Ночь - царство кота
Шрифт:
— Лен, я тебе как мужик скажу, платье — не платье, прическа — не прическа, мужик на тебя как посмотрит, так сатанеет, голову совсем теряет. Я не знаю, как у вас, женщин, а мужик только о сексе и думает, для него любой объект с сиськами вызывает желание его, то есть объект, трахнуть. Он на прическу не смотрит, только на сиськи, прическа — это для женщин, и платье — для женщин, а мужику до платья дела нет, ему ноги подавай, и, пардон, откуда они растут.
— Темка, ты молодец, я знаю, но Гай Додано исключение в другую сторону — его только собственная персона интересует: как он выглядит, кто на него смотрит, достаточно ли красив. Ты — мужик, ты пришел бабу кадрить — так кадри, твою мать. Ты про мужиков, может, и правильно сказал,
— Ты, Лена, тоже, молодец, и, уж извини, ты решила использовать именно те мужские черты, какие нужно, то есть, кобелиную суть.
— Они мне сделали предложение…
— В смысле?
— Шай Дрор — директор второго канала, он дает мне договор на один сезон, то есть год, до следующего лета, он хочет привлечь русскую публику…
— Но у тебя же опыта нет.
— Обещали оплатить курсы, дать на стажировку к лучшим ведущим.
— А как же хирургия?
— Я не знаю, — сказала она сквозь навернувшиеся слезы.
— Лен, давай по глотку, — Артем разлил коньяк, — ты молодец, Лен, давай, за твои успехи…
— Тем, понимаешь, я как будто проснулась сейчас. Когда маму убили, и Толика, это такой шок был. Живешь себе нормально в Москве, учишься, радуешься, все хорошо, все впереди, и вдруг в одну секунду все рушится, выясняешь, что рядом с тобой есть совсем другой мир, Тема, звериный какой-то, там жизнь ничего не стоит. Ты с ним вдруг пересекаешься, и все, хочешь — не хочешь, а ты уже там, не вырваться. Тема, это так страшно! Ты даже не представляешь, что ты сейчас сказал — объект с сиськами, Темка, это же я! Из-за этих двух сисек, Темка, убили маму, звери! — Ленка вскочила и выбежала из комнаты.
Артем долил коньяк. Ленка, все еще всхлипывая, вернулась. На ее лице не осталось и следов макияжа. К щеке прилипла мокрая прядь.
— Знаешь, Темка, звери так себя не ведут. Вот все говорят «беспредел», а никто толком не знает, что такое «беспредел». Я попала в беспредел, Тем! И друзья Толика меня выдрали оттуда, с корнем выдрали, понимаешь, бандиты эти, они где угодно меня б в России достали, так они придумали Израиль. Я на Толика, Тема, не глядела даже, а он, говорят, влюбился по уши, он среди них самый отчаянный был, его должны были к Герою представить за операцию ту, потом паскуда какая-то уже после смерти на него намазала. Я ведь в тот момент не понимала ничего, а он мне тогда сказал: «Пусть попробуют тебя тронуть — убью!» И убил бы! Только его самого убили, подло так из-за угла, приставили пистолет к затылку — и все. Мне рассказывали, когда бандюгу этого привезли, там бой был отчаянный, так открыто его достать не смогли, в парадном из-за двери…
— Мда… — Артем сделал еще глоток.
— Тема, я попала тогда в Израиль в замороженном состоянии, я шесть лет не жила вообще, двигалась, как кукла механическая. Если б не вы с Катей… Внутрь ничего не доходило, сама не знаю, как язык выучила, как сестринский экзамен сдала. Помогли, конечно, по каким-то там каналам, я так понимаю. На все лучшие курсы сами направили, больница квартиру оплачивает. Тем, я ничего не видела вокруг, понимаешь, ничего не видела, не понимала ничего, что вокруг меня делается. Мужики все время крутились, за сиськами, а мне до того все равно было… Дала, конечно, думала, поможет. Попробуй трахнуть замороженную курицу — с таким же результатом можно было трахать меня.
— Да уж, — они молча выпили еще по глотку.
