Нидерландская революция

Но под влиянием хода событий, последовавших за смертью Рекесенса, кальвинизм опять поднял голову. Как в Брабанте, так и во Фландрии протестанты Артуа, Турнэзи, Генегау и области Лилля с жаром принялись за патриотическую агитацию. Они организовали в городах демократически-оранжистскую партию. То же зрелище, которое мы видели в Брюсселе в 1577 г., можно было наблюдать в основных чертах и в Аррасе. И здесь простой народ требовал войны с испанской тиранией до победного конца и здесь также приверженцы монархомахов и незначительная группа протестантов увлекли за собой католические массы бедного люда. Артуаские адвокаты Крюжоль и Госсон были точными копиями Лисвельта и его соратников. Подобно им они прибегали к советам Марникса, Вил лье, оранжистских агитаторов; подобно им они составили списки подозрительных лиц; и наконец, так же как и они, создали наряду с городским советом или, вернее, над ним комитет общественной безопасности, комитет 15-ти, явное подражание брюссельскому комитету 18-ти [463] .

463

О протестанском движении в Аррасе ср. «M'emoires de Pontus Рауеп», 'ed. А. Menue, t. II, Bruxelles 1861.

Но шансы патриотов были гораздо менее благоприятны в валлонских провинциях, чем во фламандских. Они не только были слишком удалены от основной массы оранжистских сил [464] , но и сопротивление, которое они должны были преодолевать, было здесь особенно серьезным. Прежде всего в Генегау, в Артуа и в области Лилля духовенство было гораздо богаче и влиятельнее, чем во Фландрии или в Брабанте. Кроме того создание новых епископств не произвело в этих краях таких глубоких потрясений, как в северных областях, и не породило здесь того недовольства, которое восстановило против Испании стольких брабантских аббатов. Напротив, реорганизация католической церкви привлекла здесь духовенство на сторону короля. Аррасский епископ Матье Мулар и Сен-Ваастский аббат Иоанн Сарацин всеми силами добивались соглашения с дон Хуаном и создали для борьбы с патриотами «иоаннитскую» партию. Все дворянство без исключений присоединилось к ней, ибо, освободившись от всех кальвинистов в результате их эмиграции, оно стало теперь сплошь католическим. Разумеется, оно осталось верным национальному делу и сохранило свое прежнее враждебное отношение к испанцам. Но поворот событий после прибытия принца Оранского в Брюссель, растущее влияние демократии, арест гентцами герцога Арсхота и епископов и бессилие, до которого принц Оранский довел эрцгерцога Матвея, постепенно охладили энтузиазм дворянства, ввергли его в беспокойство и, наконец, как выражался Понт-Пайен, внушили ему ненависть «к бесподобному патриотизму» [465] . После сражения при Жамблу духовенству нетрудно было. склонить его к мысли о необходимости примирения с королем.

464

Валлонские протестанты, поселившиеся на севере, в большинстве остались здесь, и значительная часть их не вернулась для пополнения рядов своих единоверцев. Сообщают, что после смерти Рекесенса в Турнэ вернулись 6 тыс. протестантов. Но в 1578 г. в городе было всего лишь 800 чел., требовавших протестантского богослужения и религиозного мира. «Bulletin de la Commission royale d'Histoire», 8-`eme s'erie, t XI, 1870, p. 421.

465

Pontus-Payen, M'emoires, t. II, p. 66.

Подобные настроения обоих привилегированных сословий валлонских провинций представляли тем большую опасность, что их общественное влияние здесь было особенно значительным. Городское население Генегау представлено было в собрании генеральных штатов одним только городом Монсом, так как Валансьен и Турнэ составляли каждый отдельную провинцию, В Артуа, преимущественно земледельческой стране, Аррас, Сент-Омер и Бетгон не могли обеспечить преобладание городским элементам. Словом, хотя валлонские патриоты и оранжисты и были проникнуты тем же духом, что и фламандские патриоты, но благодаря политическим обстоятельствам и социальной обстановке, в которой они действовали, им приходилось преодолевать гораздо более сильное сопротивление. Это сопротивление дало себя знать уже в феврале 1578 г., и надо признать, что оно проводилось с большой ловкостью. Оранжисты черпали свои силы в национальном единении. Будучи сильны благодаря тому, что они опирались на «объединение всей страны», они неизбежно должны были потерпеть крах в тот момент, когда рушатся внутренние связи этого «объединения» и оно перестанет их поддерживать. Однако, чтобы разрушить союз провинций, достаточно было распустить генеральные штаты. Король обнаружил большую проницательность, когда он в свое время настаивал на запрещении созыва этого громоздкого собрания, являвшегося в глазах Испании органом и символом «общей родины». Это оно было источником всех зол. Это оно, не будучи в состоянии сопротивляться приказам патриотов, давало им возможность прикрываться видимостью законности и вовлекать страну в политику, орудием которой были низшие слои населения и кальвинистские устремления которой проступали со все большей четкостью. Эти соображения побудили штаты Артуа или, точнее, духовенство и дворянство штатов Артуа потребовать 7 февраля 1578 г. закрытия генеральных штатов. Несколько дней спустя, 1 марта, они предложили заключить мир с дон Хуаном, а 6 марта штаты Генегау присоединились к их мнению.

