Нищенка и миллионер

– Что-то я не поняла, - пропищала сестра Агафоклия, а сестра Евлампия недоуменно сказала:

– Тебе что жарко?

Жорж откашлялся и сказал, стараясь говорить своим мирским голосом, от которого он уже совсем отвык. Потому что днем с монахинями разговаривал высоким фальцетом, а по ночам с Марией - страстным шепотом. Он сказал:

– Это я виновата... то есть виноват...

Сестра Амалия громко фыркнула. Агафоклия покатилась со смеху. Остальные монахини тоже заулыбались. Они решили, что Тереза их разыгрывает, притворяясь мужчиной и выдавая себя за отца будущего Марииного ребенка. Жорж, и правда, так свыкся с ролью монашки, что даже без платка и клобука, все еще был похож на женщину - со своими накладными грудями и густыми волосами, рассыпавшимися по плечам. Одна Мария сидела, скрючившись, на ковре, втянув голову в плечи, белая, как полотно. На лице ее не было и тени улыбки.

– Сестра Тереза!
– строго приказала игуменья.
– Прекрати сейчас же паясничать. Монахини!
– постаралась как можно грознее крикнуть она, сама при этом едва сдерживая смех.
– Хватит смеяться! Нам тут не до шуток, и само дело это не шуточное!

Но Жорж тут почему-то разозлился.

– Так вы мне не верите!
– срывающимся басом прокричал он.
– Я вам покажу! Докажу!

Он засунул руки под одежду и стал вытягивать оттуда груди. Это было непросто сделать. Его ряса была Жоржу мала - Марии не удалось найти такого большого размера. Все же, благодаря отчаянным движения Жоржа, груди, смотанные из двух платков-клобуков, потихоньку вытягивались и наконец он их вытащил, торжествуя, из под юбки: два длинных помятых клобука, а грудь его под рясой стала совершенно плоской.

– Вот!
– торжествуя, сказал Жорж.

Улыбки медленно сползли с лиц монахинь. Глаза округлились от ужаса.

– Я никакая не сестра Тереза!
– с твердостью в голосе возвестил Жорж.
– Я - брат Терез. То есть тьфу! Брат Жорж!

В эту минуту вернулась Евгения, которая как раз закончила говорить по мобильному. Услыхав голос мужа и увидев его самого в таком странном виде, удивленно сказала:

– А ты... что здесь делаешь?

Но монахини не слыхали ее слов. Их опять словно подменило. Улыбки превратились в злобные оскалы. Разъяренный блеск засверкал в глазах их.

– Мужчина!
– вскинулись они.

– В нашей скромной обители - мужчина!

– Он осквернил!

– Очернил!!

– Запятнал!!!

– Замарал!!!!

– Запачкал!!!!!

– Загадил!!!!!!

Тут всем им вдруг припомнилось, в каком виде эта ложная сестра Тереза видела каждую из них, и монахини окончательно рассвирепели. Они кинулись на Жоржа и вцепились ему в волосы.

– Помогите!
– воскликнул миллионер.

– Я ему всю себя открыла!
– кричала Евлампия.
– Он плюнул мне в душу!

– Гад!
– кричала Фотида.

– Он залез ко мне в самую душу!

– А ко мне - в душ!

– Бесстыжее животное!

– Похотливец!

Одна Агафоклия не разозлилась.

– Подождите!
– пищала она своим тоненьким голоском.
– Тереза - мужчина? Дайте же посмотреть на нее! То есть на него! Я же никогда не видела мужчин.

Но ее голос тонул в бешеном реве разъяренных монахинь. Они дергали Жоржа за волосы, тянули за полы одежды, щипали, царапали. Некоторые пытались укусить.

– Сестры, чего мы ждем!
– вскричала сестра Бастардия.
– Вышвырнуть ее из обители!

– Правильно!
– озверело рявкнула Нимфодорра.
– Она недостойна носить одежду монахинь!

– Прочь!
– возопила Нунехия.
– Долой монашеское одеяние с нее!

