Никто

Платон. – - Да что вы, Сергей Константинович, не стоит беспокойства! Я ведь так заехал, из чистого любопытства. Кстати, слыхали анекдот про Азефа? Нет? Я его только недавно услышал -- забавная штучка. Представьте объявление в газетах: "Вчера на Неве найден труп Азефа. Подозревают таинственное убийство". Следующее объявление: "Сегодня на Фонтанке найден второй труп Азефа. Подозревают таинственное самоубийство". Теперь третье объявление: "Только что на Мойке найден третий труп Азефа. Подозревают таинственное тройное самоубийство". И последнее: "Все три трупа к вечеру протрезвели и оказались мирными обывателями, справлявшими широкую масленицу". (Хохочет). Забавно, забавно!

Маковский (несколько растеряно).
– - Да-да, забавно.... Так вот тут мы работаем. Это мой кабинет, а там сидят сотрудники редакции, разбирают почту. Кстати, не видали в той комнате Валентина, он заканчивает статью в номер? Да и отцу вашему Иннокентию Федоровичу я намерен поставить отдельный стол, чтобы ему было место для работы, когда он бывает в редакции. Впрочем, он сам скоро будет.

Платон (перестав смеяться, обеспокоенно).
– - Отец?

Маковский.
– - Да, мы договорились о встрече.

Платон.– - Я, в общем-то, ненадолго заехал, простите моё любопытство!

Маковский.
– - Ну что вы, какие пустяки!

Платон.– - Скажите, у вас ведь вышло два номера журнала.

Маковский.– - Да, слушаю...

Платон.
– - Я хотел справиться по поводу гонорара Иннокентия Федоровича.

Маковский.
– - А вы собственно, какое касательство к этому имеете? Поймите, у меня нет намерений быть грубым, но денежный вопрос я обсуждаю только с авторами.

Платон.– - Я...меня... меня попросила справиться Дина Валентиновна.

Маковский.
– - Ах вот в чём дело! Признаться, я в большом затруднении. Я не знаю, как к этому отнесется ваш батюшка.

Открывается дверь, входит Анненский вместе с Ниной Петровной.

Сцена IV .

В кабинете Маковского.

Анненский (удивленно).
– - Платон? Вот не ожидал тебя здесь увидеть!

Платон.
– - Я воспользовался приглашением Сергея Константиновича, когда он был у вас в Царском, и ты читал стихи.

Маковский.
– - Иннокентий Федорович, Нина Петровна, рад вас видеть в редакции!

Анненский.
– - Здравствуйте, Сергей Константинович! Надеюсь, не отвлек от беседы? Вы так оживленно разговаривали.

Маковский. – - Нет, что вы, не изволите беспокоиться. Мы с Платоном Петровичем вели речь о талантах на Руси. Вот сейчас, незадолго до вас, я встречался с мамашей одного такого юноши, кстати, вашего выученика. Осип Мандельштам -- не помните такого?

Анненский.
– - Как же, как же! Он присылал мне поздравительную открытку, но не помню по какому случаю.

Маковский.
– - Талантливый юноша!

Нина.
– - Вы не представляете, какие удивительные, превосходные голоса встречаются. Я сейчас преподаю девочкам, даю частные уроки...

Платон.
– - Нина, не ожидал тебя увидеть, я полагал, ты в имении, под Смоленском.

Нина.
– - Ах, Платон, проводить все время в имении ужасно скучно, я бываю в Петербурге наездами.

Платон.
– - Ты где-то была вместе с Иннокентием Федоровичем?

Нина.– - Иннокентий Федорович пил у меня чай и читал стихи для нас -- у меня были Мухина и Васильева. Ты обеих, кажется, знаешь?

Платон.
– - Имел честь быть представленным.

Нина.
– - Так вот, Васильева пригласила Иннокентия Федоровича к себе на обед в понедельник, 30 ноября, если ты так интересуешься.

Платон.
– - Я не шпионю за отцом, что за глупые намеки!

Анненский.
– - Платон, Нина, оставьте этот вздор! (Маковскому). Я, собственно, зашел ненадолго и вот по какому делу. Теперь, когда недоразумение с Черубиной де Габриак разрешилось, полагаю, что можно вернуться к вопросу меня волнующему, я говорю об издании во втором номере моих пьес.

Маковский.– - Помилуйте, Иннокентий Федорович, вы всё знаете о Черубине?

Анненский.
– - Да, мне Валентин рассказал.

Нина.
– - Так вы знаете тайну Черубины? Боже, как интересно! Катя Мухина о ней все уши прожужжала. Ну, скажите, я вся сгораю от нетерпения, кто же это?

Маковский (не отвечая Нине).
– - Увы! Страшно стыдно перед вами, глубокоуважаемый Иннокентий Федорович, ужасно стыдно! Как я мог впасть в такое заблуждение? Где было моё чутьё, мой вкус? Помнится, вы были одним из немногих, кто сомневался в таланте этой, с позволения сказать, поэтессы.

Анненский.– - Значит, Сергей Константинович, вопрос решен в мою пользу и в журнале будут мои стихи. Я могу успокоиться?

Платон.
– - А сколько у вас платят за строчку?

Маковский (смущенно).
– - Понимаете Иннокентий Федорович, номер уже в наборе. Изменить решительно ничего нельзя. И потом... широкая публика еще не знает о мистификации, они жаждут прочитать стихи Черубины.

Анненский (рассеянно).
– - Да, пожалуй, вы правы. Даже мои близкие знакомые, почитатели моей музы, в восторге от её пьесок.

Нина.
– - Если вы обо мне, то, конечно, мне любопытно, но ваши стихи для меня не состоят ни в каком сравнении с её стихами.

Анненский.
– - Боюсь, милая Нина, что среди всех, кто интересуется Черубиной, вы составляете единственное исключение. Наверное, и Ольга Петровна ею пленилась?

Нина.– - А вы её разве не видели?

Анненский.
– - Нет. Она бывает у нас теперь редко, приезжает с детьми, не остается в доме.

Нина.
– - Зато вам спокойно! От них ведь столько беспокойства, я говорю о детях.

Анненский.
– - Конечно, вы правы!