Таким образом патриотической политике войны и национального единения иоаннисты противопоставили политику партикуляризма и примирения с Испанией. Но тут сейчас же на сцену выступили городские низы. 17 марта вспыхнул мятеж в Аррасе. Эшевены были заперты в ратуше, сторонники мира были заключены в тюрьму, а городских депутатов, принимавших участие в собраниях генеральных штатов, заставили осудить поведение последних. Аналогичные события произошли в Бетюне, в Эре, в Сент-Омере, в Дуэ. Пример гентцев воодушевил валлонские города. Их народные трибуны действовали заодно с ними. Будучи связаны с принцем Оранским, Виллье, Тероном и Марниксом они проявляли готовность сохранить единение хотя бы силой. Госсон заявил в Аррасе, что «откол этих провинций — это все равно, как если бы они правой рукой раздробили свою левую руку» [466] .

466

Pontus-Payen, M'emoires, t. II, р. 182.

Чтобы успешно противодействовать духовенству и дворянству, валлонские патриота должны были подобно патриотам севера опираться на армию. Недостаточно было вооружить народ; необходимы были регулярные войска. Не обязаны ли были гентцы своими успехами наемникам, навербованным Рихове? Один аррасский кальвинист, бывший морской гёз, исполнявший в Голландии обязанности капитана, Амбруаз ле Дюк, предложил соотечественникам свои услуги. Его не преминули призвать в город и поручить ему командование 15 военными городскими частями и эскадроном из 50 чел. конницы (март 1578 г.).

До этого времени протестантское меньшинство, руководившее патриотами, тщательно избегало вызвать чем-нибудь недовольство со стороны католиков. Но в Аррасе совершенно так же, как и в Генте, оно перестало думать о какой бы то ни было умеренности, как только увидело, что сила на его стороне. Едва ле Дюк успел водвориться в городе, как в его доме начались протестантские проповеди. На улицах стали распевать псалмы Маро. И, наконец, в довершение полнейшего сходства картины аррасских событий с гентскими революционное настроение сильнее всего захватило «сапожников, башмачников, чесальщиков, ткачей и других ремесленников», поддерживавших комитет 15-ти. Представители народных масс и приверженцы реформации действовали заодно, подбодряя друг друга. Рассылка генеральными штатами в июле по провинциям проекта религиозного мира еще более усилила возбуждение кальвинистов. В Бетюне, Сент-Омере, Лилле, так же как и в Аррасе, они потребовали свободы публичного отправления своего богослужения. Они распространяли петиции, под которыми рискнули подписаться 206 граждан в Валансьене и свыше 800 в Турнэ [467] . Свою малочисленность они возмещали смелостью, они угрожали католическим городским чиновникам отправить их в Гент и вызывающе заявляли, что «глиняный горшок разобьет медный» [468] . В Артуа и в окрестностях Лилля протестантские священники, одушевленные поведением кальвинистов, начали отправлять богослужение.

467

Hocquet, Tournaisis…, р. 214.

468

Pontus-Payen, M'emoires, t. t. II, p. 121.

«Духовное сословие, — рассказывает современник, — было доведено до отчаяния, дворяне дрожали от страха, а городские богачи чувствовали себя непрочно в своих собственных домах» [469] . При таком замешательстве достаточно было внезапного переворота, чтобы обеспечить победу протестантскому и оранжистскому меньшинству, и оно твердо решило произвести его. Чтобы начать действовать наверняка, оно ждало лишь помощи гентцев, так как Рихове и Гембизе обещали вождям его прислать часть рейтаров Иоанна Казимира и несколько шотландских отрядов. Но в момент, когда эти войска должны были прибыть, бунт среди солдат барона Монтиньи преградил им путь. Он отрезал северных кальвинистов от южных и позволил католицизму перейти в валлонских провинциях в наступление и подавить реформацию прежде, чем кальвинисты успели подготовиться к борьбе.

469

Ibidem.

II [470]

После сражения при Жамблу генеральные штаты, по почину принца Оранского, создали на севере новую армию под командованием графа Буссю. Она состояла, главным образом, из протестантских войск: отрядов, прибывших из Голландии и Зеландии, шотландских наемников, гугенотов-добровольцев и немецких рейтаров, приведенных Иоанном Казимиром. Что касается валлонских полков, побежденных Фарнезе, то часть их была расформирована, а остальных частично разместили в качестве гарнизонов в укрепленных местах на юге, частично направили в Генегау для участия в тяжелых стычках с войсками Гонзага.

