Никогда не кончится июнь

Возникла секундная пауза. Затем голос сообщил:

— Вадим Сергеевич Чекнецкий скончался в 1992 году.

Я замерла с раскрытым ртом и уже собиралась, извинившись, повесить трубку, как вдруг голос спросил:

— А вы по какому вопросу?

«А по каким вопросам обычно обращаются к покойному Вадиму Сергеевичу?» — хотела уточнить я, но вместо этого из меня сами собой выскочили два слова:

— Кафе «Лабиринт».

В этот момент в комнату, завернувшись в простыню, вошел Степа и встал напротив меня, прислонившись к притолоке.

Как ни странно, голос ничуть не удивился моему ответу.

— Вопросами, связанными с кафе «Лабиринт», сейчас занимается его сын, Олег Вадимович. Вы по поводу закрытия пари?

— Да… — не понимая ни слова, пролепетала я.

— Чье пари вы желаете закрыть?

— Бориса Тимофеевича Залевского, — еле дыша, отчего-то шепнула я.

Послышалось перелистывание страниц и стрекотание компьютера.

Голос на другом конце стал механическим.

— Борис Тимофеевич Залевский. Год одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой. Назовите код.

— Что? — растерялась я.

— Назовите код! — требовательно повторила механическая женщина.

— Э-э… — промямлила я, — я… я его не помню…

— Соединение не установлено, — отрезал робот, и в трубке раздались гудки.

Я растерянно уставилась на Степу.

— Ну, что? — он нетерпеливо вскинул светлые брови.

Я передала ему содержание странного разговора.

— Кое-что остается непонятным, — деловито резюмировал малец, выслушав мой сбивчивый рассказ, — но, по-крайней мере, мы нашли того, кого искали. Он явно в курсе дела. Осталось только узнать, что значит закрыть пари, и отыскать загадочный код.

— А как мы его отыщем, этот загадочный код? — спросила я у Степы. Тот лишь растерянно пожал плечами.

— Знать бы, как он выглядит…

— Наверно, какие-нибудь буквы с цифрами, — предположила я.

— Видимо, так, — согласился парень.

Степа помолчал немного, а потом произнес, потупив глаза в пол:

— Даш, а может… ну ее, всю эту чертовщину? Ну, Чекнецкого этого, Горячева, код какой-то… Ноты ведь давно не пишутся, они выброшены на свалку, и все спокойно… Давай не лезть в это дальше. Мне вообще уже кажется, что все это нам померещилось. Никаких шагов ведь мы уже не слышим? И если хорошенько подумать, то они элементарно объясняются — мышами, например. Да и ручка со стола сама могла свалиться, от наших с тобой движений по комнате. А твои полеты на бабочке и прочее — это, извини, просто чушь какая-то. И чем дальше мы в этом бреду увязаем, тем меньше я верю, что вообще слышал эти шаги…

Теперь настала моя очередь замолчать. Не говоря ни слова, я подошла к окну и взглянула на солнечный июньский день. Не верит он! А я почему-то должна спасать его жизнь! А может, и правда, бросить все ко всем чертям? Только вначале пусть он прочтет вот это…

Я вынула из сумки помятый конверт и протянула Степе.

— Что это? — отшатнулся он.

— Письмо твоего покойного дяди, — сообщила я с улыбкой, — в котором он просит меня оказать ему неоценимую услугу. Я получила его уже после его смерти. Оно свалилось мне на голову, прямо с неба.

Степа, нахмурившись, начал читать.

— И обрати внимание на последнюю фразу. Насчет одной юной жизни, оставшейся у них в плену. Что-то мне подсказывает, что речь идет о тебе. А теперь можешь выпутываться из этого сам. А можешь не верить и жить дальше. Но я ни за что больше не отвечаю.

Развернувшись, я направилась к двери и вышла на лестничную площадку.

Пора приняться за прослушивание оперных шедевров или пострелять пиратов. Что-то я о них подзабыла в последнее время…

Я вошла в пустую прихожую.

Прошла в свою комнату, открыла балконную дверь. Вот здесь я стояла, когда прямо к моим ногам упало это письмо… После ссоры со строптивым племянником из Астрахани. Потом стояла здесь еще раз, и опять после ссоры…

Я вспомнила, как сверху свешивалась рыжая голова и бормотала какие-то необычные слова…

— Даша! — раздалось сверху.

Я подняла голову и увидела рыжую голову наяву.

«Одна на другую похожа, но все ж не одно и то же. Между мною и тобой днем… не помню что, а ночью… тоже не помню…», — вдруг всплыли в голове строки, как только я увидела повторение картинки. Интересно, откуда он взял эту загадку?..

— Что тебе? — сухо поинтересовалась я.

Степа помахал конвертом.

— Я прочел письмо.

— Можно сказать, что ты осчастливил меня этим известием, — не меняя тона, сообщила я, намереваясь вернуться в комнату. Степин окрик задержал меня у балконной двери.

— Даша!

Я чуть помедлила, потом обернулась и вновь подняла голову.

— Что еще?

— Все-таки, что-то за всем этим кроется странное.

— Неужели! И твой вердикт в связи с новым поворотом событий?

За головой высунулась веснушчатая рука и почесала в затылке.

— Будем искать код. Только прежде ты расскажешь все, что знаешь. Все-все-все! Обещаю, что выслушаю и не буду смеяться!

ГЛАВА 24

— Придется пошарить по шкафам и тумбочкам, — вздохнула я, окидывая взором пространство зала, уставленное старинной мебелью.

— Придется… — как эхо, повторил племянник.

— Тогда засучивай рукава и приступай! — сурово приказала я. — Давай ты начнешь вон с того прикроватного шкафчика, а я с книжных полок.

И мы со Степой дружно принялись перебирать бумажки, тетради и книги покойного антиквара.

Через три часа, сидя перед тарелками с яичницей и чашками с чаем, мы вынуждены были констатировать, что никаких записей букв с цифрами обнаружено не было.

Отхлебывая чай, я окинула взглядом окно, где за шторой стоял эфедрин. И вспомнила, как именно на этом месте бабочка впервые донесла слова Бориса Тимофеевича.

Как давно она не появлялась…

— Как давно она не появлялась… — тихо произнесла я вслух.

— Кто? — спросил Степа.

— Бабочка, — ответила я.

— Она больше не прилетит, — быстро проговорил племянник.

Я вздрогнула.

— Почему?

Степа помолчал с минуту, а потом сказал:

— Ты знаешь, с тех пор, как я сюда приехал, мне иногда кажется, что я схожу с ума.

Он поднял на меня зеленые глаза.

— Когда ты уходила на почту, тут кое-что случилось… Все-таки она и правда прилетала — и тогда, и теперь.

— Кто прилетал?

— Ну, бабочка. Я думал, что это просто под впечатлением твоих рассказов, но нет, я же ясно слышал эти слова!