Никогда_не...
Шрифт:
— Все хорошо, Валя. Добрая лепка, не разварится, точно, — кивает ему Тамара Гордеевна, и дизайнер, довольный, будто выиграл премию за лучший арт-проект, кладёт свой вареничек на большое сито, стоящее посреди стола, на сетке которого уже выложены несколько десятков подобных красавцев.
— Фигурный край! — важно замечает он, показывая пальцем на закрученные косичкой концы, в то время как Тамара Гордеевна стаканчиком выдавливает из теста новые кругляши, а Эмелька ложкой быстро накладывает по центру сочную вишню, посыпая её сахаром. — Чтоб наверняка не развалились! Эти руки — золотые! — он поднимает к лицу обе ладони и смотрит на них с неподдельной любовью. — Они научились лепить
— Ты очень талантливый, Валя. Ты сам это знаешь, и всякий человек это издалека увидит и поймёт, — подтверждает его слова Тамара Гордеевна. — Если только голову на плечах имеет и умеет отделять зёрна от плевел, — уточняет она и тут же добавляет: — Я так рада за тебя, Полиночка. За тебя и за Валю. Всегда говорила, что тебе, с твоим характером искать нужно человека только подстать. Чтобы талантами тебе ровня был. Только такого ты сможешь полюбить, и он не потеряется на твоем фоне, — с уверенностью говорит она и я стараюсь подавить нервный вздох, чувствуя, что все самое тяжелое из того, что мне предстоит выдержать, только начинается.
— Хорошие времена для нашей семьи настали, счастливые, — с улыбкой продолжает Тамара Гордеевна. — Эмелечка наша хорошего мальчика нашла. Дениска… кто бы подумал. Давно его знаю, очень давно… Взрослый парень совсем. Я для своего спокойствия думала, что внуча ровесника выберет. Но кто ж будет на возраст внимание обращать, если сердце уже выбрало и приказало. Оно на календари точно не смотрит, не до этого ему, — смеётся хозяйка дома, и я вместе с ней, очень нервно. Интересно, узнай она обо мне и об Артуре, ее убеждения остались бы прежними?
— Ты вот, спустя столько лет — а все равно, в наш дом жениха привела. Так и надо, Полиночка, не стесняйся, ну что ты… — истолковывая мое замешательство по-своему, спешит успокоить меня Тамара Гордеевна. — Ты ж нам как родная была, сама посмотри — сколько не виделись, а встретились — будто и не было этих лет разлуки, верно?
— Верно, — сдавленным голосом говорю я, избегая взгляда ее васильково-синих глаз. Черт бы побрал эту их семейную черту, которая сейчас воспринимается мной ещё резче, ещё острее. Я и так не могу избавиться от постоянных мыслей и упоминаний об Артуре, а тут ещё его мать, радуясь обретенному мною женскому счастию, смотрит на меня его глазами. И если у Наташки цвет радужки уходит в яркую, пронзительную голубизну, то у Тамары Гордеевны оттенок точно такой, как у сына — глубокий синий, как те самые васильки, которые я спутала с лавандой во время нашей первой и последней поездки за город, о которой не хочу вспоминать. Не хочу и не буду.
— А что… Дениска уже ушёл? — задаю первый более-менее внятный вопрос, удобнее устраиваясь на стуле и сочувственно глядя на Наташку, которой сейчас, кажется, хуже всех. Подруга сидит напротив меня, прижимая ко лбу влажный компресс, и время от времени прикладываясь к тому самому похмельному коктейлю, стакана которого мне хватило, чтобы прийти в себя.
Судьба «Дениски» меня сейчас интересует не потому, что я так пекусь об их будущем с Эмель, а по причинам более эгоистическим. Дэн теперь мой исповедник, хотя я по-прежнему не уверена в его надежности. Но именно его я могу распростись о том, чего не помню, и от него выслушаю подробности с не таким жгучим чувством стыда. Он единственный, не считая Вэла, знает обо мне все, и ронять репутацию в его глазах мне уже не страшно.
