Незыблемые выси
Шрифт:
Тита охватило облегчение. Но то, что Фэрфакс не умрет от жертвенной магии, совсем не значит, что она выживет. Отправившись с ними, она все равно умрет.
— Мой опекун понял это, но не сказал вам. — Фэрфакс вздрогнула. — Так или иначе, я здесь.
— И все это время ты была в Горниле, ждала нас? — уточнил Кашкари.
— И расчищала вам путь. Принца все еще украшает шрам, который он получил здесь в прошлый раз.
— Но почему ждала до этого момента и не показывалась? — спросила Амара. — Почему не встретила нас в убежище?
Фэрфакс посмотрела на Тита:
— Потому что его высочество
Тит промолчал. Разумеется, она права. Он готов отказаться от собственной жизни, но никогда не поставит на кон ее. По доброй воле — никогда.
Тит столь же эгоистично берег ее, как его дед — собственный трон.
— Ну хорошо. Лично я рада, что ты здесь, — заявила Амара. — Но как нам быть с этой девчонкой? Я ей совсем не доверяю, да и никто из вас тоже.
— К сожалению, Черный Бастион не то место, где можно оставить даже испытанного в боях воина, а бросить здесь ту, что всю жизнь провела без тревог и хлопот… К тому же, когда Горнило используется в качестве портала, вход и выход возможен только с луга около замка Спящей красавицы. Отправим ее туда.
— Луг — не всегда безопасное место, — впервые подал голос Тит. — Чем дольше Горнило используют в качестве портала, тем оно опаснее и непредсказуемее. Как долго вы были в той копии?
— Мы оказались в Черном Бастионе часа за два до вашего прибытия, — неохотно ответила Фэрфакс, будто все еще не желая с ним говорить.
— Значит, к тому моменту, как я попал на луг с увязавшейся за мной мисс Тиберий, Горнило было открыто где-то часа три. И на лугу царил сущий хаос.
— Удостоверимся, что она скажет пароль.
— Но как только Арамия выйдет из Горнила, то попадет в лапы атлантов, — напомнил Кашкари. — Ее тут же арестуют и допросят. И вскоре Лиходей будет знать, что мы уже внутри Атлантиды.
— В данный момент учитель Хейвуд подавляет ее память за последние двадцать четыре часа. После этого она будет без сознания, что даст нам время добраться до луга. Там мы посидим с ней, пока Арамия не начнет приходить в себя, и оставим ей записку, прежде чем уйти. Таким образом, даже если она прямо из Горнила попадет в лапы Лиходея, то будет не в состоянии ему что-либо рассказать.
— Как твой опекун сможет этого достичь? — спросил Кашкари. — Тут нужна точная магия памяти, а для нее крайне важен контакт. Как Хейвуд смог бы накопить достаточно часов прямого физического контакта?
— Жила-была Иоланта Сибурн, дитя двух бедных студентов. Появилась на свет до срока, из-за чего надолго задержалась в больнице. Целители рекомендовали как можно больше находиться рядом с ребенком, чтобы помочь ее развитию. Родителям пришлось вернуться к учебе — они жили на одну стипендию, поэтому не могли оставаться с дочерью. Они привлекли друзей, чтобы те приходили вместо них и держали ее на руках. Мой опекун часто приходил туда, проводя с ребенком по четыре-пять часов. Так он набрал требуемое количество часов физического контакта.
Фэрфакс сжала губы. Тит вдруг понял, что эту историю она сама очень любила слушать: верный опекун, преданный ей одной, с первых дней жизни. Однако получается, он держал на руках и какое-то другое дитя.
— Мне
она все равно не нравится, — вздохнула Амара. — Но, полагаю, раз лучше решения нет, придется принять наименее ужасное.Фэрфакс, наблюдавшая за опекуном, нахмурилась. Тит проследил за ее взглядом. Звуконепроницаемый круг защищал лишь тех, кто внутри, потому они все могли слышать, как Арамия оживленно болтает о леди Калисте, радуясь, что наконец нашла благодарного слушателя.
Хейвуд дождался, пока она остановится, и с извинением отошел.
— Кашкари, пожалуйста, составь компанию мисс Тиберий на минутку, — попросила Фэрфакс.
Кашкари немного растерялся, но тут же покинул круг. Они обновили заклинание, включив в него Хейвуда.
— Мои чары не работают, и я не могу понять почему, — сказал он. — Я готов поклясться, что держал ее на руках по крайней мере семьдесят два часа.
— Так и было, — подтвердила Фэрфакс. — Я своими глазами видела выписку из больницы королевы Гисперии.
— Но заклинание отказывается работать.
Она сжала ладонями виски.
— Что-то не сходится. Ладно, не важно. Учитель Хейвуд, можете ли вы вместо этого сделать вот что — дождаться, пока мы окажемся на лугу, а потом навести на нее грубое заклинание забвения?
Хейвуд скривился, но кивнул.
Фэрфакс развеяла звуконепроницаемый круг и отворила ставни на окне.
— Все, живо забирайтесь на ваши ковры-самолеты. Мы отправляемся.
* * *
Тит сел на ковер Иоланты. На него больно было смотреть — принц казался лишь тенью самого себя.
Он взял Иолу за руку, но та резко высвободилась и ускорилась, оставляя Черный Бастион позади.
— Мы вскоре умрем, — едва слышно сказал Тит. — Неужели ты действительно хочешь провести это время, злясь на меня?
— Да, — прошипела Иоланта. — Останусь упертой оптимисткой. Если пойму, что умираю, или что умираешь ты, тогда я тебя прощу. Но не минутой раньше, понял, ублюдок?
Она не называла его ублюдком с самого начала их знакомства.
— Я не буду извиняться, ты же знаешь. Мы все думали, что ты умрешь от жертвенной магии, и хотели избежать этого любой ценой.
— Разве я жду извинений? Нет. Но тебе придется очень постараться, чтобы объяснить свои варварские методы. Ты меня отравил! Ты что, с ума сошел?
— Да.
Иола опешила от его признания.
— Это не оправдание. Ты уже не раз сталкивался с проблемами. Тебе следовало мыслить трезво.
Долгое время он ничего не отвечал. Потом вздохнул:
— За методы прости. Я запаниковал. А когда я паникую, то способен думать лишь о себе. Не смог вынести мысли, что твой смертный час уже назначен. Прости.
Вот что на это ответить? Как можно держаться за гнев перед лицом чистого отчаяния?
Тит посильнее натянул капюшон мантии на ее голову — вокруг было холодно, словно на севере Шотландии, а ночной воздух казался еще свежее.
— Пожалуйста. У нас осталось так мало времени.
Они на головокружительной скорости мчались вперед, на последнюю встречу с судьбой.
— Когда мы в Горниле, — сказал Тит, — мы в изгибе пространства, очень похожем на лабораторию, и наше местонахождение нельзя определить. Но как только выйдем, окажемся в самой Атлантиде.