.
К несчастью, на его пути встретилась Марина. К тому моменту, как они познакомились, пастор слышал о жене колдуна и о проклятом семени, что тот оставил после себя. Не для этого ли Бог направил его в этот прибрежный городок? Сколько душ нуждаются в спасении! А тут придется сразиться с самим нечистым, что требовало полной отдачи и служению своему делу. Несомненно, это был знак свыше. Йохан преисполнился рвения доказать себе, Богу и людям, что даже такие, как эта злосчастная Марина и ее дочь заслуживают прощения.
Однако, чтобы заслужить прощение, нужно принести покаяние. Это должны увидеть все, и в это необходимо поверить. Лишь чистосердечное признание, молитва и любовь к Всевышнему могли спасти этих несчастных от адского пламени, если еще не слишком поздно.
Правда, дело немного осложнялось тем, что Марина крайне редко посещала церковь, боясь вызвать к себе неприязнь. Не видели там и Элену, что, впрочем, было вполне естественно. Ведь стоит ей появиться на освященной земле, как демон внутри нее станет бесноваться и корчиться, выдав себя с головой. А этого ей как раз совсем не нужно.
Являться в церковь для них означало смущать честных прихожан своим присутствием, а не являться – значит укоренять все больше предрассудков.
Из этой странной троицы лишь одна Вера заслуживала доверия: спасшийся ребенок милостью Божьей. Никого не смущало, что ужасный колдун приходился ей родным дядей, а мать была ему единокровной сестрой. Видно, размышляли многие, при рождении сестру отметила длань света, а ее брата, к превеликому горю, тьма.
Одним весенним утром раздался деликатный стук в дверь. Марина удивилась, так как никого не ждала. Да и позабыла давным-давно, что это такое. Она пошла открывать и, увидев на пороге дома мужчину в черной сутане и белым воротничком, застыла на месте. Десятки предположений зароились в ее бедной голове: зачем она могла понадобиться такой важной персоне.
Мужчина предельно вежливо представился ей, попросил разрешения войти. Марина пригласила гостя в дом. Пастор кротким, но настойчивым голосом поведал, что отныне ему вверен небольшой приход, а потому он знакомится со своей паствой и особенно с теми, кто, к его огромному огорчению, не является на воскресные служения.
Марина поняла намек. Вторя пастору таким же кротким голосом, довольно твердо, она объяснила ему, в чем тут загвоздка. Тот внимательным образом выслушал ее и напомнил, что «все мы дети Божьи и нуждаемся в наставлении», а потому берет на себя ответственность и приглашает ее с детьми на ближайшее богослужение. Женщина поблагодарила пастора за проявленное внимание и смогла вздохнуть с облегчением, лишь когда дверь за ним закрылась.
Не то, что Марина разочаровалась в Боге. Скорее – в церкви. Ее простые и безыскусные молитвы возносились на небеса с тем же постоянством, что и прежде. Только со смертью Деметрия, которого она любила без оглядки, сердце ее словно бы покрылось твердой оболочкой.
Внутри нее горела лишь любовь к детям и покойному супругу.Ливи, подумав, что его слова упали на благодатную почву, ожидал появления вдовы. Он даже приготовил особую речь, обличающую лживых и восхваляющую тех, кто умеет прощать. Но то ли Марина еще не была готова к столь внезапному прощению, то ли не придала этому особого значения, но на блестящей проповеди нового пастора она так и не объявилась.
Присутствующие решили, что священнослужитель покрылся красными пятнами от особого рвения и желания угодить Господу, но уж никак не от досады.
Что ж. Вдова могла и заболеть. И вот Йохан Ливи снова стоял на уже знакомом ему пороге и стучал в дверь, но теперь куда более настойчиво. Марине не пришло в голову притвориться больной, и она снова пригласила гостя войти. На этот раз пастор не отказался от чая и даже выпил несколько чашек подряд.
Им обоим казалось, что беседа течет в правильном русле. Марина верила, что такого человека не нужно опасаться, а потому простодушно описывала ему свою жизнь. Она понимала, что врать пастору нехорошо, старалась избегать всей правды любым способом. Впрочем, Йохан Ливи был далеко не так прост и подумал, что эта столь приличная на вид женщина явно что-то скрывает. Но он не подал виду и лишь вновь повторил, что будет чрезвычайно рад видеть ее с девочками на служении.
Однако прошло воскресенье, а затем еще одно и еще, Марина так и не пришла. Пастор недоумевал, что удерживает ее от столь простого и вместе с тем чрезвычайно важного дела. Это порождало в нем все новые и новые сомнения.
Его визиты становились все чаще. Всем своим пасторским нутром он чуял, что именно эти души нужны Создателю, и скорее земля остановится, чем он, Ливи, прекратит попытки спасти этих несчастных.
Завидев его в окно, решительно шагающего через площадь, Марина велела домочадцам не шуметь и не открывала дверь. Йохан Ливи настойчиво по ней колотил, но дверь так и осталась закрытой. Пастор ушел ни с чем.
Теперь его подход изменился, оружием стало слово, которым он, надо признать, владел мастерски. Пастор обратился с торжественной проповедью с кафедры, призывая добрых христиан вспомнить о своем долге. Переговорил, казалось, со всеми, кто был хоть как-то знаком с этой падшей семьей. Изображая вселенскую скорбь, всячески подчеркивал, как ему жаль, что Марина оказалась в подобных обстоятельствах. А ведь она не виновата, что ей достался такой муж.
Неоднократно разговаривая с ней, он пришел к выводу, что женщина эта благочестивая и скромная, а потому заслуживает, чтобы общественное мнение касательно нее пересмотрели. Дитя, что родилось в том браке, также заслуживает снисхождения. Ведь сказано же «сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына». Пусть же добудут доказательства, свидетельствующие о пороках этой семьи, а ежели таковых нет, что пусть люди вспомнят о великой благодати, что дарована небесами, – умении прощать.
Первое время Марина никак не могла взять в толк, отчего с ней снова стали здороваться люди, отвернувшиеся прежде.
Торговки не буравили ее опасливыми взглядами, пока продавали свой товар, а мясник разделал для нее тушку кролика, а затем помог, придержав дверь в мясную лавку, чтобы она могла пройти с тяжелыми сумками. Прохожие снова стали узнавать женщину на улице, как будто эти годы ее здесь не было, а теперь она вернулась издалека.
Совсем не злая по натуре, Марина приятно удивилась и растрогалась столь внезапному повороту событий. Неужели люди, и правда, прозрели? Неужели она и дети смогут просто жить, не оглядываясь на страшное прошлое, а у Элены появится шанс стать нормальным ребенком? Дочка заведет друзей и пойдет в школу. Видно было, что девочка пошла в отца. Умственные способности ей явно достались от него. Они достойно выдержали испытания, что ниспослал им Господь, и теперь Марина все чаще благодарила его, думая, что отныне темные времена для них окончились.