Никто об этом не узнает

Пацаны смеялись над ней, но не зло. Просто не знали, как ещё реагировать. Девчонки утешали, шипели на пацанов, мечтательно вздыхали и фантазировали вслух о её будущей жизни.

— Ты только нас не забывай! — просили.

В тот день, когда за ней должен был приехать отец (накануне директрисе позвонили, и та торжественно передала счастливую весть), Алёна места себе не находила: с самого утра металась бесцельно, на часы то и дело смотрела, не могла усидеть и пяти минут. Не пошла на обед — вдруг именно в этот момент он приедет. Часов с двух не отлипала от окна.

Пацаны-идиоты потешались: «Передумал!». А она и сама этого панически боялась, потому что знала — не переживёт. Хотя переживёт, конечно, но весь вопрос — как.

Когда уж Алёна совсем отчаялась и теперь уже без всякой надежды взирала, глотая слёзы, сквозь оконное стекло на темнеющий двор, раздалось вдруг оглушительное и радостное, как залп фейерверка, как победный клич:

— Алёнка! Рубцова! Приехали! За тобой приехали!

Вытирая мокрые щёки рукавом, она припустила со всех ног на лестницу.

— Куда ты? А вещи!

От волнения она позабыла про сумки, которые собрала ещё вчера вечером. Ладно сумки, она едва не умчалась, ни с кем не попрощавшись. Хорошо, вовремя опомнилась.

Девчонки вызвались проводить, помочь с сумками, хотя сами явно сгорали от любопытства. Но в припаркованной чёрной машине, сразу видно — дорогой, хотя Алёна и не разбиралась в автомобилях, её ждал вовсе не отец, а незнакомый мужчина.

— А где…? — она растерялась.

Сказать «папа» язык не поворачивался, а называть его Дмитрием Николаевичем тоже не хотелось. Но мужчина понял и без уточнений.

— Дома ждёт, — ответил коротко и открыл багажник для сумок и пакетов.

Алёна слегка расстроилась — она-то ждала, что отец сам за ней приедет, сто раз в уме рисовала эту их встречу, мечтала, что и ему не терпится… А с другой стороны, он ведь такой занятой человек, столько у него важных дел. И вообще, водитель же сказал — дома ждёт. Вот что главное — ждёт…

Только тронулись, водитель сразу отзвонился, отчитался.

Значит, отец действительно её ждёт! Сердце лихорадочно забилось в предвкушении.

Алёне до сих пор никак не верилось, что у неё теперь будет настоящая семья, дом, отец и даже два брата — последнее она выяснила в интернете, и даже фотографии их нашла.

Один, помладше, чудо как хорош! Такой славный, милый. Ангелочек просто. Девчонки сразу подметили сходство между ним и Алёной. Глаза, сказали, у вас одинаковые.

А вот второй… он был совсем другой. Красивый, конечно, даже очень. Алёна таких красивых вживую и не встречала. Только в кино или в журналах. Правда, девчонки с уверенностью заявили, что его отфотошопили. Может, и так. Но ведь из Квазимодо Аполлона тоже не слепишь. А главное, даже не сама по себе его внешность так цепляла. Было в нём что-то невыразимое, западающее в душу. Может, взгляд? На всех фотографиях, даже там, где он улыбался, глаза его оставались полны острого, болезненного отчаяния и обречённости, но не глухой и мрачной, а какой-то сумасбродной, беспечно-фатальной. Откуда такое у парня, которому с детства всё дано на блюдечке? И на лице вон явственная печать дерзости, непримиримости, даже нет — стремления делать всё наперекор, невзирая ни на какие последствия. Такая вот адская, разрушительная смесь всегда либо притягивает, либо отталкивает, но не оставляет равнодушным, каким-то неведомым образом задевая за живое.

Девчонки вздыхали: «Красавчик! Познакомишь потом?».

Даже одна из воспитательниц, застав их за просмотром его инстаграма, сначала разворчалась, мол, хватит залипать у ноутбука, но потом и сама засмотрелась.

