Незримый гений

— Т-ты там? — тихо спросила Ария, вновь опустив взгляд на зажатую в руках сломанную игрушку.

Эрика как громом поразило. Он тут же запаниковал и отступил еще на несколько шагов. «Проклятье! Я постоянно забываю, каким осторожным следует быть рядом с этими женщинами… им невозможно солгать и от них невозможно спрятаться». Вздохнув, он решительно подавил плещущиеся в животе бурлящие волны дурного предчувствия. Двинувшись вперед, он нажал скрытую кнопку справа от зеркала, медленно отодвинул скользящую панель в сторону и робко вышел из укрытия, чувствуя себя на редкость неуютно под испытующим взглядом девочки.

Ария с настороженным выражением следила за его появлением, а затем вновь переключила внимание на сломанную игрушку.

— Я знала, ч-что ты там был.

Кашлянув, Эрик остановился рядом с тем местом, где стояла она, по-прежнему скорчившись над музыкальной шкатулкой и собирая обломки своими маленькими ручками.

— И как же ты узнала? — глупо спросил он, хотя все, чего он хотел — это молить этого пятилетнего ребенка о прощении.

Ария вскинула голову, будто бы сильно удивившись, и ее ручки замерли.

— Это т-тот голос, который т-ты использовал для п-плохих людей, к-когда ч-читал мне с-сказки, — просто сказал она.

После этого комната погрузилась в тишину, пока Ария и Эрик смотрели друг на друга. В конце концов отведя взгляд, Эрик заставил себя двигаться и сел на краешек кровати. «Наверное, Брилл спала здесь прошлой ночью… — отстраненно подумал он, после чего до него вдруг дошла опасность того, к чему ведут такие мысли. Едва усевшись на матрас, он снова резко вскочил. — Бога ради, не думай об этом. Она хороший друг… ничего особо не изменилось… она друг…»

Молча наблюдая за его странным поведением, Ария нахмурила темные бровки.

— П-почему ты их п-прогнал? — вдруг спросила она.

Тупо моргая пару секунд, Эрик отчаянно старался перенаправить мысли обратно к разговору.

— Мне не понравилось, как они с тобой обращались, — честно ответил он.

Ария лишь сжала губы в узкую полоску, чтобы удержать их от дрожи, когда вновь посмотрела на крохотную мартышку в своих руках.

— Они с-сломали м-мой рождественский п-подарок, — со вздохом сказала она. — Это б-была м-моя единственная игрушка.

На мгновение забыв об осторожности, Эрик шагнул вперед и опустился на колени рядом с девочкой, помогая ей собрать разбитые кусочки в маленькую кучку.

— Не беспокойся. Я могу это починить. Будет даже лучше прежней, — быстро сказал он, надеясь предотвратить растущую угрозу слез, которые, как он видел, наворачивались на глаза Арии. — Что же случилось с той куклой, которую мама подарила тебе в прошлом году? У тебя ведь еще есть она для игры?

Ария тихо икнула и потерла кулачком глаза, размазывая текущие по щекам слезы.

— Я б-больше н-не играю с Эриком, — прошептала она, опустив руки, чтобы посмотреть покрасневшими глазами ему в лицо.

Лишившись дара речи от страдания, написанного на ее мокром детском личике, Эрик наклонился вперед, словно бы чтобы стереть слезы с ее щек; затянутые в перчатку пальцы зависли на волосок от ее кожи — и вновь отдернулись. Любой контакт казался неправильным, как будто он мог каким-то образом заразить ребенка одним лишь прикосновением.

— Я не знаю, что сказать, чтобы искупить свой поступок. Мне так жаль…

— Т-ты тогда рассердился на м-меня? Я б-была т-такой плохой, что ты з-захотел уйти?

Потрясенный тем, что она так думает, Эрик быстро замотал головой, отчаянно желая исправить ее неверное толкование.

— Нет! Это совсем не так. Ты была светом моей жизни. Ты никогда не могла сделать ничего такого, из-за чего я захотел бы уехать. Я уехал, потому что был глупцом… и совершил ошибку. Ты когда-нибудь совершала ошибку, которую всей душой хотела бы иметь возможность отменить?

— Д-да… Я ссказала м-маме, что н-ненавижу тебя. Я не д-должна была этого дделать, п-потому что это б-была неправда.

Не веря своим ушам, Эрик склонил голову набок:

— Ты меня не ненавидишь?

— Н-нет, я просто б-была с-сердита и опечалена, и я з-знаю, что тебе жаль. Мама г-говорит, мы должны прощать л-людей, которые нам дороги. Это п-просто заняло у меня время.

Не в состоянии ответить сквозь растущий в горле комок, Эрик отвернулся и, сдвинув брови, боролся с практически непреодолимым желанием дать волю навернувшимся слезам.

— Устами младенца, — пробормотал он отчасти самому себе. — Значит, ты прощаешь меня за отъезд. Думаешь, это разумно?

Встав, Ария протопала вокруг кучки обломков шкатулки и встала сбоку от Эрика. Сунув большой палец в рот, она переминалась с ноги на ногу, пока Эрик не потянулся и, после секундного колебания, не вытащил ласково оный палец из ее губ.

— Это н-не имеет значения. К-кроме того, я скучала по т-тебе б-больше, чем с-сердилась, — наконец сказала та и ухватилась рукой за его рукав.

С раскрытым ртом уставившись на Арию, Эрик не мог постигнуть зрелость и самообладание, с которыми обычный ребенок справился с этой ужасной ситуацией. «Возможно, мы не настолько похожи, как я думал… в ее возрасте я никогда не смог бы поступить как она. Я бы добивался гнева и мести. Как она достигла такой мудрости… Я не заслуживаю подобной предупредительности… ни от одной из них».

— Почему я вообще бросил такую замечательную маленькую девочку? — пробормотал он едва ли не себе под нос.

— Я слышала, как м-мама г-говорила, что это б-был м-момент умопомешательства, — съязвила Ария со слабой улыбкой, осветившей ее рассудительный взгляд.

Не в силах сдержать смех, Эрик полузадушено хихикнул:

— Она так и сказала? Ну, твоя мама умная женщина.

Вертя туловищем туда-сюда, Ария пару мгновений смотрела, как юбки взвихряются вокруг ее коленок.

— Ты в-ведь не с-собираешься с-снова уйти, п-правда? — неуверенно спросила она.

— Нет… больше никогда, — ответил Эрик с убежденностью, удивившей его самого. — Больше никогда.

Улыбка на лице Арии становилась все шире и шире, пока не растянулась от уха до уха, на щечках весело заиграли ямочки.

— Т-тогда я р-рада, что ты в-вернулся, — удовлетворенно вздохнула она, скакнула вперед и крепко обхватила ручками шею своего бывшего учителя.

Инстинктивно застыв от неожиданного контакта, Эрик окоченел от столь откровенного проявления симпатии. Сдержанно выдохнув, он позволил себе расслабиться в объятии, молча восхищаясь наслаждением, которое доставлял этот простой жест. «Год назад я бы и не подумал, что такая вещь, как объятия ребенка, вообще для меня возможна. За всю мою жизнь никто и никогда по доброй воле не касался меня, независимо от причины… разве что в гневе… а теперь… теперь все настолько по-другому. Как я мог быть настолько глуп, чтобы оставить все это… чтобы бросить единственных людей, которые вообще показали мне истинное значение семьи?»