Нф-100: Уровни абсурда
Шрифт:
– Митяй! Давай, я тебе крышу покрою! А ты мне за это нальешь. Я ведь - кровельщик знатный! Вон, отец Пафнутий подтвердит...
Толпа тут же издевательски загудела и Митька, плюясь, ответил:
– Не надо. Сам справлюсь. Покрывальщик тут нашелся... Иди, вон, Пафнутию чини! Я прошу кого-нибудь остаться у меня на ночь. Чем больше вас останется - тем лучше. Нечистая сила вновь ночью придет, раз повадилась. Кормежку и выпивку ставлю сразу!
Митька оглянулся и увидел, что позади него никакой толпы уже не существует. Дорога к деревне была укутана поднявшимися клубами пыли. Самым первым несся Тишка-покрышка,
Прохор уже разобрался с забором и сидел на деревянной колоде, куря трубку. Митька присел рядом с ним и сказал:
– Ни у кого помощи не допросишься. Ни у попа, ни у сельчан...
– На то она и душа русская, - ответил Прохор.
– Моя хата с краю - ничего не знаю. Для того, чтобы деревня ополчилась на нечистую силу, нужно, чтобы сия нечистая сила половину страны разбабахала. Тогда все встанут на карачки и гузнами задавят супостатов...
– То есть, мы в следующую ночь опять останемся одни против всех этих?
Прохор, выколотив трубку о протез, усмехнулся и ответил:
– Дурак ты, Митька. И жадность твоя - дурацкая. Нужно сделать то, что было велено. И тогда никто не придет в твою избу.
Митька вспомнил попа Пафнутия, который выгнал его из церкви, и злорадно заявил:
– Да что нам стоит алтарь взорвать? Ведь если в церкви сидит черт, то и церковь получается чертовой?! Я готов!
Вдруг калитка распахнулась настежь, и во двор зашел вчерашний убитый наглухо дедок. Прохор выронил трубку из рук, а Митька издал горлом непонятный звук, напоминавший сразу клекот орла и бурчание живота у коровы, наевшейся свежей люцерны.
Дедок был в той же одежде, что и вчера, вот только голова его, не прикрытая шапкой, колосилась на ветру редкими седыми прядями старческих волос.
Глаза дедка резво метнулись во все стороны и остановились на сидевших родственниках. Рот его тут же расплылся в ехидной улыбке и глумливо прокричал:
– А не дозволите ли водицы испить, люди добрые?
Митька хотел было ответить что-то учтивое, но Прохор дал ему локтем в бок и сказал:
– Не дозволим! Пей у себя в болоте! Если есть дело, подойди и говори.
Дедок мерзко осклабился, зашел во двор и нагло хлопнул за собой калиткой.
– Эй! У себя дома так дверями в нужник хлопай!
– возмутился Митька.
Дедок, не обратив внимания на пожелание Митьки, подошел к колоде, на которой расположились родственники, и присел напротив них, сложив ноги по-басурмански.
– Ну что?
– спросил он.
– Будем воевать и дальше?
Митька открыл рот, чтобы выругаться, как следует, но Прохор опять дал ему локтем под ребра, и тот скривился от посетившего его непродыхания.
– Что тебе нужно от нас?
– трезво спросил Прохор, глядя в глаза дедка.
– Я же уже говорил, - ласково ответил тот.
– Всего-навсего - алтарь в церкви взорвать. Я, конечно, понимаю, что от такого количества пороха вместе с алтарем сгорит вся церковь. Но, если хорошенько подумать, то что такое церковь без алтаря? Все равно, что сортир без дырки в полу...
– Но-но-но!
– сказал Прохор.
– Не надо блудить словами!
– Еще как надо!
– не согласился дедок.
– Что хорошего вы от этой церкви видели? Попа-развратника?
–
Причем тут какой-то поп?– Прохор недружелюбно глядел на дедка.
– Взрывать церкви - сатанинское дело!
– Да какая разница, чье это дело?
– увещевательно спросил дедок.
– Я же не призываю вас взорвать все христианство в мире! Я требую взорвать обитель вредного попа Пафнутия, которому даже анафема - булка с творожным кремом по сравнению с его грехами. И главное - я именно требую! Потому что денежки-то вами уже взяты...
Митька с Прохором тревожно переглянулись.
– Да-да!
– торжествующе заявил дед.
– Уже взяты и спрятаны. И прежняя ночь была предупредительной. Подумаешь, курей и поросят съели! А вот сегодня, если не одумаетесь, съедят и вас самих. Или сомневаетесь?
Дедок, хитро прищурившись, посмотрел на Прохора.
Митька, борзо взмахнув рукой, заявил:
– Да мы их всех раскатаем, как бублик скалкой!
Прохор привычно двинул локтем и Митька, согнувшись, прохрипел:
– Хотя и поп - сволочь редкостная...
– Вот-вот, - тут же согласился дедок.
– Ну как?
– Согласны, - нехотя сказал Прохор.
– Где порох?
– А там, куда ты добро свое спрятал, - ответил дед.
– Уже лежит бочонок поверх твоего тайника в овраге, хворостом присыпанный.
Прохор непроизвольно покосился на Митьку и увидел, как у того напряглись желваки на лице. Инвалид, чертыхнувшись, ответил:
– Хорошо. Когда нужно сделать?
– А зачем откладывать в долгий ящик?
– переспросил дед.
– Раньше сделал - ходи свободным! Да еще и богатым, к тому же... Ведь не зря говорится: первый шаг к свободе - богатство!
– Ладно болтать!
– решил Прохор.
– Мы с тобой договорились?
– Да, - ответил дедок.
– Ну и иди отсюда!
– приказал Прохор, вставая.
– Иду-иду, - бойко сказал дед.
Он резво вскочил на ноги и понесся к калитке. Но, не добежав до нее несколько шагов, дедок обернулся и зловеще крикнул:
– Негоже у старого человека шапку отбирать! Голова-то мерзнет!
Митька встрепенулся, и хотел было что-то сказать по этому поводу, но не успел. Дверь избы приоткрылась сама собой, и из нее выпрыгнул вдруг треух, прикарманенный ранее домовитым хозяином разгромленного двора. За ним, хлопая руками в попытках поймать ускользающее хозяйство, выскочила Грунька. Но, по какой-то странной подлости она вдруг споткнулась и кубарем скатилась с крыльца. Шапка, передвигаясь по двору на ушах, невообразимой расхлюстанной походкой подбежала к дедку и, взлетев, нахлобучилась тому на голову. Дед руками утвердил ее как надо и, осклабившись, произнес:
– Вот так-то!
– Ам!
– лязгнул челюстью Митька.
– Ой!
– полным боли голосом произнесла Грунька, вставая на ноги.
– Проваливай ко всем чертям!
– завершил разговор Прохор.
Дедок поклонился и выскочил со двора, напоследок бахнув, как следует, калиткой.
– Вот сволочь!
– сказал Митька.
– Хлопает, как у себя в аду!
– А теперь дом твой - его дом, - ответил Прохор.
– Потому и ведет он себя здесь - как хочет.
– Да ладно, - усомнился Митька.
– Одноразовый договор. Он нам золото, мы ему - взорванную церковь.