Ночь - царство кота
Шрифт:
— Вы будете сидеть в здешней тюрьме, это похуже, чем в Израиле.
— Ничего, посижу, а может, по местным законам, я и не нарушила ничего.
— Ладно, госпожа Фридман, давайте по-хорошему: вы звоните мужу, только мы скажем вам, что ему сказать; после этого вы, вместе с нами, летите обратно в Израиль и отвечаете на все наши вопросы; никто вас не задерживает и не предъявляет обвинений. Идет?
— Идет, только где гарантии? И почему я должна говорить мужу то, что вы хотите?
— Госпожа Фридман, вы хотите, чтобы ваш муж не волновался, и мы хотим, чтобы ваш муж не волновался. Но мы еще хотим с вами поговорить, а это может занять время, поэтому, мы хотим, чтобы
— И что вы хотите, чтобы я сказала?
Офицер посольства взял листок бумаги и написал несколько строк:
— Вот это…
— Ладно, подойдет… — Катерина, с трудом разбирая почерк, прочитала записку.
Ей протянули телефон.
— Так что все-таки с самолетом?
— Этого мы вам сказать не можем.
— Вы не можете сказать, долетел самолет или нет?
— Нет.
— Ну, знаете, тогда сдайте меня милиции.
— Госпожа Фридман, позвоните мужу, без всяких условий, а потом мы поговорим.
Катерина посмотрела на него пристально.
— Звоните, звоните… Только, уговор, говорить по записке.
— Темка, это я, привет, извини, что раньше не позвонила, просто не было всей информации, у них был overbooking, ну я и согласилась, а теперь они предлагают рейс через Будапешт и connection через сутки и с гостиницей full board в самом центре, так что я согласилась, а boarding уже идет, и надо в темпе, ну пока, как там Мишка, ты ему купил для школы, ну все, бежать уже надо.
— Вот и молодец! — Катерина вспомнила, что этот тип из посольства понимает по-русски.
— А что дальше?
— Примерно через час нас всех заберет израильский самолет. И мы предлагаем вам присоединиться. Мест достаточно.
— Но если я не хочу?
— Ваше право… Только если вы хотите попасть в Израиль до вечера воскресенья, вам стоит принять наше предложение.
Катерине жутко захотелось домой. Была всего только пятница, и мысль о том, что придется еще двое суток провести в этой стране, вызвала приступ тошноты. Хотелось забыть обо всех страхах и приключениях, чтобы все уже закончилось, забраться под одеяло, ну, конечно, какое в августе одеяло, но хоть под простынку, обнять Темку и уткнуться в родное плечо, забыть все, что было, ведь есть еще неделя отпуска, поехать куда-нибудь подальше, вместе с Мишкой, и зачем ее только потащило в эту Москву. А эти ребята из безопасности, они все гораздо моложе ее, но как они переполнены собственной значимостью, ведь даже простой вопрос о самолете остался без ответа. Козлы надутые. Черт, а без них еще два дня домой не попадешь. Катерина решилась:
— Я согласна.
— Ну, хорошо!
Офицер безопасности легонько сжал ее плечо и удалился в дальний конец комнаты. Ей сказали, что она может собрать свои вещи обратно в чемодан. Вокруг как бы образовался вакуум. Катерина сосредоточенно укладывала многочисленные посылки и конверты, и никого не интересовало их содержимое, явно вступившее в противоречие с законом. Атмосфера в комнате царила довольно тяжелая. Уложив вещи, Катерина принялась рассматривать ребят, рассевшихся по углам. Народу было довольно много: почти никто не разговаривал, многие прикорнули на столах, закрыв глаза, другие сидели, задумавшись, охватив голову руками. Пришло на ум, что что-то все-таки произошло. Сонное царство разметали энергичные молодые люди, наводнившие зальчик, с ходу подхватившие ее чемоданы, и помчавшиеся вон. Самолет был армейский транспортник, защитного цвета, со знаками Израильской армии, с сиденьями вдоль боков и огромным, не характерным для знакомых Катерине самолетов, пространством посередине.
Катерину
усадили в кресло, привязали ремнем, не по бедрам, как в обычном самолете, а через плечо. Соседями оказались неприятные типы, молчаливо сидевшие держа ладони на коленях, и глядевшие исподлобья. Когда взлетный рев постепенно затих, соседи подали признаки жизни. Они отстегнулись, достали планшеты, и уставились на Катерину с двух сторон. Типы один за другим принялись задавать дурацкие вопросы, и ей стало страшно неудобно, не было никакой возможности для нормального разговора. Если она пыталась разговаривать с одним, другой непременно оказывался на уровне ее затылка, и тут же задавал очередной вопрос. Попытка ответа вызывала очередной вопрос первого собеседника, и поворот на сто восемьдесят градусов, что оставляло второго сверлить ее затылок. Вопросы были из той же серии, как при посадке в самолет: где живете, сколько времени в Израиле, где семья, кто семья, кто остался в России?Терпения Катерине хватило минуты на полторы, после чего она завопила, что в чемодане у нее бомба, и что она взорвет их всех к такой-то матери, если ее сейчас же не оставят в покое. Вопросы продолжались, несмотря на упорное ее молчание, ее спрашивали: почему она не взяла сына, почему она поменяла вылет с тридцатого на двадцать третье, почему она отказалась лететь сегодня, двадцать третьего, почему она явилась в посольство и кричала про бомбу в самолете. Здесь Катерина вставила вопрос: «А что, была бомба?» На вопрос не ответили, но мельком переглянулись.
На противоположной стороне салона сидел Ронен и имел бледный вид, в полном смысле этого слова. Офицеру посольства тоже приходилось не сладко, судя по красному цвету его лица. Катерина показательно молчала.
— Знаете, госпожа Фридман, лучше бы вам было остаться в России.
— Это почему?
— Потому что в Израиле, если вы не будете отвечать на вопросы, вас арестуют.
— За что?
— Ну не арестуют, а задержат в административном порядке на несколько дней, или недель, как получится.
— Ну, хорошо, я буду отвечать на все вопросы, только с одним условием.
— Какое?
— Вы сядете с одной стороны, я не собираюсь мотать головой вправо-влево.
Один из собеседников пересел, и они оба оказались слева.
— Вы работаете в банке?
— Да.
— Ваш муж работает на Хайфском нефтезаводе?
— Да.
— Сколько вы получаете?
— Не ваше дело.
— Не грубите, еще как наше дело!
— Нет, не ваше!
— Сколько получает ваш муж?
— Тоже не ваше дело.
— Вы помогаете родственникам в Москве?
— Не ваше дело.
— Вы довольны вашей жизнью в Израиле?
— Да.
— Какие праздники вы празднуете?
— Новый Год, Восьмое Марта, Первое Мая… День Парижской Коммуны…
— Это не праздники.
— Рождество, Сильвестр, Ханука, Рамадан, Идельфитер… Четвертого Июля… Пасха… День Благодарения…
— Почему вы отказались лететь?
— Не хотела лететь с арабами в одном самолете.
— У вас были причины?
— А что, это преступление?
— И, все-таки, что послужило причиной?
— Мои дурацкие предрассудки.
— Катер-рина! Давайте откровенно.
— Я откровенно заявляю, что мои предрассудки лететь с арабами в одном самолете подвигнули меня поменять билет.
— У вас есть долги?
— Кроме ссуды за квартиру, нет.
— Много?
— Не помню.
— Приблизительно.
— Тысяч сто — сто двадцать, а что?
— Это не много. — Когда дело зашло о квартире, у шабакника проскочила человеческая нотка. — Откуда вы знаете Татьяну Черноус?