Никто, кроме тебя

Когда я открыла глаза, он уже не целовал меня, а сидел, облокотившись на подушку.

Слово «прости» мы сказали хором.

А потом на меня лавиной обрушилось чувство вины, и так некстати на ум пришла фраза про крепость. Я была плохой крепостью. Совсем плохой. Крепостью, которая никак не хотела сдаваться.

– Прости, – снова произнесла я, чувствуя, как стыд дотла сжигает щёки.

– Это я виноват. Напугал тебя тогда.

– Просто, наверное, нужно больше времени. Я и сама не понимаю, почему так происходит. Но, если хочешь, уйду в свою комнату.

– Останься. – Он прижал меня к себе, и моя голова снова оказалась на его груди. – Я подожду, а ты просто дай знать, когда будешь готова.

Не зная, что ответить, я неуверенно кивнула, и тогда он взял меня за руку, и наши пальцы переплелись.

– Ты ведь не думаешь, что я брошу тебя после того, как всё случится?

– Нет. Конечно нет.

Фальшь в моём голосе сквозила за километр, но Роман не произнёс ни слова и минут через пять уснул. Я же ворочалась с боку на бок ещё полночи, а утром разрешила себе встать с кровати только, когда в замке повернулся его ключ. Больше всего я боялась, что он продолжит начатый разговор вечером.

* * *

Сегодня на занятия Вера пришла одной из первых. Она сидела в начале ряда и как будто ждала меня. Как обычно в любимом белом пуловере с длинными рукавами и вырезом на полгруди. «А глаза у неё красные, - подумала я, когда примостила между нами сумку.
– Плакала всю ночь или просто не выспалась?»

– Я не понравилась родителям Игоря, - будничным тоном произнесла она так, словно это ровным счётом ничего для неё не значило. И даже качнула головой. Три раза, что подтверждало только один факт. Для неё это значило всё.

– Почему?

Вера пожала плечами. Со вчерашнего дня в мочке её левого уха прибавилось на одну серёжку. Теперь их было ровно четыре.

– Его мама преподаёт сольфеджио в музыкальной школе, а папа кандидат каких-то там наук. Технических что ли. Они хотели, чтобы Игорь поступил в консерваторию.

– А он?

– А он байкер.

– Не грусти!
– Я потрепала Веру по плечу.
– Если первая встреча не удалась, это не значит, что они не примут тебя и потом тоже. Всё равно твой Игорь - молодец! С родителями познакомил, а это уже немало.

Вера усмехнулась.

– Ему пришлось. Они вернулись раньше времени. Должны были днём, а приехали рано утром и застали нас, как говорится, тёпленькими.

Что-то внутри меня оборвалось, и пенал, который я доставала из сумки, с треском выскользнул из рук на пол. А если однажды бабушка вот так же приедет ко мне? Без приглашения да ещё и в воскресенье. И откроет ей Роман. С голым торсом, как он теперь завёл привычку ходить по квартире.

Руки задрожали, и я схватилась за телефон, словно тот был самой необходимой вещью на свете, и напечатала бабушке:

«На майские праздники я приеду домой».

– Им бы понравилась такая, как ты, - продолжила Вера, когда я снова подняла на неё глаза.

– Это интересно какая?

– Правильная. Которая не пьёт, не курит, не гуляет, а целыми днями только и делает, что учится. От тебя они были бы в восторге. Руку на отсечение дам: мать Романа влюбится в тебя с первого взгляда.

«Влюбилась бы, если б я была лет на десять постарше».

– Представляешь, она ещё и сказать посмела, что это я его совратила. Словно до меня он был невинный как дитя.

Я перевела взгляд на входящую в двери преподавательницу.

– Всё обойдётся. Вот увидишь. Через несколько месяцев вы будете вспоминать сегодняшние ночь и утро со смехом.

Честно говоря, я не представляла, кого утешаю больше: себя или её.

* * *

Конец апреля выдался тёплым. Несмотря на утренние заморозки, днём солнце пекло немилосердно. Сегодня я даже сняла пальто и повесила его на руку, чтобы окончательно не вспотеть. Природа медленно из грязно-серого окрашивалась в сочно-зелёный. В проталинах, где не было асфальта, уже показалась молодая травка, а все деревья в округе покрылись толстыми клейкими почками. «Старый лист опадает для того, чтобы дать дорогу новому, – произнёс как-то раз Николай Андреевич, и этой весной я на собственном опыте проверила истинность сказанных слов. Несколько берёз возле нашей многоэтажки всю зиму простояли в жёлтой листве и расстались с ней только с приходом апреля. То, что не удалось сделать пронизывающим холодным ветрам, оказалось под силу ласково пригревающему солнцу и естественному ходу времени. Я была уверена, что наш любимый с Романом парк покроется свежей листвой ещё до конца праздников и, рассуждая на эту тему, едва не выпустила её из вида.

Стыдно признаться, но после того, как в мою жизнь ворвалась светлая полоса, я вообще на некоторое время забыла о её существовании и недавно, грешным делом, даже подумала, что она умерла. В магазине мы с ней больше не встречались, к мусорке она тоже не спускалась, а с того случая с кражей батончика уже прошло около трёх месяцев. Но она была жива. По-прежнему жива и стояла у дверей проклятой аптеки «Ромашка», прижав к животу большую эмалированную кружку.

Я хотела пройти мимо. И даже нарочно отвернула голову вправо. Но хватило меня всего на пару шагов, и, чертыхнувшись, я поднялась по ступенькам в «Ромашку».

Она выглядела всё так же. Сиреневый берет, бледное, словно высохшее лицо и жёлтый замызганный плащ.

– На что Вы собираете?

Её веки были опущены, и разомкнула она их только тогда, когда я потрясла её кружку.

– Мотилак.

Я знала, что такое «мотилак». Его принимал Николай Андреевич от болей в желудке, которые возникали от приёма других таблеток. И это заставило меня отказаться от дальнейших расспросов.

– Три упаковки мотилака, пожалуйста, - произнесла я, подойдя к прилавку, и приложила карту к терминалу.

За кассой стояла та самая, теперь уже рыжая аптекарша, но меня это не волновало ни капли. Схватив заветные таблетки, я отдала их женщине в сиреневом берете. Две сунула в карман плаща, третью к мелочи - в кружку.

– Возьмите и постарайтесь не болеть.

А потом её высохшие крючковатые пальцы сжали мои. Удивительно, но хватка, несмотря на комплекцию, болезни и возраст, у неё была железная.

– Бог тебя не забудет, девочка! Вот увидишь! Тебя не забудет…

* * *

На скулах у Романа заиграли желваки.

– Что ты сделала?

Я рассказала ему о случившемся ещё раз, а в конце добавила, выделяя голосом каждое слово: «Я купила ей три упаковки мотилака».

Он потёр глаза и, вытянув губы в узкую полоску, сел на диван.

– Мне не жалко этих денег. Это твоя стипендия, и ты можешь тратить её, как считаешь нужным, но, какова вероятность, что она не сдала эти лекарства обратно в аптеку, как только ты завернула за угол.

– Она не сдала.