Ничего личного
Шрифт:
– А ты у меня резвый мальчик.
То, что родится сын, Катя уже знала наверняка, сегодняшнее УЗИ не оставило и тени сомнений.
Зазвонил мобильный.
– Привет, как все прошло? – спросил Егор.
– Мальчик, – сказала она и улыбнулась. Только мысли о ребенке заставляли Катю улыбаться.
– Замечательно! Ты в городе?
– Практически рядом с офисом.
– Тогда, может быть, заглянешь ко мне? Напою тебя чаем?
– Егор, появилась какая-нибудь информация?
Всем им была нужна одна-единственная информация. Все они хотели знать, кто убил Андрея. Но ни следователь, ни люди Старика так и не смогли
– Дело Колесниковой закрыто. Но по ходу всплыли неожиданные обстоятельства. Ты должна кое-что увидеть.
– Я буду через десять минут. – Катя отключила телефон. День больше не казался ей ярким, серый мир дотянулся до него своим щупальцами.
Дело закрыто. Самоубийство – это очень удобно. Несчастная любовь, трагическая смерть любимого мужчины, нервный срыв… В полиции сказали, что Колесникова была наркоманкой, на ее руках обнаружены следы от инъекций – месячной давности и совсем свежие, в крови – героин. Она находилась под кайфом, когда бросилась под поезд. Вот только бросилась ли Лена добровольно?..
Катя не верила в суицид. Колесникова была не из породы тех, кто готов добровольно расстаться с жизнью. Она пребывала в ярости, хотела наказать убийцу Андрея и не стала бы бросаться под поезд. Значит ли это, что кто-то помог Лене?
Мысль была темной и тяжелой, от нее делалось зябко, но и не думать, не анализировать Катя не могла. А Егор сказал, что возникли обстоятельства. Какого свойства обстоятельства?
Катя была уже у лифта, когда знакомый голос вывел ее из раздумий:
– Добрый день, Катерина Владимировна. – Иван смотрел на нее исподлобья и улыбался ну совсем неискренней улыбкой.
– Здравствуйте. – Катя нажала кнопку вызова. – Как дела?
– Спасибо, все хорошо.
На самом деле Иван преувеличивал, все хорошо было у кого угодно, только не у него. После Катиного побега он едва не лишился работы. Ей пришлось просить Алексея Сергеевича, чтобы парня не увольняли. Не уволили, лишь понизили до охранника, но кому нужна такая протекция? И что он сейчас чувствует?
Тренькнул звонок, распахнулись железные створки, Катя оглянулась – Иван шел прочь от лифтов. Раздумал ехать? Ну и бог с ним! У нее хватало своих проблем. В кабинете Егора ее ждали неожиданные обстоятельства…
Егора на месте не оказалось. Можно было подождать его в приемной, но секретарша, молоденькая, яркая, как тропическая бабочка, девица, смотрела на Катю с таким невыносимым любопытством, что она передумала и решительно толкнула дверь в кабинет.
Кабинет был просторный, светлый и стерильный, как операционная. Оставлять на сияющем паркете мокрые следы стало даже как-то неловко. Катя прошла к рабочему столу, уселась в удобное кресло, с наслаждением вытянула ноги.
На столе лежала папка, тонкая пластиковая папка, каких в любом офисе сотни, если не тысячи. Когда Катя раскрыла папку, ею двигало извечное женское любопытство. В папке лежали снимки. Темно-синий, почти черный «Форд» был сфотографирован в деталях и с разных сторон. Он стоял на обочине дороги, рядом с тем самым роковым переездом, наверное, именно поэтому и удостоился такого пристального внимания. Его бампер был помят, а на лобовом стекле болталось розовое сердечко. Катя уже видела похожее. Или точно такое же? Руки, только-только начавшие согреваться с улицы, снова онемели, и снимки теперь приходилось перебирать деревянными, непослушными пальцами, а дышать
и вовсе получалось через раз.До тех пор, пока Катя не увидела раскрытый «бардачок», а в бардачке стопку открыток. На следующем снимке открытки были сфотографированы вблизи, и сомнений больше не осталось. Пухлощекие младенцы смотрели на нее мертвыми дырами глазниц, от которых не было сил отвести взгляд даже тогда, когда хлопнула дверь кабинета.
– Катя, извини, что не встретил. Позвали в переговорную.
Егор подошел к столу, увидел снимки.
– Эти обстоятельства? – спросила Катя, отодвигая от себя фото с обезображенными младенцами.
– Да. – Егор кивнул.
– Значит, это она их присылала?
– Получается, что так.
– Знаешь, что еще получается? – Катя подняла взгляд на Егора. – Получается, что меня сбила именно эта машина. Я запомнила сердечко. Вот это! – Катя потянула на себя снимок, и вслед за ним из папки выпал еще один…
Это тоже было фото с места преступления. Какой-то рисунок рядом с металлической линейкой. Прошла вечность, прежде чем Катя поняла – это не рисунок, а татуировка. Мертвая химера на мертвой коже ее мертвого мужа…
– Вот я дурак… – Егор осторожно разжал Катины пальцы, забрал снимок, сунул в карман пиджака. – Это с опознания. Ты не должна была этого видеть.
– Отдай, – попросила Катя.
– Нет, в твоем нынешнем положении…
– Мне нужно!
– Катя, уже ничего не исправить, а тебе нельзя волноваться. Я просто подумал, что если ты узнаешь, что тебя преследовала Колесникова, станет легче. Ведь Колесникова мертва, и тебе больше не нужно бояться.
– Я хочу видеть тот снимок. Покажи, Егор!
– Прости, – он покачал головой, – это не пойдет тебе на пользу, поэтому – нет. Просто постарайся забыть.
– Как я могу забыть, Егор? – Катя вцепилась в рукав его пиджака. – Я все время думаю об Андрее, мне все о нем напоминает. И я не хочу забывать, но иногда становится так плохо, что хочется провалиться сквозь землю, перестать существовать.
– Не надо сквозь землю. – Егор погладил ее по голове, как маленькую. – Тебе надо на землю, за город. Не в замок, а туда, где по-настоящему тихо и спокойно. У меня есть загородный дом. Места там изумительные – тишина, благодать. Хочешь, я тебя завтра туда свожу?
– Хочу, только покажи, что еще у тебя есть.
– Больше ничего нет, честное слово. Я уже жалею, что ты увидела то, что увидела. Не нужно было.
– Нужно. Когда гроб заколочен… когда нет возможности проститься и не видишь доказательств смерти, хочется цепляться за веру в чудо. Я до сих пор за нее цеплялась…
– Теперь ты видела доказательства, Катя. Отпусти его.
– А ты отпустил Алину? Отпустил свою жену?
– Здесь другое. Не скажу, что мне намного легче, просто все иначе. К этому все шло, я был морально готов, что когда-нибудь такое может произойти.
– Нельзя быть готовым к смерти. Любой смерти…
– Но принять ее все равно нужно.
Про принятие Катя могла говорить часами, но не стала. У каждого из них своя беда, а каждому придется бороться с ней в одиночку. Вместо этого она спросила:
– Про Сему что-нибудь слышно?
– Ищут.
– Егор, ты в самом деле веришь, что это он?
– Он исчез в тот же день.
– Этому должно быть какое-то объяснение.
– Этому есть только одно объяснение. Прости.
– Сема не мог…