Незыблемые выси

Она отнесла корзинку с едой в лабораторию. Тут были и сэндвичи, и фляга с супом, и пудинг. Все такое английское — и холодное, не считая супа. Иоланта, как могла, разогрела сэндвичи и пудинг, следя за огнем, чтобы ничего не сжечь.

А в следующее мгновение вдруг опустила голову на стол и заплакала, не в силах справиться с горем. Оно походило на бушующий шторм, и волны с каждым ударом становились все безжалостней.

Какой же дурой она была, если решила, будто сможет что-то изменить, спасти Тита от гибели. И всякий раз, стоило им избежать смерти, выйти без потерь из безвыходной ситуации, вера Иоланты крепла. Зачем же еще ей дана власть над божественной искрой, если не для того, чтобы менять безрадостные судьбы?

Что предвидела принцесса Ариадна? Что привнес в это непреодолимое будущее жуткий сон Кашкари? Образ Иоланты, стоящей на коленях у безжизненного тела Тита и вопящей от ярости и беспомощности? А учли ли предсказатели, что после она уничтожит все на своем пути, оставив лишь пожары и разрушения?

На плечо опустилась рука Тита:

— У меня тут на полке завалялось упрямство заодно с безумием. Что из них ты не смогла найти?

Услышав его голос, Иола зарыдала еще горше.

— А баночки самообмана там нет? Мои запасы истощились.

Тит оторвал ее от стола:

— Нет, у меня закончился, но осталось немного здравого смысла. Если хочешь.

— Что это такое?

Он вытер ее заплаканное лицо мягким платком.

— Не надо отчаиваться сейчас только потому, что завтра упадет тень.

Из глаз Иолы опять полились слезы.

— Фортуна, защити. Где-то я уже слышала эту старую басню.

— Ее поведала мне некая спятившая чародейка, прежде чем я ушел принимать ванну. Ты, вероятно, ее встречала: красивая девчонка, хоть и грозная, в случае чего может и током ударить.

Помимо воли она улыбнулась:

— И что ты делаешь, чтобы избежать удара?

— Отвлекаю ее множеством розовых лепестков. Ей нравится такая сентиментальная чепуха.

Иоланта фыркнула. Розовые лепестки были их дежурной шуткой с начала осеннего семестра, вот только именно она насмехалась над Титом за его отношение к романтике.

— Хочешь посмотреть, что еще я приготовил, дабы она меня не стукнула?

— Попробую угадать: луну и звезды?

— Вроде того.

Он подошел к запертому шкафчику и вытащил снежный шар, который Купер хранил в своей комнате в доме миссис Долиш. Приглушив свет, Тит произнес:

— Astra castra.

Сфера распахнулась. Бесчисленные звездочки поплыли по воздуху, словно волшебная пыль. Постепенно они собрались в знакомый ослепительный Млечный путь.

Иоланта задержала дыхание: миниатюрная галактика была завораживающе прекрасной.

Но вскоре звездочки пропали.

Затем Тит подарил ей маленький, но очень красивый фейерверк. А после — крошечное зернышко, которое дало росток, побег и в итоге вымахало в чудесное дерево, мелодично шелестевшее нежными зелеными листьями, пока с веток лился настоящий дождь из серебряных лепестков.

— Я всегда представлял тебя сидящей под деревом в теплый день на просторной лужайке перед Консерваторией, с коробкой дынанасового мороженого миссис Хиндерстоун.

Иола покачала головой:

— На лужайке нет деревьев.

— Да что ты. Ну тогда я прикажу посадить одно специально для тебя, когда ты поступишь в Консерваторию.

— А оно будет похоже на это? — Иоланта в последний раз посмотрела на зеленый полог, который уже исчезал.

— Да, конечно.

Она перевела взгляд на Тита и только теперь заметила, что на нем пижама. Иола видела его полуодетым несколько раз, но в столь небрежном наряде — никогда. Неважно, как рано она заходила к принцу в комнату для утренних тренировок в Горниле, он всегда уже щеголял в школьной форме.

Теперь же Тит вернул лаборатории нормальное освещение, и Иоланта поняла, что на нем пижама из мягкой темно-синей фланели, а верхняя пуговица на рубашки расстегнута. Сердце застучало быстрее. Она не могла оторвать глаз от его кожи.

Да и не хотела.

— Поцелуй меня.

Тит взял из шкафчика красивую стеклянную баночку со сладостями и, открыв ее, протянул Иоланте.

— Попробуй.

Она сунула в рот конфету в зеленую полоску. И когда Тит поцеловал ее, лакомство растаяло, принеся с собой взрыв свежести: мята, базилик и примесь серебряного мха. Но именно от Тита пульс Иолы зачастил, от того, как он зарылся пальцами в ее волосы. Она вцепилась в его руки, ощущая каждое сухожилие; ноздри затопил аромат грушевого мыла от его волос и кожи.

— Что думаешь? — прошептал Тит, глядя на нее черными глазами.

Иоланта завозилась со второй пуговицей на рубашке его пижамы.

— Ты их сам делаешь?

— Я все это украл у леди Каллисты прошлым летом. Хочешь еще?

Она положила на язык радужный почти прозрачный леденец, и на вкус оказавшийся мраморно-прохладным. Иоланта наконец расстегнула пуговицу и подушечкой пальца погладила кожу Тита.

Он с шумом втянул воздух и поцеловал ее так страстно, что голова закружилась, а в ушах зазвучали колокольные переливы.

— Открой глаза, — прошептал Тит.

Иоланта неохотно повиновалась и увидела, что они стоят под радугой. В воздухе все еще звенели колокольчики, все тише и тише, пока звук не исчез вместе с разноцветным мостом.

Тит и Иоланта прижимались друг к другу от плеч до колен. Он коснулся губами ее уха, отчего тело прошил электрический ток.

— Все еще считаешь, что розовые лепестки — дурацкая затея?

Иола взяла Тита за запястье и почувствовала, что его пульс частит, как и ее собственный.

— Вы, ваше высочество, просто собрание банальностей.

— Хм, я так понимаю, ты не хочешь, чтобы я устроил дождь из сердечек и кроликов?

— Разумеется, я не прочь полюбоваться на нечто столь нелепое!

Тит зарылся в шкаф и вытащил еще один шар.

— Delectatio amoris similis primo diei verno.

Радость любви подобна первому дню весны.

Шар раскрылся, и оттуда вырвались не сердечки с кроликами, а сотни сверкающих бабочек, которые теперь летали по лаборатории, садились на мензурки и на ручки ящиков стола, а потом поднимались, оставляя после себя светлое мерцание и едва различимый аромат луговых цветов, напоенных ярким солнцем.

Иоланта усмехнулась, понимая всю абсурдность столь сентиментальной картины и неприкрытую, невозмутимую искренность подарка. А потом рассмеялась, чувствуя, как на глаза опять наворачиваются слезы, и взяла лицо Тита в ладони:

— У тебя не вышел дождь из сердечек и кроликов.

— В следующий раз, — прошептал он. — Можно я останусь сегодня с тобой?

Сердце перевернулось.

— Мне казалось, ты никогда не попросишь.

* * *

— Кстати, ваше высочество, вы солгали, — сказала Иоланта много позже, положив голову ему на плечо.