— Я врач, Тема, нам без оболочки нельзя. Врач без оболочки сгорает, как свечка, а я шесть лет жила в каком-то коконе. Меня в больнице, скотина одна!.. Достал! Тема, я не могу над людьми издеваться, а тем более над пациентом. Но эта, сволочь
озабоченная! Мы и решили… пошутить… вот и пошутили… По Рамбаму уже легенды ходят, если кто из администрации дознается, меня под суд могут отдать.— Так уж и под суд?
— Диплом точно отберут, хорошо хоть Бихман ничего не подозревает, будет страшно неудобно.
— Так ты из-за этого и решила больницу бросить.
— Не знаю, Тема…
— А что у тебя с этим светилой произошло, что он на тебя внимание обратил?
— А-а, слушай, смех такой. Бихман у нас бог и царь, заслуженно, конечно, экстра класса хирург, таких единицы. У него сверхъестественное чутье, а история тоже — анекдот. У нас в операционной лампочка перегорела, над столом, а никто не заметил. Бихман начинает операцию, сложную, большое шунтирование, а свет не тот, что он привык. Понимаешь, кровь была на какую-то долю оттенка темнее, чем обычно.
— И что?
— Для Бихмана этого было достаточно, чтобы понять, что насыщение кислородом не в порядке. Приборы для него не указ, если он начинает чуять осложнение — то ему на пути не попадайся, говорю тебе, в Израиле точно второго такого нет. А я возьми и ляпни про лампочку, случайно заметила. Так вот, Бихман подумал, что я наперед его про кровь просекла.
— Ни фига себе, теперь он тебя возненавидеть должен.
— Да нет же, Тем, наоборот! Где он, и где я. Понимаешь Тем, я же все-таки, хирург по образованию, я операцию читаю не как сестра, а как врач. У нас в Бурденко тоже классные ребята работали, такие штуки вытворяли, но здесь уровень неизмеримо выше, я и представить себе не могла. Бихман любит со мной работать, я в его темпе иду, не отстаю, как это обычно бывает. Обычно сестре говорят, что нужно подать, а пока она сообразит, да найдет, время и уходит. А я иду вместе с ним, он не должен мне ничего говорить, он подумал, и я подумала, он протягивает руку, и я протягиваю руку, и он получает то, что ему нужно. На открытом сердце — время дорого, иногда это жизнь, Тем.
Ленка в очередной раз нагнулась за коньяком, и Артем в очередной раз перестал дышать.
— Я оттаяла, Тема, — Лена посмотрела на него пристально, — ты даже не представляешь, как я тебе благодарна, вам с Катей, я до ручки дошла, в газету, дура, писала. Трудно поверить, что такие чудеса случаются, Тем, там, в Иерусалиме, когда мы поехали, женщина эта, она на меня лишь посмотрела, и все. Я вынырнула, Тем, вынырнула на поверхность, отпала какая-то оболочка. Говорят иногда — заново родился, а я в воскресенье заново родилась. Пойдем! — Ленка вскочила.
— Куда? — она дернула Артема за руку и поволокла его в спальню.
Она сильно толкнула его на кровать:
— Только не говори, что не хочешь, я не слепая, вижу! — она стянула платье и Артем окончательно потерял дар речи.
Ленка приподняла руками волосы и рассыпала их по лицу, по плечам, по груди. Артем не дышал. Видение было до того прекрасно, что походило на изумительный сон. Синий треугольник трусиков исчез, как его и не было. Старые шорты мгновенно стали Артему тесны. Ленка расстегнула их и, вместе с трусами, медленно потянула вниз.
— Сними майку, дурик.
У нее давно не было мужика, подумал Артем, он встретил сопротивление, и оба легкими толчками пытались найти удобную позицию. Ленка первая ее уловила и, убрав ненужную опору, одним резким, неожиданным для Артема движением бросила весь свой вес на его бедра. У обоих вырвался непроизвольный стон. Ленка застыла, откинув голову и несколько раз легко выдохнув. Она почувствовала толчок боли, но она скоро прошла. Она осторожно сделала пробное движение, потом еще одно, и Артем подстроился к ней. Теперь они медленно двигались в такт, и она ощущала, как по телу поднимается теплая волна, проступающая капельками пота. Она слегка увеличила темп и открыла глаза. Артем, почувствовав ее взгляд, сделал то же самое. Обняв руками ее бедра, он медленно двинулся вверх и охватил ладонями ее грудь.