Ночь, когда она умерла
Шрифт:
Я допил вино и снова наполнил свой бокал.
— По правде говоря, нет.
— До сих пор переживаешь травму?
— У меня нет никакой травмы, Рэне.
Она подняла указательный палец.
— Еще как есть! Ванесса бы подтвердила.
Это уж точно — Ванесса бы подтвердила много вещей, подумал я.
— Может быть. Но это не та травма, о которой ты думаешь.
— О, да брось. Ты ведь не думаешь, что я тебя не понимаю? Как бы ты ни делал вид, что все хорошо, я знаю, как обстоят дела. Иначе бы ты уже давно женился, а не менял бы женщин каждую неделю. Тебе
— Детишки? — переспросил я — чуть более презрительно, чем следовало.
Рэне нахмурилась.
— Ты разве не хочешь детишек? Ты покупал бы своей жене абрикосы, груши, ананасы и какие-нибудь странные вещи, вы вместе смотрели бы снимки УЗИ, а потом ты стал бы счастливым папочкой.
Я отставил бокал.
— Давай не будем о детишках, Рэне. Хорошо?
— Хорошо. А что случилось?
— Как-нибудь я тебе расскажу.
— Эй, эй! — Она потрепала меня по руке. — Что значит «как-нибудь я тебе расскажу»? Расскажи сейчас!
Я убрал руку.
— У Диты, как ты помнишь, не могло быть детей. Но у нее получилось забеременеть, что она успешно от меня скрыла, а потом сделала аборт и сказала, что, вероятно, это был не мой ребенок. А потом я узнал, что он был моим.
Рэне задумчиво потерла пальцами щеку.
— Я не знала. Извини.
— Я сам об этом узнал только недавно. Но это было неприятный сюрприз.
— Конечно. — Она сделала паузу. — Ты до сих пор зовешь ее «Дита».
— Да. По привычке.
Она подвинула к себе блюдо с сыром.
— Тебе, наверное, это говорили тысячу раз, но надо отпустить прошлое для того, чтобы настоящее смогло войти в твою жизнь.
— Я знаю. Но от этого мне не легче. Эта женщина была рядом со мной, когда после смерти Беатрис рухнул мой мир, и я вряд ли пережил бы это в одиночку. Если бы не она, я бы не решился написать еще одну диссертацию. Она была рядом со мной, когда я узнал, что у меня рак, и она поддерживала меня, как могла. А потом… — Я развел руками. — А потом все в одну секунду рухнуло к чертям. Ты ведь не думаешь, что люди просто вырывают такие вещи из души и идут дальше, радуясь жизни? Да, я меняю женщин каждую неделю, но, если бы у меня не было этих женщин, я бы уже сошел с ума.
Рэне вздохнула.
— Ну, что я могу тебе сказать. В очередной раз упомянуть о том, что ты любишь упиваться собственным горем?
— Может, и так. Но я уже большой мальчик. Мой характер не изменится.
— Ох, братец. Ты большой дурень, вот что я тебе скажу. Иногда я жалею о том, что я тогда не забеременела, и что ты на мне не женился. Тогда мы оба избежали бы многих ошибок.
В тот момент я как раз снова наполнял бокал Рэне. Я рассмеялся, и моя рука вздрогнула. Рэне ловко подхватила бокал, не давая ему упасть.
— Ты жалеешь о том, что тогда не забеременела?
— Иногда у меня бывали подобные мысли. У нас родился бы прекрасный мальчик с моими каштановыми волосами и твоими синими глазами. А, может, и девочка. И они бы танцевали, как и ты. И учились бы на юристов. А, может, и на врачей, кто знает?
Я поставил перед ней бокал.
— Надеюсь,
твой муж не будет ревновать, если ты передашь ему детали нашего разговора.— Не думаю. Он не захочет со мной ссориться. Его интересую не только я, но и мои деньги.
— Он вообще в курсе этой истории?
Рэне улыбнулась.
— Он не ревнив, конечно, но мне кажется, что ему не понравятся такие пикантные подробности моего прошлого. Кроме того, он и так тебя… недолюбливает.
— Почему?
— Долго рассказывать. Если в общем — папа успел наговорить ему кучу гадостей про тебя. Он рассказал ему, что мама и твой отец не были женаты, что они никогда не любили друг друга, а маме просто захотелось ребенка от немецкого миллиардера… в общем, все в таком духе. Папа сказал Демиану, что рожденное вне брака дитя — это уже маленький грешник в квадрате. Хотя бы потому, что таких детей нельзя крестить. А потом сказал: ты же понимаешь, Демиан, какое из этого ребенка выросло существо, особенно если учесть, что его покойный отец любил пошалить.
Я открыл портсигар и достал сигарету.
— Как на это реагировала мама?
— Она, слава Богу, этого не слышала. Конечно, она была правоверной христианкой, но за такие речи вполне могла бы выгнать папу взашей.
— Это уж точно. Когда мама злилась, она была похожа на фурию. Я боялся к ней подходить.
Рэне в очередной раз крутанулась на табурете.
— Послушай, я голодна. Давай закажем пиццу?
— Давай, — согласился я. — Ты не ешь лук, я не ем грибы, а помимо этого можно заказывать какие угодно добавки, я прав?
— Только не забудь что-нибудь мясное.
Афина, до этого дремавшая на ковре рядом со столом, взобралась на свободный табурет, и, поставив передние лапы на стол, изо всех сил постаралась изобразить заинтересованность темой нашего разговора.
— Похоже, кто-то тоже хочет есть? — спросила у нее Рэне, почесав кошку за ухом.
— Вовсе нет, — ответил я. — Кто-то недавно поужинал, а ветеринар прописал кое-кому диету.
— Твой злой хозяин морит тебя голодом?
Я и опомниться не успел, как два кусочка рокфора, которые Рэне взяла с блюда, были проглочены Афиной. После этого кошка взобралась на стол и, подойдя к моей гостье, потерлась о ее руки, намекая на то, что неплохо было бы получить добавку.
— Ох, негодяйка, — покачал я головой.
Рэне обмакнула очередной кусочек сыра в остатки вина в своем бокале. Афина долго обнюхивала угощение, но все же уничтожила и его, а потом уселась на скатерть и принялась умываться.
— Такая же страшная чистюля, как ты, — констатировала Рэне.
— Да, только сидеть на столе я ей запрещаю.
Афина, услышав мой голос, на секунду прекратила свое занятие, после чего продолжила умываться. Рэне от души расхохоталась.
— Похоже, она не в курсе. Ну что, ты заказываешь? Или у нас с тобой тоже диета?
Я взял телефон и открыл лежавший на столе справочник.
— Пока я ищу номер, подумай о том, какие ты хочешь добавки.
Рэне не ответила, и я решил, что она размышляет. Через несколько секунд я поднял голову и увидел, что она неотрывно смотрит на что-то за моей спиной.