Нф-100: Уровни абсурда

– И что тебе у нас надобно?
– поинтересовался у старичка Прохор.

– Ох, - вздохнул дед и неожиданно уселся прямо на землю, сложив при этом ноги по-басурмански.

Он снял с плеча мешок и поставил его на землю. Мешок мелодично звякнул и Митька, насторожившись, облизал языком почему-то враз пересохшие губы. Дедок внимательно посмотрел на Прохора и спросил у него:

– А ты, мил человек, не из солдат ли будешь?

– Ну, из солдат, и что?
– ответил Прохор настороженно.

– А это кто?
– старичок указал пальцем на Митьку.

– Зять это мой, - глядя исподлобья, пояснил Прохор.

– Вот вы-то мне как раз и нужны. Не напоите случаем путника усталого?

– взгляд дедка уперся в ворота дома.

– Отчего ж не напоить, - Митька никак не мог оторвать глаз от мешка странника.
– Пойдем-ка в избу, дед.

В доме старичка пригласили к столу, но тот отказался участвовать в дальнейшем опустошении ведерной бутыли, и потому ему дали кружку простой чистой воды. Напившись, дед принялся рассказывать:

– А кличут меня Афанасием. Я из однодворцев. Завсегда вольным был. И хозяйство у меня в порядке. Два года назад померла моя старая жена, и я решил жениться заново. Взял себе молодую вдову. Сыграли свадьбу. Жили себе и жили. Но по весне захотелось ей сходить в вашу деревню. Бабы рассказали ей про какую-то чудотворную икону, которая не только лечит все недуги телесные, но и укрепляет душу женскую. А у нее стало правое колено болеть. Ну, я и отпустил ее. Сходила она и вернулась довольная и веселая. Сказала, что икона сильно помогла и теперь ее сердце поет, а нога не болит. Но через несколько месяцев - бац! Животом ее выперло! Представьте себе - брюхатой стала!

– Что же здесь плохого?
– спросил Прохор.

– А то, что еще десять лет тому назад я, спасаясь в лесу от волков, залазил на дерево и один из этих подлых зверей мне детородный орган откусил!

– Га-га-га!
– заржал Митька!
– Зачем же ты тогда второй раз женился? Ой, не могу!

– Как это, зачем?
– возмутился дедок.
– А хозяйство? А еду мне готовить?

– Бедная баба!
– вздохнул Прохор.

– Но-но-но!
– строго сказал дед.
– Назвался груздем - полезай в кузов. Силком никто ее замуж не тянул!

– А может, икона сделала ей беспорочное зачатие?
– икая от смеха, поинтересовался Митька.

– Дурак ты, - сказал дед.
– Такое только у иудеев было. Да и то - всего один раз.

Митька, перестав смеяться, вдруг набычился и грозно спросил:

– Ты что, старый мерин, хочешь сказать, что Исус иудеем был?

Дедок, посмотрев в налитые кровью митькины глаза, успокаивающе выставил вперед ладонь и попросил:

– Остынь. Это к делу не относится.

– Как так не относится?
– Митька явно хотел подраться.

– Ну-ка, увянь!
– распорядился Прохор и посмотрел на деда.
– И что было дальше?

– Дальше я немного поучил свою жену вожжами, и она поведала, как все это вышло, - продолжил свой рассказ дед.
– Узнав, зачем в церковь пришла моя жена, поп ваш (кажется - отец Пафнутий?) провел ее в подвал, положил какую-то икону на пол за тумбочку и попросил бабу нагнуться через преграду, чтобы получше рассмотреть, что там лежит за тумбочкой, дескать, именно так и надо лечиться от всех болезней. А потом этот изверг коварно подкрался сзади, взял - и подло овладел беззащитной женщиной! Так мало того, узнав, что она пришла издалека, он заявил, что на икону таким вот образом надо смотреть не меньше недели, а то ничего из лечения не выйдет. Поэтому моя жена поселилась в вашей деревне у какой-то сердобольной старушки и целую неделю этот поп-развратник лечил ее таким вот мерзким способом. Причем, бывало, по нескольку раз в день. Каково, а?

– Га-га-га - опять заржал Митька, настроение которого перевернулось в другую сторону.
– Наш поп - тот еще кудесник! Гы-гы-гы!

Старичок поморщился и сказал:

– Грешно смеяться над бедой другого человека. Нет бы - помочь...

– Как же мы тебе поможем?
– не унимался Митька.
– Роды у твоей бабы принять, что ли? Или ребенка назвать? На это мы завсегда способны! Если будет сын, назовем Пафнутом, а если дочь - Пафнуткой, га-га-га!

– Тьфу на тебя!
– обиделся дед.

Прохору было совсем не смешно. Его просто мучил запах, волнами исходивший от странного старичка. В этом запахе было что-то из юности, какое-то тревожное и вместе с тем страшное воспоминание...

– Так чего тебе здесь надо?
– спросил деда Митька.
– Ты тоже пришел к Пафнутию лечиться от всех болезней? Ну, детородный орган он тебе новый не приделает, да и обрюхатишься ты навряд! Ха-ха-ха! Но тумбочку пообнимать - милости просим. Поп будет рад! Он у нас лекарь всехний!

– Тьфу на тебя еще раз!
– сказал дедок.
– Я пришел, чтобы отомстить попу.

– Ха-ха! Давно пора, - Митька веселился вовсю.
– Только как? Морду ему не набьешь. Этот толстопуз тебя одной левой уделает, потом епитимью наложит и заставит крышу чинить, гы-гы! Убить его? Дак тебя в каторгу сошлют, а жена твоя после этого будет к тому же попу постоянно ездить на лечение, га-га-га! Ты на каторге - а детки прибавляются!

– Зачем же кого-то убивать?
– как-то тихо и подленько произнес дедок.

Митька перестал смеяться и с любопытством поинтересовался:

– Как же тогда?

Дед перевел свой взгляд на Прохора и медленно сказал:

– Вон, у солдата опыт богатый. Спрятан мною в овраге небольшой бочонок с порохом. Эдак, с пудик весом. Засунете его под алтарь, поднесете огонь, и церкви не станет.

Прохора как громом ударило! От деда смердело именно порохом! Но - не готовым к применению, а отработанным! И еще горелой серой... Сразу же всплыла мысль о том, что

дед как-то не так говорил. То есть - вроде бы по-деревенски, но все равно прорывались в его речи слова, ничего общего не имеющие с говором обычного крестьянина.

Прохор медленно поднял вверх правую руку, намереваясь осенить деда крестным знамением. Но лицо старичка вдруг перестало быть блеклым и безобидным. Глаза его широко распахнулись и обдали инвалида волной черного холодного мрака. Рот деда обнажился крепкими белыми зубами и свистящим страшным шепотом произнес:

– Опусти руку, солдатик. А то уйдет она туда, куда нога ушла...

Прохор послушался.

Митька, широко раскрыв глаза, молча смотрел на преобразившегося дедка и икал, только уже не с перепоя, а от страха. Дед медленно повернул голову к углу, где хозяйственная Груня развесила домашние иконки, криво усмехнулся и вновь посмотрел на Прохора. Но - уже обычным взглядом. Опять перед мужиками сидел самый распоследний деревенский дедок. И создавалось впечатление, что предыдущей страшной минуты не было вовсе.