Николайо Андретти

Он закатывает глаза, но улыбка не сходит с его лица.

— Заткнись, поцелуй и сделай это лучше.

С удовольствием.

Я наклоняюсь вперед, мое дыхание сбивается, когда я двигаю своим телом в его сторону. Он удивляет меня, протягивая руку через меня и берясь за мою талию, поднимая и поворачивая мое тело так, что я оказываюсь на нем. Прижимаясь к нему все сильнее, пока он не застонал, я наклоняюсь вперед, чтобы поцеловать его, мои губы почти касаются его губ.

И тут в кинотеатр входит служащий, который обходит ряды в зале, хотя мы с Николайо здесь явно единственные. Я подавляю смех, когда смущенный подросток властно проходит мимо нас, не в силах избежать этого, учитывая наше место в ряду для инвалидов.

Уткнувшись лицом в шею Николайо, я жду, пока бедный ребенок уйдет, прежде чем позволить смеху вырваться за пределы моих губ.

Николайо смотрит на меня со смехом.

— Ты улыбаешься, а мне даже не пришлось с тобой танцевать.

И тут я понимаю, что не улыбалась и не смеялась так сильно уже… ну, никогда. У меня никогда не было возможности побыть ребенком. Меня бросили, а когда родители вернулись, меня заставили торговать наркотиками. А потом появилась Мина, и я научилась быть и сестрой, и матерью одновременно, и с тех пор не перестаю.

Но сейчас я чувствую себя на свой возраст. Я чувствую себя молодой и свободной, как будто возможности жизни безграничны, хотя я просто сижу в кресле в дешевом долларовом кинотеатре и почти не смотрю фильм, который идет на экране.

Черт возьми, я даже почти забываю, о чем идет речь, пока через несколько минут не загораются финальные титры и не начинает звучать песня "Красавица и чудовище". Я встаю, чтобы уйти, разочарованная тем, что мое пребывание в темноте с Николайо закончилось.

Но когда я направляюсь к выходу, Николайо хватает меня за руку и притягивает к себе.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, когда он начинает вести мое тело, покачивая его.

— Мы танцуем, Минка. Давай.

И я танцую, самая счастливая за последнее время, раскачиваясь под звуки Джона Ледженда и Арианы Гранде, а Николайо притягивает меня к себе и окунает в свои объятия, как опытный профессионал.

Я благодарна Николайо за то, что он не свернул в сторону убежища. Я беспокоилась, что это свидание закончится так скоро, но мне следовало бы знать. Подозреваю, что Николайо всегда будет превосходить мои ожидания.

Мои щеки раскраснелись, а мысли автоматически переключились на секс. Мне нужен его поцелуй, а не легкое прикосновение губ друг к другу перед тем, как он бросит меня без единого слова, хотя, черт возьми, в данный момент я бы и на это согласилась.

— О чем ты думаешь? — спрашивает он.

— О твоих губах на моих. Мои руки скользят вниз по твоим брюкам, обхватывая твой голый член. Твои пальцы на моей груди, щиплющие, дразнящие, дергающие мои затвердевшие соски, — честно отвечаю я.

Возможно, слишком честно, но что ж.

— Черт, — стонет он, останавливая машину, и на краткий миг я вздрагиваю от возбуждения, думая, что он собирается дать мне именно то, чего я хочу, но он этого не делает.

Вместо этого он отстегивает мой ремень безопасности, выходит из машины и открывает для меня дверь. Я хватаю его за руку и принимаю его помощь, когда он поднимает меня на капот машины. Передо мной — река Гудзон во всей ее вонючей красе.

Он ухмыляется, глядя на мой сморщенный нос, и говорит:

— В этом городе живет почти девять миллионов человек, и весь их мусор переправляют через реку, чтобы сжечь. Ветер все равно улавливает запах и переносит его обратно через реку, отсюда и вонь.

— Чудесно. — Я пошутила: — Итак, ты отвел меня на последние двадцать минут фильма в месте, которое больше угрожает безопасности, чем является кинотеатром, а теперь еще и вонючая река напротив мусорных отходов девяти миллионов человек. Это та часть ночи, когда ты разрубишь мое тело на части и бросишь куски в воду? — Я прислоняюсь к нему, когда он садится рядом со мной на капот своей машины. — Николайо Андретти, ты просто очарователен. Делай с моими конечностями что хочешь, но обещаешь ли ты сохранить в целости мою задницу? Она мне очень нравится.

— Смейся, но это мое любимое место во всем городе.

— Почему?

— Мы живем в городе с девятью миллионами других людей. Девять миллионов. И это не считая хреновой тонны туристов, которых Нью-Йорк также собирает. Иногда мне просто нужен перерыв. Чтобы напомнить себе, что я свободен. Что я не привязан к этому городу так, как мне иногда кажется. И здесь я один. Я сам себе хозяин. Я могу думать своими собственными мыслями, не замутненными множеством других людей.

— Тебе никогда не надоедало быть одному? Ты ведь жил один в том доме.

— Ну да, но это совсем другое дело.

— Как это?

— Там я в ловушке, а здесь меня нет. Я не уверен, что это можно объяснить по-другому.

— Мне здесь нравится, — решаю я.

— Даже если здесь воняет?

— Особенно потому, что воняет.

— Без вранья?

— Если бы это было не так, я думаю, здесь было бы больше людей, и тогда мне бы это очень не понравилось.

Он смеется.

— Ты — это что-то, ты знаешь это?

— Так говорит человек, который отправляется к гнилой реке, чтобы сбежать от девяти миллионов людей, которые его даже не знают. — Выражение моего лица меняется, когда я смотрю на город с нашей точки зрения. — Я понимаю, о чем ты, — тихо говорю я. — Здесь чувствуется свобода. Здесь достаточно далеко от города, чтобы я не чувствовала себя зажатой всеми своими обязанностями, и достаточно близко, чтобы я все еще чувствовала, что могу быть рядом с Миной, если я ей нужна. — Я поворачиваюсь к нему. — Спасибо, что отвез меня сюда.

Мы погружаемся в тишину, наслаждаясь шумом воды и бриза, прежде чем он спрашивает:

— Почему ты не ругаешься?

Я ругаюсь, когда речь идет о грязных словах, потому что их просто нечем заменить, но я подозреваю, что он имеет в виду не это, поэтому говорю:

— Я пообещала себе, что перестану, примерно тогда же, когда пообещала себе, что стану тем человеком, которым мне нужно быть, чтобы вернуть Мину.

Упоминание о том, что я золотоискательница, отрезвляет и стоит между нами, как слон в комнате. Я благодарна ему за то, что он не поднимает эту тему, потому что я пока не хочу сталкиваться с этой реальностью. Я не хочу копать золото, но мне все равно нужно это делать. Мине предстоит провести еще шесть лет в приемной семье, если я ничего не предприму.

Но сейчас я просто хочу насладиться моментом нормальной жизни с парнем, который мне очень, очень нравится. А он мне действительно нравится. Он сводит с ума, приводит в ярость, но в то же время он — все, чего я никогда не знала, что хочу. Разве это так плохо — вести его за собой? Он большой мальчик. Я уверена, что он справится с этим.

— Почему бы тебе не попробовать ругаться прямо сейчас? — спрашивает он.

— Это скользкая дорожка.

— Даже немного?

— Ты пытаешься развратить меня, Николайо?