А вот семейство Наташки все ещё воспринимает меня как Полину из прошлого, немножко с прибабахом, но очень хорошую, пусть и увлечённую разными чудачествами девочку. Просто немного необычную, потому что талантливую. Именно так обо мне всегда говорила Тамара Гордеевна, и
с ее подачи я поверила, что во мне действительно что-то есть.Ага, как же, как же. Прекрасно понимаю, что рано или поздно этот образ в их глазах с грохотом упадёт со своего постамента. Но… только не сегодня. Как-нибудь потом.
Черт, кажется, я отлично понимаю Артура в его упрямой молчанке насчёт нашего давнего знакомства, упоминания о котором он избегал любым способом и оттягивал момент правды на неопределённое завтра, понимая при этом всю глупость собственных поступков. Я орала на него из-за этого, пылая огнём священного негодования, а теперь — сама поступаю так же.
— Дэн ушёл работать, у него куча дел с утра, — отвечает мне Эмель и я снова вижу этот особенный блеск в её глазах. Она гордится своим парнем, который единственный из всей честной компании не бездельем мается, а работу работает, несмотря на вчерашний дебош. — Привет тебе, теть Поль передавал. Говорил, чтоб заходила, у него к тебе какой-то разговор есть.
— Окей… — говорю, коротко кивая. — А другие девочки где? Мы их хоть не напугали вчера нашим неожиданным… э-э… появлением?
— А чего-то им пугаться? — недовольно бурчит Наташка, перекладывая компресс от одного виска к другому. — Мать что, не человек? Уже и погулять не имеет права? Тем более, когда старшенькую свою засватала — это повод такой, что грех не отметить. На улице они, Поль. С Алуничкой гулять пошли и на рынок за продуктами.
— Ма-ам, — осторожно подаёт голос Эмелька. — Сто раз говорила тебе, прекрати ты это своё «засватала»! Ну что за старческий жаргон! Мы с Дэном встречаемся, никто никого не сватал… Так он ещё подумает, что ты меня замуж ему спихнуть хочешь побыстрее. Неудобно как-то…
— А что, не пойдёшь за Дениску замуж? — озорно глядя на внучку, говорит Тамара Гордеевна, параллельно пересчитывая вареники, собранные на сите, в то время, как Вэл водружает туда ещё парочку своих только что вылепленных шедевров.
— Ну зачем же сразу замуж, ба… — Эмель снова краснеет от смущения. — Это вы раньше сразу все женились — бац, и штамп в паспорте! Мы сейчас о таком не думаем…
— О, твоя школа, Полька! — смеётся Наташка, а я в ответ выдавливаю из себя кислую улыбку. — Все прям чайлд-фри заделались и замужа боятся, как огня! Слышишь меня, Валька? Совет даю тебе, бесплатный, как бывалая подруга. Бери ее, значит, за шкибарки и тащи в ЗАГС, а то она тебе голову годами морочить будет! Я-то ее знаю!
— Фи, — только и фыркает в ответ Вэл. — ЗАГС — это квинтэссенция вульгарности! На меня там панические атаки нападают, в первые пять минут! Вся эта совдепия, колонны, гипсовая лепнина. Как в склепе… Тебя будто хоронят заживо, а все на это смотрят и радуются!
Негромко выдыхаю — молодец, Вэл, не стал усугублять мое положение и свернул разговор, — пока в ответ на Наташкино: «Ну вы и впрямь парочка, Семён и Одарочка, теперь понимаю, на чем спелись!», он не выдаёт окончание своей пламенной речи:
— Мы с Полинкой устроим выездную церемонию. Где-нибудь на природе, в загородной усадьбе, шатёр в прованском стиле, посуда, мебель — то же самое… Дресс-код — коктейльные платья, оттенок — пастель, для мужчин — колониальный стиль. Жених — в пасторальном костюме а-ля буржуа из французской глубинки, невеста — в прованском платье. Полинка! Тебе нравятся прованские платья? — обращается он ко мне в гробовом молчании, повисшем в ответ на его эстетические разглагольствования. — А один хрен! Не нравятся, так понравятся. Я уже все продумал и вообще… — по лицу Вэла вижу, что он вошёл в роль и его несёт. — Я мужик! — громко объявляет он, хлопая для большей убедительности ладонью по столу. — Я так сказал!