Сестра Евлампия впилась в рукав Жоржевой мантии и с треском отодрала, едва не подавившись при этом жестким сукном. Другие сестры с визгом вцепились в одежду миллионера зубами, ногтями и пальцами и мигом разорвали ее в клочки. Тут они, и правда, смогли убедиться, что перед ними самый настоящий мужчина - высокий, красивый, широкоплечий. Каким сотворил его сам Господь-бог.

– Так вот они, значит, какие мужчины!
– прошептала Агафоклия.
– Ну, Бог! Теперь я вижу, что ты потрудился на славу, когда создавал Адама. Господи, какой же это полет...

Когда последняя рваная тряпка спала с Жоржа, а монахини, все-таки слегка шокированные открывшимся зрелищем, отпрянули назад, выпустив волосы миллионера, тот воспользовался их замешательством, чтобы броситься вон из залы. Но мать-игуменья, увидав быстро удаляющуюся фигуру мужчины, дошла уже до такого неистового градуса, что изрыгнула из своей груди истошный взвизг, который пропорол воздух и, казалось, самои древние стены всей Новодевичьей обители:

– Как завещал великий... Иисус! Как учит комму... тьфу ты! священное писание! Догнать! Гнать из монастыря в шею! Содом и Гоморра!

– Гнать и догнать! Содом и Гоморра!
– эхом отозвались монашенки и с криками ринулись за Жоржем.

– Не ходи, - остановила Евгения.
– Тебе нельзя, выкидыш будет. Он от них убежит, - заверила она беременную девушку.
– У него шестой разряд по бегу. В институте профессионально спортом занимался.

– Что мне теперь делать?
– взмолилась Мария.
– Подскажите! Вы такая опытная...

– Нам надо как можно быстрее скрыться, - сказала Евгения и набрала своего шофера.

А Жорж мчался по монастырским коридорам. Шестой разряд не подвел его. Освободясь от тесной монашеской одежды и от грудей, он точно обрел крылья и стал крылатым херувимом. Или Купидоном. Жорж летел сквозь монастырские залы, где на него то ли укоризненно, то ли завистливо глядели прибитые к стенам святые и сострадательно вздыхали, причмокивая, корчащиеся на кострах мученики. На всем ходу врезался он в огромную дверь, которая, распахнувшись, впустила его в просторную залу. На стене висело знаменитое полотно Иеронима Босха "Сад неземных наслаждений". Конечно же, не оригинал, а копия, выполненная специально по заказу Новодевичьего монастыря художником девятнадцатого века Рубиным.

Жоржу бросился в глаза злобный дьявол, вонзающий свой трезубец в нежную плоть юной грешницы. Мелькнула волосатая птица с глобусом на голове, которая пожирала какого-то нечестивца, заглатывая его широко раскрытым клювом. Миллионер в ужасе кинулся вон. В какое-то мгновение ему показалось, что гонка выиграна. Но монахини были не так-то просты. Часть их бросилась наперерез, и страшные фигуры в черных балахонах появились в конце коридора, вооруженные швабрами и метлами, которые они успели прихватить в дворницкой.

Тут Жоржу попалась на глаза мраморная статуя святого Себастьяна - голая, как и он, но утыканная стрелами, словно подушечка для иголок. Быстро отломав три стрелы, Жорж, замычав от натуги, столкнул статую вниз по лестнице. А сам принял позу святого, сунув одну стрелу под мышку, вторую зажав между ног, а третью придавив подбородком, как будто она застряла у него в шее. Прибежавшие монахини приняли Жоржа за Себастьяна и промчались мимо, а миллионер, побросав стрелы, перескочил через валяющегося святого и кинулся вниз по лестнице. Он быстро сбежал на первый этаж, в галерею, и перепрыгивая через веревочку, запрещающую вход туристам, успел заметить шокированные выражения на их лицах. Но извиняться было некогда. Едва не опрокинув попавшуюся на пути немку средних лет, миллионер выбежал во двор монастыря.