Незримый гений

Оказавшись в заложниках собственного выбора, Брилл сделала глубокий вдох и шагнула в исповедальную кабинку, закрыв ее за собой. Усевшись, она с тревогой ждала, когда отец Томас откроет занавешенное сеткой окошко, соединяющее две крохотные комнатки. «Не ошибка ли это? Могу ли я доверять… господи, Брилл, неужели ты стала настолько циничной, что не можешь доверять священнику? Он духовное лицо… возможно, из этого разговора выйдет что-нибудь хорошее. Мне же необязательно упоминать имена. Это исповедь… а не просто там болтовня о прошлом». В этот момент заслонка на маленьком окошке с тихим щелчком скользнула в сторону, заставив ее слегка подскочить.

Прочистив горло и собравшись с мыслями, Брилл склонила голову:

— Простите меня, святой отец, ибо я согрешила. Последний раз я исповедовалась шесть месяцев назад.

— Так давно? Неудивительно, что у вас столько тревог, — почти непринужденно отозвался священник с той стороны перегородки. — Тогда просто начните откуда вам угодно. Что особенно занимает ваш ум?

— Да я и не знаю, с чего начать, — пробормотала Брилл себе под нос, откинувшись затылком на стену позади себя. «Что особенно занимает мой ум… у меня на уме только одно. Нет! Не думай об этом… не говори этого вслух». — Я поняла, что позволяю своему гневу взять надо мной верх. Это происходит слишком часто, и я знаю, что должна демонстрировать больший контроль. — «Хотя Эрик заслужил каждый божий раз, когда я на него орала», — мысленно пробурчала Брилл и сощурилась от этой мысли.

— Ваш гнев разжигает какой-то конкретный человек или таких много? — ровно спросил отец Томас.

Сделав было вдох, чтобы ответить, Брилл захлопнула рот, когда сообразила, что собиралась упомянуть мужчину, который особенно действовал ей на нервы.

— Никого конкретного, — сказала она вместо этого. — Некоторые другие женщины здесь умеют быть весьма ехидными. Я просто позволила им достать меня.

— Позволив себе встретить их бесчувствие злобой, вы дали обидчикам одержать над вами верх. Вы загнали себя в ловушку гнева по собственной воле. Нас учат прощать тех, кто выступает против нас, а не встречать их яростью. Вы понимаете?

Слегка выпрямившись, Брилл раздраженно сжала губы. «О, легко сказать. Прощение — это всегда что-то, к чему нужно стремиться… конечно, если только чертов мужчина, которого тебе предполагается простить, не настолько выбивающий из колеи засранец, что ты даже сосредоточиться не в состоянии, когда он в одной комнате с тобой».

— Да, я понимаю… просто мне непросто всякий раз находить в своем сердце это понимание, особенно когда кое-кто сам человек непростой. Кроме того, не то чтобы его стоит прощать прямо сейчас. Это не должно быть для него так легко.

— Теперь это звучит так, словно вы говорите о ком-то конкретном, — сказал священник со слабым оттенком веселья, проникшим в его голос в ответ на ее мстительный тон.

Чуть порозовев от собственной оплошности, Брилл нервно разгладила руками юбки:

— О, ну, полагаю, что говорю.

— Итак, почему же из-за этого конкретного человека вы даете волю гневу?

«Отличная работа, Брилл…»

— М… ну, это долгая история, святой отец. Думаю, это не то, что вы хотели бы…

— У меня весь день впереди, дитя мое. Если вы хотите прощения за свои грехи, то должны признаться в их причинах.

Последовал миг тишины, во время которого Брилл стиснула руки в кулаки. «Черт, черт, черт! Я хотела вытравить этого мужчину из своих мыслей — и при первом же удобном случае принялась трепаться о нем. Хотя я все равно хотела прийти сюда… может, избегать говорить об этом — неверный план». Побежденно вздохнув, она откинулась назад и с жаром принялась рассказывать долгую драматичную историю о событиях прошлого года. Она намеренно опускала ключевые детали вроде имен и того факта, что она недавно узнала, что мужчина, которого она спасла в подвалах, был Призраком Оперы, и что он по-прежнему обитает где-то в здании.

После того, как Брилл закончила, отец Томас откашлялся.

