No Featherbed for Me
Шрифт:
– Я много чего говорил, - Нед приобнял ее за плечи и поцеловал в лоб, как часто делал, когда она была еще маленькой. – Из всех моих детей, я всегда волновался о тебе больше и меньше всех одновременно.
Несмотря на мрак, невидимым ореолом нависший над ней, Арья рассмеялась, ведь то же самое она чувствовала к Рэйнис.
– Хочу предупредить тебя: я собираюсь сделать кое-что настолько глупое, что гневу матери не будет конца, а Мейс Тирелл явно пожелает меня убить.
Глубокий смех Неда крайне удивил ее. Он поднялся на ноги, оперся на трость и усмехнулся еще раз.
– Семь мирных лет были большей
Поднимаясь вслед за ним, Арья признала:
– Это бывает крайне редко, если вообще бывает.
Он не спрашивал ее, что именно она собирается сделать, и не пытался остановить ее.
Арья никогда не любила Неда Старка больше, чем в тот день в богороще.
========== Часть 8.4 ==========
За неделю до отъезда придворных обратно в Королевские земли, Арья направилась к Эйгону, стараясь вспомнить ту молодую нахальную женщину, которая выпрашивала у синеволосого наемника уроки фехтования, которая отдала все, что у нее было, ради мужчины, которого знала несколько месяцев. Она обнаружила его в одной из комнат вместе с Визерисом, Дейенерис, Джоффри и Тиреллами, и, за исключением Дени и Эйгона, ее присутствие никого не порадовало.
– Мне нужно поговорить с тобой, - сказала Арья, глядя прямо на Эйгона и пытаясь сымитировать самообладание, как всегда делала Кейтилин Старк.
– Так не обращаются к королю, - отрезал Визерис, и его лицо скривилось от отвращения. Время не пощадило старшего Таргариена, и если раньше Арья и могла назвать его достаточно красивым, то сейчас он напоминал ощипанную птицу.
– Вас что, не учат манерам на Севере?
– Нет, нас здесь учат полезным вещам, - вновь обратившись к Эйгону, она повторила: - Мне нужно поговорить с тобой.
– Ты не можешь…
Арья повернулась к Визерису, и ее бесконечное презрение к дяде Эйгона разгорелось с новой силой, нарушив ее хрупкое спокойствие.
– Ты не будешь указывать мне, что я могу и не могу делать, особенно в моем доме.
Визерис открыл было рот, чтобы возразить, но Эйгон поднял руку, утихомирив его.. Арья увидела, как Джесса застыла, стоило Эйгону подняться, а ее рот скривился, и, когда она позвала его по имени, чтобы успокоить, Арья заметила в ее словах немалую долю раздражения. Впервые она задумалась, каким же на самом деле был брак Эйгона и Джессы Тирелл.
_____________________
Арья отвела его к небольшому алькову рядом с кабинетом мейстера Лювина, ее юбки шелестели, и она чувствовала его взгляд на линии своей обнаженной шеи. Сегодня она одевалась с особой тщательностью, сменив простое платье на одно из тех, что не носила со времен своего пребывания при дворе. Сегодня Арья Старк выглядела как королева, которой она однажды отказалась стать, и во взгляде Эйгона было что-то, что заставило ее беспокойно вздрогнуть, словно она снова была маленькой девочкой, которую отчитывала септа Мордейн.
– Что? – спросила Арья, приглаживая юбку. Она тосковала по штанам и туникам, которые перестала носить после рождения Брандона, пытаясь быть правильной матерью. Она никогда не чувствовала себя настолько уверенной в своем теле, чем одетая в мужскую одежду, но до сих пор Арья думала, что оставила это все далеко в прошлом.
– Ты была моей женой семь лет, и, мне кажется, за прошедшие несколько
месяцев я видел на тебе больше платьев, чем за все время нашего брака. – Арья постаралась не дрогнуть, когда он очертил ее ключицы кончиками пальцев. Из всех проблем, что были между ними, физическое влечение никогда не было одной из них. – Ты выглядишь, как кто-то другой.– Ты предпочитал меня в грязных штанах и разукрашенных жилетах?
– Я предпочитал тебя без всего, - с хитрой улыбкой возразил он, и Арья покачала головой, усмехнувшись, его смех успокоил ее.
Играюче толкнув его, она сказала:
– Я позвала тебя не для того, чтобы мы предавались воспоминаниям.
– Тогда зачем же?
– Это насчет твоего предложения.
Эйгон удивленно приподнял брови, и надежда читалась в его чертах.
– Ты принимаешь его?
– Я не могу быть десницей, - тихо заявила она, чтобы их не подслушали. – Меня не будут уважать, и, что хуже, не будут и тебя. Если Семь Королевств не поддерживали меня в качестве королевы, они уж точно будут против меня на должности десницы. Они будут говорить, что ты отдал королевства своей шлюхе.
– Ты не…
– Я знаю, что я не шлюха, - прервала она, - и я не нуждаюсь в том, чтобы ты напоминал мне об этом. В любом случае, после того, как я поговорила с детьми, я думаю, что ты прав – наши дети должны знать тебя, а ты должен знать их. Если ты хочешь, чтобы мы отправились на Юг с тобой, то мы так и сделаем, однако мы не останемся при дворе.
– И где же вы останетесь?
– В Драконьем камне, как ты и обещал когда-то. Он достаточно близко, но не настолько, чтобы из нашего возвращения сделали спектакль.
Он улыбнулся, мгновенно кивнув.
– Я сделаю все необходимые приготовления. Вы вернетесь с нами.
– Есть кое-что еще, - добавила Арья, и его лицо потемнело. – У меня есть условия.
Эйгон выжидающе посмотрел на нее.
– Ты снова сделаешь их Таргариенами, - начала она, пытаясь совладать с нервами. – Рэйнис, Эймон, Алисанна, они заслуживают того, чтобы им вернули их имя. Я не прошу тебя узаконить Брандона…
– Я сделаю это, - перебил он, смягчившись. – Он тоже заслуживает имя.
Сдержав эмоции, наполняющие ее, Арья продолжила:
– Эймон получит титул и земли, и ты обеспечишь Рэйнис и Алисанну приданым, когда они выйдут замуж. И они сами выберут, за кого выйдут, не будет никаких помолвок, заключенных без их ведома, - ее голос дрогнул. – Я хочу, чтобы они вышли замуж по любви.
Он подошел к ней, аккуратно смахнув единственную слезинку, скатившуюся по ее щеке.
– Я тоже этого хочу.
– И то, что я возвращаюсь ко двору, не значит, что я возвращаюсь в твою постель, - напомнила она, когда он сжал ее плечи и глубоко вздохнул. – Мы не можем вернуться назад.
– Я знаю, - ответил он, но его пальцы все еще прослеживали вырез ее платья, касались плеч и деликатной линии шеи. Когда он заключил ее лицо между своими ладонями и пригладит ее щеку большим пальцем, Эйгон вновь глубоко вздохнул, - но разве жизнь не стала бы лучше, если бы мы могли?
Поцелуй, который он даровал ей, был крайне целомудренным, однако заставил ее вздрогнуть сильнее, чем любой из самых страстных их поцелуев.
Сожаление ранило гораздо слабее, когда можно было его с кем-то разделить.