470

По поводу всей совокупности относящихся сюда фактов, вплоть до заключения Аррасского мира, я отсылаю к исчерпывающему изложению Буссемакера (Th. Bmsemaker, De afscheiding der waalsche gew'esten van de generale Unie, Harlem, 1895–1896).

Среди этих остатков армии царило всеобщее недовольство. Вожди ее — Лален, Монтиньи, Меллен, Эгмонт, Хез, Шамланэ — сплошь католики, знали, что патриоты относятся к ним с недоверием. Они обвиняли принца Оранского в том, что он предоставляет их собственной участи и не дает графу Буссю послать им подкрепления. Солдаты в свою очередь были возмущены невыплатой им жалованья: в апреле взбунтовался находившийся в Маастрихте полк Хеза. Словом, положение было более чем критическое, и жалобы войск были вполне справедливы. Но никто не был в этом виноват. Генеральные штаты не могли из-за расстройства своих финансов покрывать военные расходы, а у графа Буссю не было достаточно сил, чтобы он, несмотря на опасность со стороны дон Хуана, мог рискнуть оголить подступы к Антверпену. Кроме того граф Лален, который завидовал принцу Оранскому все сильнее по мере того, как росло его озлобление в связи с успехами протестантов и городских низов, обнаруживал все большее беспокойство и заявил, что он не допустит в Генегау «ни одного солдата, враждебного католической религии» [471] . Таким образом религиозная борьба парализовала теперь национальную защиту. На почве религиозных разногласий между армией штатов и армией, сражавшейся при Жамблу, не было доверяя и единства действий.

471

Gachard, La Biblioth`eque Nationale, t. I, p. 188.

8 апреля комендант Гравелинга, Валентин Пардье, сир де ла Мотт, прогнал отряд своего лейтенанта Во, верного приверженца штатов. Этого события при данных обстоятельствах было достаточно, чтобы оно явилось толчком к катастрофе.

Профессиональный воин с более чем 30-летним стажем и со следами многих и многих ранений Пардье принимал активное участие в военных действиях против протестантов в 1556 г., отличился в сражении при Ауструвиле и в особенности во время похода в Голландию под командой дон Фадрика. Рекесенс зная, что он был раздражен тем, что его обошли наградами, добился от короля, передачи ему в 1574 г. управления Гравелингом. Но эта милость не помешала ему два года спустя объявить себя, как это сделали почти все валлонские офицеры, защитником национального дела. Впрочем, он присоединился к национальному движению лишь в надежде на получение более ответственного поста. Как подлинному наемнику ему совершенно безразлично было под каким бы знаменем ни сражаться, лишь бы это было ему выгодно. Но он вскоре убедился, что генеральные штаты платили еще хуже, чем испанский король. Растущее влияние кальвинистов, с которыми он некогда так яростно сражался и для которых он остался с тех пор объектом ненависти, внушало ему сильнейшее отвращение и привело его в конце концов к убеждению, что он был на ложном пути. Его покровитель герцог Арсхот был пленником гентцев, его друг Шампанэ навсегда рассорился с принцем Оранским, его солдаты, как и он сам, не получали никакого жалованья, — и потому достаточно было ничтожного повода, чтобы он опять решил переметнуться. Уже в начале 1578 г. он начал устные переговоры с агентами дон Хуана. Однако он тщательно остерегался связать себя серьезными обещаниями. Даже после 8 апреля он заявлял о своей верности Гентскому примирению. Он сумел занять такую позицию по отношению к генеральным штатам и Испании, которая позволяла ему в зависимости от обстоятельств переходить на ту сторону, где больше платили.

Вожди валлонских войск не последовали его примеру. Но если никто из них и не думал о сближении с королем, то настроение их становилось с каждым днем все более тревожным. Их стали называть — да они и сами стали называть себя— «недовольными». Как дворяне они возмущались демократическими движениями, вызванными во всех больших городах оранжистами. Как католики они всеми силами протестовали против нарушителя «примирения». И, наконец, как военачальники они возмущались лишениями, на которые генеральные штаты обрекали их солдат. Память об услугах оказанных ими национальному делу, еще острее заставляла их воспринимать несправедливые подозрения, жертвой которых они были. Разве Хез не арестовал в свое время членов государственного совета? Разве Лален не организовал армию, и разве Монтаньи не сражался доблестно при Жамблу? А разве Филипп Эгмонт не поспешил предложить стране свои услуги? К тому же большинство их было молодыми людьми, не умевшими владеть собой и жаждавшими играть роль. Им казалось невозможным безучастно присутствовать при свержении общественного и религиозного строя, которым — по крайней мере по их представлениям — гентцы угрожали стране.