— Следовательно, сейчас вам приходится столкнуться с тем же человеком, который бросил вас и вашу семью? Теперь я могу понять ваш гнев, мадам Доннер. Разум не в силах постичь всего, за что вы должны его ненавидеть.

Поерзав, Брилл нахмурилась.

— Я не ненавижу его, — выпалила она, слегка ощетиниваясь на нотку недовольства, с которой священник говорил об Эрике. — На самом деле главная проблема в том, что я люблю его… — Ужаснувшись тому, что нарушила собственное правило и вслух упомянула о своих чувствах, Брилл прихлопнула рот ладонью. «Дура, дура!»

— А, я понял. Это может быть проблемой… но любовь не грех. Конечно же, вы не думаете, что сделали что-то дурное, всего лишь полюбив этого человека. Даже если он совершил несколько ошибок.

Вновь наклонившись вперед, Брилл покачала головой:

— Нет… меня так сильно беспокоит вовсе не то, что мне есть дело до этого мужчины. Меня мучает то, каков он. Он совершенно не подходит…

— Каким образом не подходит? Он плохо с вами обращается? Причиняет физический вред?

— Нет… он всегда так заботится обо мне. Если только он не в сильнейшем нервном напряжении, то всегда обращается со мной как с хрустальной. И даже когда я слишком давлю на него, он не бьет меня, — ответив, Брилл вспомнила Эндрю: вспомнила холодное, собранное выражение его лица, когда он ударил ее по щеке.

— Значит, он слишком много выпивает? — с некоторым смущением спросил отец Томас.

— Нет, не думаю, что вообще когда-либо видела его выпивающим.

— Тогда что для вас столь неподходяще, дитя? По сравнению с тем, за кого вы согласились выйти замуж… этот мужчина, по-видимому, вполне безвреден, особенно учитывая, что он вроде бы сожалеет о том, что уехал, не предупредив.

— Он не подходит, потому что я почти уверена, что он все еще питает интерес к своей первой любви! Он никогда ничего о ней не говорит… но, разумеется, такое нельзя просто выкинуть из головы, — выпалила Брилл, озвучив один из величайших своих страхов. «Почему я выбалтываю все это? Я не должна была говорить подобное. Эрик даже ни разу не упоминал, что по-прежнему любит Кристину… почему я говорю об этом? Почему я все сильнее и сильнее ревную к девушке, с которой даже никогда по-настоящему не встречалась?»

— Вы спрашивали его об этом?

Придя в ужас от этой мысли, Брилл начала ощущать себя больной.

— Нет, я не могу спросить его об этом!

— Тогда вы никогда не узнаете всей правды, не так ли? — слегка упрекнул отец Томас. — Возможно, вы просто ошибаетесь…

С презрением отвергнув попытку священника развеять ее тревоги, Брилл наклонилась вперед, отчаянно стремясь обосновать свои опасения, отчаянно стремясь удержать свой гнев.

— Он убивал людей, святой отец! — воскликнула она, не успев спохватиться. — Хотя он сказал, что всякий раз это была самозащита… Естественно, вы можете понять мои сомнения в том, чтобы позволить себе какие-либо чувства в отношении него.

— И вы действительно верите, что это была самозащита?

Брилл открыла было рот, чтобы ответить, но сразу же закрыла обратно. Она вдруг осознала, что ее первым побуждением было ответить да. «Это верно? Верю ли я тому, что он рассказал?» Попробовав снова, она прижала ладонь к виску.

— Нет… я не должна верить ему, но, думаю, что начинаю верить его слову. Сперва я не верила, потому что была очень зла на него, но он вел себя так странно… так непохоже на себя, что я не могу честно утверждать, что не верю ему. Обычно он абсолютно уверен в своих действиях… как будто ему все равно, что подумают остальные… но последнее время я этого не видела. На самом деле, последнее время он настолько неуверенно ведет себя в моем присутствии, что мне трудно понять, что делать… это располагает к себе… и я это ненавижу. — Уронив руку на колени, она продолжила: — Но это все же не отменяет реальности того, что он сделал. С раннего детства меня учили с уважением относиться к чужой жизни, и я знаю, что раз он способен отнять жизнь, то в чем-то лишен этого уважения. Как мне смириться с этим?