Николай I Освободитель. Книга 7

Были идеи создать «Великую Армению», оторвав от Осман всю восточную часть полуострова Малая Азия. В тех регионах соотношение проживающих турок и армян перед войной было примерно поровну. Где-то было больше христиан, где-то мусульман, так что при определенном желании можно было сделать Армению по территории раза в 4–5 больше нежели она вышла в итоге.

Однако от этой идеи по здравому размышлению мы все же отказались. Во-первых, хотелось как можно скорее закончить войну, а за свои внутренние земли турки бы воевали буквально до конца. Учитывая горный рельеф полуострова, такой «тяни-толкай» мог реально затянуться на десятилетия, что было никому не нужно. Во-вторых, за эти два года турки, понимая к чему все идет, успели немалую часть армян выселить со своих земель — а где и просто вырезать, если быть честным — из-за чего процент христианского населения Турции уже после подписания мирного договора снизился до совсем незначительного. В-третьих, были сомнения в необходимости усиления Армении. В виде небольшого горного княжества, полностью ориентированного на Россию, оно было куда более предпочтительным нежели в виде серьезного игрока, который еще и на выход к берегу Черного моря мог бы претендовать, зачем это нам? Ну и в-четвертых, армяне сами не проявляли экспансионистского настроя и достаточно легко в итоге удовлетворились выделенным им куском земли.

Понятное дело Турция лишалась всех территорий в Европе и плюс к этому Россия оставила за собой куски побережья, примыкающие с азиатской стороны к Босфорскому и Дарданельскому проливам, а Греции отошла полоса земли по берегу Эгейского моря вместе с городом Смирна, населенная непосредственно греками.

Вернее, не совсем Греции. Тут — и это Горчаков предложил, показывая, что он вполне адекватно понимает «политику партии» — на островах Эгейского моря и землях Малой Азии было провозглашено как бы отдельное от Афин Анатолийское княжество со столицей в Смирне. Его корона так же в итоге досталась Михаилу I, но на условиях личной унии. Более того поскольку греки в войне себя показали достаточно сомнительно, а все эти земли были преподнесены им на русских штыках, между Россией, Грецией и Турцией было подписано трёхстороннее соглашение, по которому все стороны признавали Анатолийское княжество династическим владением Романовых. В случае свержения династии или ее пресечения на троне в Афинах, Анатолийским князем становился не другой греческий монарх, а глава рода Романовых, ну а в случае пресекновения всего императорского рода, эти территории должны были вообще отойти туркам.

Не факт, что такой вот предохранитель от всяких дурных мыслей в итоге сработает, все же земли этого Анатолийского княжества по большей части были населены теми же греками, и, если они уж очень захотят воссоединиться с «большой родиной», их хрен остановишь. С другой стороны — почему бы и нет, будет лишний рычаг давления на эллинов.

Плюс, — это если вернуться к условиям мирного договора с османами — туркам было запрещено иметь военные корабли в Черном и Мраморном морях. На фоне всего остального данный пункт выглядел совсем мелочью.

Таким образом после заключения 19 ноября Адрианопольского мирного договора, подписантами которого стали сразу двенадцать государств, в Европе война продолжилась только против Франции и двух ее германских сателлитов, собственного политического курса не имеющих.

(Границы на Ближнем Востоке по итогам Адрианапольского мирного договора 1838 года)

Очевидно, что суммарные силы «восточного» союза значительно превосходили армию Франции как качественно, так и количественно, однако особого желания лезть вглубь вражеской территории не имел ни я, ни пруссаки, ни венгры. Про новообразованные мелкие государства и говорить нечего.

Нам от Парижа ничего особо не было нужно и даже наоборот, имелось понимание необходимости отставить империю Бонапартов достаточно сильной, чтобы она могла служить противовесом немецким государствам с одной стороны и Англии — с другой. Призрак объединённой Германии все еще иногда заставлял меня просыпаться в холодном поту. Последнее время, правда, значительно реже.

У Пруссии же была куча своих проблем, связанных с восстановлением изрядно пострадавшей от оккупации столицы и перевариванием новоприсоединенных земель. В Пеште же и вовсе крайне обострилась — как только пропала явная внешняя угроза — внутриполитическая борьба за места в будущем Парламенте, и никаких внешних амбиций мадьяры пока не проявляли.

Пальчики не торопясь пробежали по обнаженной женской лопатке, прошлись вдоль позвоночника, спустились вниз к приятной мягкости молодой упругой попы. Кожа на прикосновение откликнулась мгновенно, тут же покрывшись мелкими пупырышками. Исследовав каждый сантиметр волнующих выпуклостей лежащей на животе женщины, рука двинулась дальше…

— Хи-хи, щекотно, — пробормотала Варвара и вместо того, чтобы отстраниться наоборот подвинулась ближе ко мне. Нелидова была младше меня на целых восемнадцать лет, и надо признать, что порой скрытый в ней бурный сексуальный темперамент виделся для моего сорокалетнего тела уже несколько чрезмерным. Впрочем, на этот раз она, как оказалась, была настроена решить несколько иные потребности. Не физического, а морального плана, — ты женишься на мне?