«На Джеймса Дина похож. Не знаете такого? Эх, молодёжь… Американский актёр, умер давно», — заявила со знанием дела.

Они же проверили, погуглили, нашли. Похож?! Да это практически одно лицо!

«Хорошо устроилась, Рубцова, — шутили девчонки, — отец — губернатор, брат — копия голливудского актёра».

Вот только с мачехой Алёна встречаться боялась. Понимала ведь, что та вряд ли ей рада.

«Ничего, — думала она. — Я буду послушной, буду помогать ей по дому: готовить, стирать, убирать, гладить. Я же всё умею…»

* * *

Дом отца её потряс до немоты. Алёна, конечно, догадывалась, что отец вряд ли ютится в скромной квартирке, но увидеть дворец, сияющий огнями, она никак не ожидала.

Отчего-то вдруг мучительно остро, до дрожи захотелось вернуться в детдом, только бы не подниматься по этой широкой мраморной лестнице, не переступать порог этого дома, рядом с которым она чувствовала себя чужой, ненужной, убогой. Но водитель, подхватив её сумки, повёл Алёну вперёд.

«Он мой родной отец. Он сам захотел, чтобы я приехала. Он меня ждёт», — внушала себе она, пытаясь, если не выглядеть уверенной, то хотя бы так уж явно не трястись от страха.

Вроде и полегчало, но как только водитель позвонил и в глубине дома прокатился колокольный перезвон, её накрыла новая волна паники. И возможно, она бы даже сбежала — был такой порыв, но вскоре щёлкнули замки, засовы и массивные двери распахнулись.

На пороге стояла женщина лет пятидесяти, уютно-пухлая, румяная, улыбчивая, в тёмно-синем платье и белоснежном переднике.

«Зря я её боялась, — выдохнула Алёна с облегчением. — Очень даже милая женщина. И такая приветливая. Но где же папа?».

— Проходите, проходите, вас уже заждались.

Водитель составил сумки в холле и, не говоря ни слова, вышел.

— Здравствуйте, Жанна Валерьевна, — улыбнулась Алёна, чувствуя себя неловко, несмотря на радушие и многообещающее «заждались».

— Ой, милочка, какая же я Жанна Валерьевна? — хохотнула женщина. — Я — Вера. Домработница. Есть ещё одна, Анька, ты с ней потом познакомишься. А хозяйка и Дмитрий Николаевич ждут вас в гостиной. Пойдёмте провожу.

«Лучше бы Вера была Жанной Валерьевной», — первое, что подумала Алёна, когдаувидела мачеху.

Эта Жанна Валерьевна была, может, и не слишком красива, но моложава и очень ухожена. И выглядела эффектно в атласной вишнёвого цвета блузке и бежевых прямых брюках со стрелками. Светлые, почти белые волосы гладко собраны в тугой валик. Взгляд серых глаз охолаживал так, что невольно хотелось поёжиться. Губы — тонкая прямая нить — нервно дёрнулись вверх. Вроде как улыбнулась.

А вот отец… отец сразил её моментально и бесповоротно. Она как увидела его, так её прямо захлестнуло. Веки защипало от подступивших слёз, подбородок задрожал, и пришлось даже закусить губу, чтобы не расплакаться.

На его лице вдруг отразилось смятение. Он растерянно оглянулся на жену, на сына, а потом шагнул к ней, неуверенно поднял правую руку. Алёна же неловко качнулась вперёд, а затем уткнулась ему в грудь носом. Вдохнула самый чудесный аромат на свете — только её папа мог так пахнуть, и всё-таки всплакнула. А потом ощутила, как его ладонь бережно легла ей на затылок, легонько погладила по волосам. Вот оно счастье…

Потом они все вместе пили чай, хотя не все. «Джеймса Дина» с ними почему-то не было и почему-то Алёна стеснялась спросить про него. И не только потому, что за столом царила напряжённая атмосфера. Отчего-то смущали её одни лишь мысли о нём. Может, потому что красивый такой? Поэтому она и робела?