Вопрос, способный поставить в ступор любого мужчину от пятнадцати до семидесяти пяти лет. Нет, не могу сказать, что он стал для меня такой уж неожиданностью, женщины остаются женщинами что в девятнадцатом веке что в двадцать первом, и желание застолбить за собой мужчину у них прочно выбито на подкорке. Да и сам брак — какой по счету уже, учитывая две мои жизни — пугал далеко не так сильно, как когда-то, двести лет тому вперед.

Любил ли я Варвару? Скорее нет, чем да. За сто лет жизни в двух временах способность к бурным чувствам как-то незаметно потерялась по дороге. С другой стороны Нелидова была красива, скромна, не пыталась лезть в государственное управление или «торговать» влиянием. С ней было легко, комфортно и тепло на душе, в сексе опять же женщина показывала себя той еще затейницей. Что еще нужно мужчине, которого уже не накрывают юношеские гормоны и сопутствующее им желание бури в отношениях?

Собственно, дело было в первую очередь в реакции общества. Если на внебрачные любовные связи в эти времена смотрели достаточно просто, то вот к институту брака наоборот отношение было крайне серьезным. Впрочем, тут все было не так страшно. После событий последних двух лет лично мой авторитет в обществе, причем как среди простых людей, так и среди «думающей части населения», был настолько велик, что мне бы легко простили и не такое. Гораздо больше я волновался насчет того, как отнесутся мои дети к подобному пополнению семьи. Не хотелось бы вносить разлад в отношения с самыми близкими, и если за реакцию старших я был уверен, то вот младшие сыновья находились в том возрасте, когда на подобные жизненные повороты реакция может быть достаточно бурной.

Ну и полюс к этому вставал вопрос о наследных правах. Какой статус будет у жены, получит ли она права императрицы, а возможные дети — титул великих князей.

В общем, все было сложно…

— Давай сегодня куда-нибудь выберемся? Вместе? — Вместо ответа на главный вопрос предложил я «компромисс». О моих отношениях с Варварой Нелидовой в принципе при дворе все уже более-менее знали. Все же полтора года прошло после гибели Александры, странно было бы ожидать от не старого еще мужчины принятия целибата. Однако отношения эти были, так сказать, неофициальными, то есть мы не появлялись в обществе вместе, а на балах и других общественных мероприятиях — тем более что посещать их часто во время войны у меня просто не было возможности — мы хоть и проводили время вместе, но не как пара, а как просто симпатичные друг другу люди. В общем, максимально соблюдая приличия, и предложение выйти в свет вместе, в таком контексте, означало, некоторым образом, придание отношениям определенного официального статуса.

— Куда? — В голосе женщины была слышна заинтересованность.

— Не знаю, — я пожал плечами, вернее одним плечом — на другом я лежал. — Нужно узнать, что сейчас в театрах дают, а то я от культурной жизни вовсе отвык последнее время.

— Мне присылали приглашение на открытие художественной выставки Дмитриева-Мамонова. Сегодня в здании Художественной Академии.

— Дмитриева-Мамонова… — Я попытался достать откуда-то из глубин памяти хоть что-нибудь о художнике с такой фамилией, но не преуспел. Да и мало ли, как говориться, в Бразилии донов Педро? С другой стороны — какая разница в общем-то, тут же был важен сам факт выхода в свет. — Я не против. Собирайся!

Последнее слово я подкрепил звонким шлепком по упругой попке, за что тут же поплатился шутливым тычком под ребра, после чего Варвара подскочила с постели и побежала готовиться к выходу в свет. Дело это не быстрое, особенно в эти времена, поэтому я не торопясь откинулся на спину и задумчиво уставился в нависающий над кроватью балдахин. Нужно было хорошо обсудить все в первую очередь с детьми, объяснить им ситуацию, а уже потом думать о свадьбе…

До художественной Академии, находящейся на университетской набережной Васильевского острова, ехать было всего десять минут. Спасибо мосту через Неву, который резко улучшил транспортную доступность отдельных островов, из которых, собственно, и состояла столица. Наверное, только многочисленные столичные лодочники и прочие работники водного транспорта были не слишком довольны новинкой, остальные же жители быстро оценили сооружение и потребовали продолжения банкета. Так что сейчас в профильном министерстве рассматривалось сразу два десятка проектов новых мостов через Неву включая железнодорожный, необходимость которого так же была очевидна.